А если бы?..

      Прошло около недели. За это время все мысли нациста были о его любви. Он придумал чуть ли не сотый план по покорению его сердца. Но немец ждал. Ждал, когда Совет восстановится, ведь ему не хотелось убивать свою прелесть. Каждый день для Рейха казался серым и невзрачным. Не было той радости победы или счастья…       И вот… Стоя около окна, соединив руки в замок за спиной, немец рассматривал дождь. На самом деле, нацист любил пасмурную погоду. Он ассоциировал её с чем-то романтичным… Но о какой романтике можно было говорить, если он уже несколько лет не может добиться руки своей прелести… В дверь постучали. Наци даже смотреть в сторону входа не стал. Он просто ждал что же будет дальше. В конечном итоге дверь открылась, а в кабинет вошла маленькая низкая девушка.       — Alles ist fertig. Er ist gesund (Всё готово. Он здоров), — на ломаном немецком сказала женщина, прижимая руки у груди. Она боялась нациста и прекрасна знала, что он может…       — Danke(Спасибо) — произнес Рейх, покидая кабинет. Девушка поплелась за ним, ведь делать-то ей особо нечего было…       Войдя в медпункт, немец долго оглядывался, пытаясь отыскать коммуниста. Девушка снова подошла к нему, дернув за рукав и показав в сторону одной из кушеток. На ней лежал человек, с головой накрытый белым покрывалом. Сначала Рейх испугался за жизнь социалиста, но всё же решился подойти к нему.       Подходя к кушетке и снимая покрывало, он облегчённо вздохнул. Хоть русский и был бледен как смерть, а губы его были синие из-за холода и малокровия, он был жив. Проведя руками по его волосам наци слабо, но искренне улыбнулся. Этот монстр тоже умел улыбаться…       — Bring ihn in mein Büro (Приведите его ко мне в кабинет), — рыкнул нацист, быстро покидая помещение. Медсестра лишь слабо кивнула и пошла к солдатам. Через несколько минут Совет уже сидел в кабинете Рейха. По приказу нациста солдаты удалились, оставив их наедине.       И вот, ходя из стороны в сторону, немец заботливо рассматривал русского. Не вытерпев, он сорвал с него рубашку, оставив социалиста в одних штанах, и прижимаясь к его телу. Такое теплое…       Но ему этого было мало. Поэтому, осторожно подхватив русского на руки, наци положил его на кровать, а сам уселся рядом. Он рассматривал руки коммуниста, грудь, ключицы, шею, на которой всё ещё красовался укус, плечи, со слабыми отметинами после недавних пыток. Но лицо всегда завораживало Рейха. Эти губы… Он несколько раз притрагивался к ним пальцами, а иногда и губами, ощущая тепло. Но глаза… Как же Рейх хотел их увидеть. Только вот русский был без сознания, что бы не делал немец. Ну, а что… Для наци это был не повод для уныния. Поэтому он просто уселся на грудь коммунисту, прощупывая мышцы и порезы. Ему не хотелось калечить свою прелесть, но у него не было выбора.       Сколько он так рассматривал русского не понятно, но заметив злобный взгляд, не смог сдержать ухмылки.       — Наша принцесса проснулась? — сладко протянул он, поглаживая плечи Совета.       — Что ты хочешь от меня, — шипел и вырывался Союз. Что бы там не придумал Рейх, на себе ему это чувствовать не хотелось…       — Если будешь слушаться, то больно не будет, — также сладко пропел наци, съезжая на бедра социалисту и слабо ерзая на них.       — Слезь с меня, извращенец! Я все равно ничего не скажу тебе!.. — кричал коммунист, но Рейх заткнул его поцелуем.       — Да как ты не хочешь понять меня! — облизываясь и водя пальцем по груди Совета, лепетал немец. Русский же не собирался сдаваться, поэтому начал вертеться, чем сильно раззадорил наци.       — Неприятно? — не унимался Рейх.       — Не волнуйся, тебе понравится… — нежно прошептал нацист, облизывая грудь Совета. Иногда он переходил на соски, сжимая их пальцами или слабо посасывая. Видимо, это нравилось Рейху, ведь он всеми силами старался доставить любимому удовольствие. Только вот второго это не устраивало. Мало того, что социалист был против мужеложства, так ещё это делали именно с ним. Чтобы хоть как-то отсрочить ситуацию, русский всячески дергался, бил немца по спине и что-то кричал. В конце концов наци это надоело, поэтому он просто снял ремень со своих штанов и связал им руки коммуниста над его головой. После он снова припал к его губам, временами покусывая.       Оторвавшись от столь желанных уст, Рейх посмотрел на Совета. Зацелованные и чуть приоткрытые губы, учащенное дыхание, мокрые глаза и несколько слезинок на щеках. Эта картина радовала глаз нацисту. И вот, слабо усмехнувшись, немец тихо спросил:       — Что же ты плачешь, дурачок? Неужели не нравится? — также игриво сказал немец, целуя ключицы и шею Совета. Ну, а кому было бы приятно в такой ситуации? Когда тебя пытаются отыметь, а ты ничего не можешь сделать. Да и раненая спина давала о себе знать, тянущей болью отвечая на любое прикосновение.       Вскоре русскому надоело это терпеть, и он, что было силы ударил немца в живот. Тот слабо заскулил, сжимая простынь руками и зажмуриваясь. Это был конец для Совета. И по взгляду национал-социалиста Союз это понял. Рейх вгрызся в шею Совета, снова оставляя не хилый укус. За тем он сорвал штаны с коммуниста вместе с бельем любуясь оголенным телом. На все протесты и тихие стоны абонента немец давно наплевал. Сейчас его волновало только тело русского. Он желал этого несколько лет и так просто не упустит этой возможности…       Расстегивая собственные брюки и закидывая ноги русского себе на плечи, Рейх столкнулся с жалобным взглядом Совета. Но немец не собирался останавливаться и одним быстрым движением вошёл в Совета наполовину. Не в силах терпеть это Союз закричал, прижимаясь к телу наци и царапая его спину.       — Ты мог меня растянуть, придурок! — кричал он, срывая и без того хриплый голос.       — Это наказание, любимый, — усмехнулся Рейх, прокусывая губу русскому.       Немец не собирался жалеть русского, поэтому сразу перешёл на быстрый темп, ломая свою игрушку. Кабинет наполнится вскриками, стонами боли и пошлыми шлепками. Совету было больно, и как бы он не старался сдерживать это чувство, молчать у него не выходило. Но нацисту это не нравилось… Он хотел больше боли, поэтому начал кусать русского за плечи и грудь, вбиваясь в слабое тело как можно быстрее и глубже. Он будто бы сознательно обходил простату коммуниста, царапая его грудь. И если ему это нравилось, то социалисту это было не по нраву…       — Прошу тебя, стой! — заливаясь слезами и криками, умолял коммунист.       — Ни за что! Я так долго желал этого! — промурлыкал наци, целуя социалиста в губы. Этот поцелуй не мог снять всю боль, но нацисту он приносил эстетическое удовольствие.       Вскоре ему это надоело и быстро перевернув русского на живот, он продолжил мучать податливое тело. Сам же коммунист кричал и извивался, ведь в него впервые что-то вошло, да ещё и такое большое. Скорее всего Рейх порвал Совета… Да и небольшое пятно крови под ними говорило об этом.       — Пожалуйста остановись… — уже шептал русский, ведь голос был давно сорван, да и сил на крик не осталось. Немец же сделал всё в точности наоборот, входя ещё глубже и жестче, разрывая мужчину изнутри. Ну и где всё то удовольствие, о котором постоянно твердят?! Коммунист не чувствовал это… Его буквально трясло, а ноги уже не могли сдержать тело. По глазам предательски текли слезы, а из приоткрытых губ слетали стоны перемешанные с хрипами. На большее он был не способен. Рейх же наоборот, наслаждался этим, слабо порыкивая и с каждой минутой ускоряя темп и царапая спину Союза. Второй лишь слабо постанывал, стараясь быть как можно тише, чтобы не раззадоривать врага. Правда это не всегда выходило…       — Где твои солдаты? — ехидно спрашивая и прикусывая мочку уха говорил нацист. Ответом было лишь молчание.       — Где вы храните пленных? — не унимался он.       — Ещё чтобы я хоть что-то сказал тебе… — тихо прохрипел русский, задыхаясь собственными слезами и стонами.       — Ты не сможешь молчать долго, милый. По крайней мере, я заставлю тебя говорить, — сладко пропел Рейх, войдя до упора и изливаясь в Совета. Тот лишь вскрикнул, обессиленно падая на кровать.       Рейх усмехнулся, развязывая социалисту руки, и застёгивая этот ремень на брюках. После он накинул остальную одежду и вышел из кабинета. Совет же потирал больные запястья. Он так сильно истер руки во время сопротивлений, что на них красовались гематомы. После он прикоснулся к шее, прощупывая один из укусов. Русский просто пялился на дверь, не в силах сделать что-либо. Ему было больно… Больно от осознания того, что эта тварь сделала с ним. Но ведь нацист когда-то был не таким. Они в детстве постоянно были вместе… Когда же он успел таким стать?       Русский оперся спиной на подушки, постепенно принимая позу «сидя». Правда поясницу и живот сильно тянуло… Под ним было огромное кровяное пятно, а по щекам текли слезы. Так это и есть «любовь»?       И вот, прижав ноги к груди, и обняв колени, коммунист думал о своем будущем. На данный момент всё и правда зависело от желаний Рейха, но Союз не хотел сдаваться. Он всё сидел и думал, как же там его дети… Как товарищи и родные… Как Китай и Великобритания? Что с ними и увидит ли он их когда-то.       Сколько прошло времени, не понятно, но за окном уже стемнело. Русскому было страшно… Страшно, что Рейх снова повторит всё это… Хотя кто бы сомневался. Внезапно шаги послышались рядом с дверью. Совет надеялся, что это какой-нибудь солдат, что он ничего не сделает ему, да и близко к комнате не подойдёт. Но по закону подлости, это оказался сам Рейх.       Он с безумной улыбкой зашел в кабинет, закрывая его на ключ и прямо в форме заползая на кровать. Коммунист сжался, прижимая ноги как можно сильнее к телу, но Рейха это не остановило.       — Ждал меня, любимый, — промурлыкал немец, хватая ноги социалиста и разводя их в стороны.       — У меня был тяжелый день. Дай мне расслабится! — сладко тянул наци, закручивая ноги коммуниста вокруг своей талии.       — Нет! — кричал русский, всячески отпихивая нациста и дергая ногами.       — Тебе не хватило того, что было сегодня утром?! — со злостью прошипел национал-социалист, сжимая щиколотку Совета до такой степени, что вся стопа посинела.       — Я обещаю, что больно не будет, — уже спокойнее отозвался немец, целуя русского в грудь. Но разумеется подобные фразы не могли кого-либо успокоить, поэтому русский стал сопротивляться лишь сильнее.       — Ты сам это выбрал, — опаляя горячим дыханием шею коммуниста, сказал нацист, быстро входя в мужчину. Хоть проход и был проработан после утреннего веселья, сильная боль осталась… Он делал это быстро, не давая социалисту отдыхать, заставляя его и без того больное горло кричать. Вскоре он и вовсе навалился на русского, прижимая его же ноги к телу, тем самым перекрывая доступ к кислороду.       — Мне тяжело, придурок… — шипел Совет в перемешку со стонами и криками… Рейх снял белоснежную перчатку с руки и ударил ею коммуниста по лицу. Союза это не устроило, поэтому он тоже решил не оставаться в долгу, царапая и буквально разрывая на куски спину немца. Но тому видимо было всё равно, ведь он даже не отреагировал на это.       Через какое-то время все мучения были закончены. Русский ушел в себя, не реагируя на слова… Видимо он был в обмороке из-за всего этого, а Рейх просто лежал рядом, прижимая тушку к себе.       — Ты такой теплый, Совет, — прошептал нацист, касаясь губами губ врага.       Но долго они не прообнимались, ведь наци решил, что пора бы отмыть мученика. Он вышел из кабинета в поисках постового. Найдя его, быстро приказал привести пленного и комнату в нормальное состояние. Солдат был удивлен, но после визга Рейха, поспешил исполнить приказ.       Сам же наци решил пока прогуляться, ведь сидеть на одном месте ему не хотелось. Он шел по улице, смотря как люди готовятся ко сну, как в окнах мигает свет. И вот он ходил по улице, смотря в ночное небо, и тихо говорил что-то под нос.       Прошло примерно полчаса, а может и час. Нацист собирался возвращаться. Быстро дойдя до штаба, Рейх сразу пошел в свой кабинет. Всё было убрано, только вот его прелести там не было. Это жутко разозлило нациста, поэтому он быстро пошёл к солдатам, ведь времени было предостаточно. После он отправился в медпункт, ведь по словам подчиненных, Совет находился именно там.       Зайдя в помещение он увидел ту же девушку доктора, которая старательно и аккуратно завязывать бинт на руках Союза.       — Für eine lange Zeit (Долго ещё)? — рыкнул нацист, стоя в дверях.       –Nein (Нет)… — тихо сказала женщина. Её руки тряслись, но она продолжала завязывать бинт.       Когда процедура была закончена, Рейх буквально оттолкнул её от кушетки, взяв свое чудо и удалился. А бедная врачиха сидела на полу, прижав руки к груди и смотря фюреру вслед.       Дойдя до своего кабинета, Рейх ногой толкнул дверь (ведь руки были заняты), подошел к кровати, осторожно положив на неё коммуниста и лёг рядом.       — Теперь нам ничего не помешает, Union (Союз).