****
После разговора на стадионе, Шистад изредка мелькал в коридорах, иногда прижимая к стене очередную дурочку. Я решаю игнорировать его существование, ибо взаимодействия с этим идиотом мне совершенно не симпатизируют. Ева тоже о нем ни разу не обмолвилась, что безмерно радует: она больше думает о том, какую дичь устроила ей его девушка и ее подружки, а еще о расставании с Юнасом, которого она хочет вернуть, но получается… Не очень. То, что Мун — идиотка, я высказала прямым текстом, и она даже согласилась. Вот, что я люблю в Еве, так это ее умение признавать свои косяки. Сижу в столовой напротив окна, за которым светит солнышко, старательно, о чем говорит высунутый язык, что-то вывожу карандашом в скетчбуке. Какая-то простая зарисовка: бушующие волны океана. Не замечаю людей вокруг, а нетронутый кофе совсем остыл. Все течет мимо, как будто я во временном пузыре, который отделяет меня от окружающей жизни. Такое происходит практически всегда, когда меня затягивает рисунок, а, точнее, процесс его создания. В этот момент нельзя отвлекаться, потому что когда ты в трансе, рука сама выводит правильные линии, штрихи или мазки. Но стоит этому прерваться, как она будто забывает, как вообще держать карандаш. И, конечно же, в традициях этого мира, кто-нибудь обязательно захочет со мной пообщаться, у Вильбек появится непреодолимое желание почитать мне нотации, Еве позвонит Вильде, требуя точных ответов, а Шистад внезапно вспомнит о моем существовании. Придурок. Кристофер усаживается напротив. Намеренно кряхтит, пыхтит, щелкает пальцами и громко вздыхает. Решив, что игнор — лучше решение этой не понимающей слов «я не хочу с тобой общаться» проблемы, я стараюсь максимально не слышать эти его звуки для привлечения внимания. Интересно, а это заимствовано у животных, когда им охота с кем-нибудь спариться? Ибо я не могу найти другое объяснение действиям в стиле: «посмотри, какой я охеренный и клевый, ты только глянь кого ты упускаешь». Отчаянно надеюсь, что ему надоест наблюдать мое равнодушие, и он свалит искать себе другую самочку. Его терпение, видимо, достигло пика, потому что он вырывает скетчбук из моих рук со словами: «Господи, я вижу, как ты исподлобья смотришь на мои ноги, и я не уйду.» — Идиот, отдай! — шиплю, наклоняясь вперед, но этот откидывается на спинку скамьи и начинает листать рисунки с лицом а-ля: «Оу, все не так плохо, как я думал». Его брови изогнуты и он как бы одобрительно слегка кивает, немного выпячивая губы. Я же, как истинный художник, невольно засмотриваюсь на красивые, даже идеальные, черты лица, но одергиваю себя: он придурок и его личико не окупает скотское поведение. Чтобы не привлекать лишнего внимания, тихо, но твердо произношу: «Мама не учила тебя, что брать чужие вещи без разрешения крайне невоспитанно? Отдай мне мои рисунки». Не будь тут так много народу, я бы сказала это громче, но сплетни распространяются со скорость света, и уже завтра на каждом углу будут верещать о том, что Шистад спустился до невидимки Ольсен, а она, естественно, уже раздвинула перед ним ноги. Кристофер лишь поднимает на меня свои глаза, в которых полнейший пофигизм, а затем принимается дальше беззаботно разглядывать мои творения. Меня очень раздражает, что мою личную вещь крутит в руках абсолютно левый парень, делая это так, будто это его собственность. Так хочется схватить его за шевелюру и парочку раз приложить к столу, но, к сожалению, у нас разные весовые категории. — Если поцелуешь, то отдам, — вдруг абсолютно спокойно произносит он. Внутри просто задыхаюсь от такой наглости. Он всерьез решил, что я, как и все его подружайки, ссущие кипятком, когда его видят? Только я знаю, что за игру он ведет, и да, мой милый, ты проиграешь. Смотрю на него, а затем отвожу взгляд в сторону и игриво прикусываю губу. Подключаю все свои актерские умения, изображая дуру, будто бы раздумывающую над его словами. Усмехаюсь и встаю со скамейки, проводя пальцами по столу, медленно скольжу в его сторону, пока он внимательно за мной следит с довольной ухмылкой. К тому моменту, когда я обхожу стол и приближаюсь к нему, он убирает скетчбук, а я, сохраняя игривое выражение лица, усаживаюсь к нему на колени. Слежу за своими пальцами, скользящими по его плечам, и, на удивление самой себе, подмечаю, какой приятный у него парфюм. Боже, Сонья, до чего, мать твою, ты докатилась? Подняв глаза, встречаюсь с его взглядом, в радужках которых плескается осознание победы. Скачу взглядом с его глаз на губы, будто бы решаясь. Поддавшись вперед, замечаю, что он даже приоткрывает губы, из-за чего на моих появляется усмешка, но ловко уклонившись, я хрипло шепчу в самое ухо: «А, знаешь, оставь себе». Резко встаю с его колен с видом своего превосходства. Желаю гордо свалить в закат, но он хватает меня за запястье, также вставая со своего места. — Пожалуй, я откажусь от такого подарка, — Крис вкладывает скетчбук в мою руку, — хотя это я все-таки возьму, — двумя пальцами парень подхватывает листок, торчащий среди страниц, и убирает его в карман, направляясь в неизвестном направлении. Одарив его спину взглядом полным презрения, начинаю запихивать все в рюкзак, гадая какой рисунок он у меня спер.****
Если скажут, что я долбанутая на всю голову — соглашусь. Но, уж простите, ходить пешком просто охренеть как скучно и неудобно. Вообще, я не очень то люблю комплекс, где находится наша квартира, но, кажется, я его просто недооценивала. На стене дома, где находится квартира, попасть в которую я не могу вот уже который день, растет плющ. Заботливые бабульки заказали для него специальную железную решетку, приваренную к стене. Думаю, меня она выдержит. Я не такая уж и тяжелая, но от тех эклеров все-таки стоило придержаться… Ладно. Если уж полечу на землю, то попробую насладиться ее энергией. Впитаю, так сказать, в себя ее силу. Если не помру, конечно. Складываю руки на талии, задумчиво рассматривая железные прутья под плющем. Ползу взглядом выше, добираясь до окна в нашу гостиную, и хмыкаю, наклоняя голову. Второй этаж. Кажется, не так уж высоко. Кажется. — Ты в дерьме, Ольсен, — шепчу под нос и хватаюсь руками за решетку. Ногами взбираюсь по ней, как по лестнице, и чувствую, как замирает сердце, когда ветер шатает эти прутья, и я качаюсь из стороны в сторону вместе с ним. И почему я не подумала о том, сколько этой решетке лет? — В дерьме. В полнейшем, Соня, — вновь поднимаю ногу и с отвращением морщусь, рассматривая свои грязные кроссовки, почти по щиколотку утонувшие в грязи, когда я стояла перед домом. — В дерьме. В дерьме. В дерьме. В дерьме, — продолжаю с придыханием повторять это раз за разом, поднимаясь все выше. Украсть скейт из собственной квартиры. Умно. Учитывая то, что Вильбек каждый божий день именно в это время принимает душ (чокнутая перфекционистка), а это занимает у нее, как минимум, час, то кража возможна, но… Все равно… — В дерьме. В дерьме. В дерь… — Какого черта ты вытворяешь, Соня? — знакомый мужской голос, полный насмешки, за спиной. Замираю. Вот теперь точно в дерьме. С сарказмом улыбаюсь и оборачиваюсь, держась лишь одной рукой за решетку. — Ганс, дорогой! Как же я рада видеть тебя, любимый! Высокий парень крепкого телосложения складывает руки на груди и разглядывает меня смеющимися зелеными глазами. Усмехается, опираясь на свою крутую машину, и вопросительно приподнимает брови. — Сладкая, ты меня пугаешь, — он еле сдерживается от того, чтобы засмеяться, — я, конечно, знал, что ты у меня немного не в себе, но чтобы так… Ганс — парень Вильбек. Он мне нравится: простой, веселый и, что главное, считающий меня хорошей девчонкой, а значит… — Ты ждешь эту шизанутую? — щурюсь, поправляя очки, и внимательно смотрю на него. Ганс все же хихикает, кивая. Вероятно, собираются на какое-то свидание. А так как меня нет дома, то вполне возможно, что романтический вечер продолжится у нас дома. Противно то как, Господи. — Да, сестра шизанутой, я жду Вильбек. — Окей, — киваю сама себе, не веря в свою удачу, — прекрасно, — стараюсь как можно быстрее слезть вниз. Плюнув на грязь, в которой тонут кроссовки, почти бегу к нему и, не успев отдышаться, торопливо говорю: — Мне нужно, чтобы ты зашел в квартиру и вынес мой скейт. Сейчас, милый. — Малышка, это же твой дом, — он указывает на окно, в которое я недавно пыталась залезть, — почему не возьмешь сама? — Шизанутая выгнала меня, — пожимаю плечами и аккуратно поправляю его кожаную куртку на груди. Ганс приподнимает брови. — Опять? Иронично хмыкаю. — Ну так что? — смотрю прямо в его добрые глаза. — Поможешь мне, зайчик? Парень пару секунд смотрит на меня, медленно моргая, пока я нетерпеливо кусаю губы и молюсь всем богам, чтобы он мне помог. — Хорошо, — он слегка улыбается, а я уже почти облегченно выдыхаю, — но ты пообещаешь больше не называть мою девушку шизанутой. — Камон! — закатываю глаза, раздраженно ударяя его по груди. — Она же чокнутая! Ганс слегка посмеивается, начиная уходить в сторону дома, и на секунду оборачивается, чтобы сказать: — Я все еще не верю, что вы сестры! Кстати. — И не говори Вильбек, что я здесь! — вдруг вспоминаю. — А то она опять будет ревновать тебя, сладкий! Насмешливо улыбаюсь, опираясь бедром о капот машины. Да, любой человек подумает, что шизанутые здесь мы, а не Вильбек. Он — парень моей сестры, а мы так спокойно называем друг друга: «сладкий», «милая», «малышка» и так далее. Однако, в этом и есть вся суть: такие обращения используются как шутка, но это выводит сестрицу из себя. Я наслаждаюсь тем, как злится Вильбек, а Гансу просто нравятся странные шутки, к тому же, каждый раз, когда девушка злится на него, то примирения обычно выходят особенно жаркими. Придурки. Вообще-то, Ганс — хороший парень. Правда. Но выбор сделал совсем неправильный. Вильбек — не пара ему. Она спит со своим боссом за его спиной, и я не раз становилась свидетелем того, как эти двое почти совокуплялись у меня на глазах. Я даже не понимаю, почему сестрица до сих пор с Гансом. Казалось бы, именно ей наскучит весь такой правильный и скучный, как для нее, парень, но… Она странная. Складываю руки на груди и опускаю голову. Хмурюсь, медленно постукивая ногой. Я даже не помню момент, когда вдруг перестала чувствовать в ней свою защиту, близкого человека. Такое ощущение, будто мы всю жизнь были как кошка с собакой. Это плохо? Наверное. Я не знаю. Я не знаю, как, вообще, должны вести себя нормальные сестры. Черт, меня это никогда и не задевало. Так какого хрена я вдруг забиваю себе голову этими мыслями сейчас? — Сладкая, твое желание выполнено, — резко поднимаю голову, слыша веселый голос Ганса. Он уверенно идет мне навстречу, неся в руках скейт. С облегчением вздыхаю. — Ты же мой маленький, — сюсюкаюсь как с ребенком, забирая родной скейт из рук парня. Я его купила, когда мне было тринадцать. До сих пор не расставалась с ним на на такой долгий срок. И, господи, как же я рада вернуть его обратно. — А мою просьбу выполнишь? — поднимаю глаза к лицу Гана и тут же принимаю свой обычный вид: холодный взгляд, слегка приподнятая бровь, напряженные скулы. — Она шизанутая, — отрезаю, — и я не могу не говорить правду, дорогой. — Ганс, зачем ты заход… Мы оба резко вскидываем головы, глядя на выглядывающая из окна Вильбек с влажными волосами. Она внимательно смотрит на нас, замирая на секунду, после чего я и без очков, наверное, смогла бы увидеть, как ее глаза почернели от злости. — Какого черта? — шипит сквозь зубы, но я все слышу. Вильбек пропадает из окна, а я моментально ставлю скейт на землю и уже почти отталкиваюсь, когда Ганс хватает меня за руку. Ненавижу чужие прикосновения. Тут же пытаюсь вырваться, но эта скала с невинным видом смотрит мне в глаза. — Может, вы уже перестанете сбегать друг от друга? — он поджимает губы, продолжая удерживать меня. А я резко дергаюсь, но безрезультатно, одновременно шепча с гневом: — Отпусти меня, Ганс! Не лезь не в свое чертово дело! — Вы же сестры, — как-то отчаянно бросает он, оборачиваясь, ведь из дома выскакивает Вильбек. Она уже одета в какое-то платьице и пальто, но волосы все еще мокрые. Девушка быстрым шагом приближается к нам и с чувством тыкает в меня пальцем: — На кого ты, черт возьми, похожа? — она с отвращением рассматривает мой испачканный после недавней попытки попасть в квартиру спортивный костюм, полные грязи кроссовки. Поднимает взгляд к глазам, но отвращение в нем никуда не исчезает. Вильбек молчит, внимательно вглядываясь мне прямо в душу, словно устроила для нас поединок в переглядки. Только она не знает, что я обязательно выиграю. — Мне кажется, пора прекращать это, Вильбек, — голос у Ганса становится каким-то странным, не похожим на его обычный: то ли более серьезным, то ли отчужденным. Он отпускает меня, и я тут же прижимаю к себе руку, как обоженную. Хмуро смотрю на сестру, мечтая о том, чтобы скорее смыться отсюда, но что-то не отпускает меня, заставляет стоять и… Ждать ответа. Что Вильбек скажет? — Ты подумала о том, где и где она будет жить? Мне впервые интересно, что она ответит. — Думаю, живет у одной из ее шлюховатых подруг, — отвечает железным тоном, продолжая пристально смотреть на меня. — Они, может, и шлюховатые, но до тебя им ох, как далеко, — произношу я голосом пропитанным сарказмом, слегка покачивая головой. Вильбек мгновенно напрягается. Стреляет глазами в сторону ничего не понимающего Ганса. Дорогая сестренка, ты наверное думаешь, что я такая же сучка, как ты, но нет: в мои планы не входит разбивать сердце Гансу — это ты сделаешь сама. Резко разворачиваюсь, ставлю ногу на скейт и отталкиваюсь от земли, плюнув на то, что грязные кроссовки испачкают мой единственный транспорт. Молчу. Хмуро смотрю вперед, слыша позади крики Вильбек, затем голос Ганса. Но мне… Нет, блять, не плевать, но я заглушу это в себе. С чего бы это я стала волноваться о том, что думает обо мне Вильбек?****
Мое любимое животное — сова. Хотя, это птица, но суть не в этом. Меня завораживают эти взмахи длинных крыльев, огромные, глубокие глаза на выкате, но больше всего мне нравится возможность поворота головы на 360 градусов. Я люблю сов, поражаюсь их внимательности и быстроте реакции, но больше всего мой разум шокируют эти круговые движение головы. Кажется, обладай я такой возможностью, то очередная история с Кристофером не стала бы еще одним кошмаром в моей жизни. Я стою с Евой и попиваю кофе из пластиковых стаканчиков. Незаменимый латте греет руки, разговор по душам с подругой согревает что-то внутри. Пока сзади на меня не налетает сбегающий по лестнице Шистад. Он, кажется, шутливо игрался со своими друзьями, раз те спешили вслед, но его угораздило врезаться в мою хрупкую спину, с которой недавно сошли синяки после тех приключений на вечеринке, отчего кофе из моих рук вылетает и врезается прямо в стену напротив. Большое пятно расползается по светлой стене, руки трясутся от злости, а рот шокировано открывается. Если бы я умела поворачивать голову на 360 градусов, то сейчас бы не смотрела на этого самодовольного идиота, который разглядывает пятно и ухмылялся. А школа выставит счет за порчу имущества, блять. Поддаваться порывам чувств — уж точно не в стиле Соньи Ольсен. — Неужели твои глаза видят только задницы и сиськи? Остальное что, покрывается пленкой и ты ничего не замечаешь, придурок? — холодный, строгий голос звучит прежде, чем я поворачиваюсь к нему и, нахмурившись, вглядываюсь в веселые глаза и легкую улыбку. Он, засунув руки в карманы, закусывает нижнюю губу и осматривает пятно на стене, после чего вновь смотрит на мое хмурое лицо. Кажется, то, что сейчас произошло, еще больше его позабавило. — Следуя твоей логике, мои инстинкты направили меня к вашим, хм, и, видимо, не зря, сталкерши, — с улыбкой Крис обводит меня и Еву взглядом с ног до головы. Я с железным выражением лица поднимаю бровь. — Если бы был конкурс «Самый худший пикапер», то ты бы в нем победил, — говорю я, но в мыслях я уже тыкаю его носом в эту стену со словами: «Фу, плохой Крис, так нельзя, будь хорошим мальчиком, а не то судьба наградит тебя хламидиями… или уже?». Меня от моих размышлений, которым я улыбаюсь, отвлекает самодовольный тон: — Видишь ли, моя репутация говорит об обратном, — он подходит ко мне вплотную, смотря сверху вниз, — у меня специализация: «Совращение невинных овечек», — последние слова он игриво шепчет в самое ухо, обжигая его дыханием. Больной придурок. — Твоя специализация пользоваться глупыми дурочками, непонимающими, что для тебя они все — одноразовое развлечение, — я резко делаю шаг назад. Ева незаметно для всех кладет руку на мою поясницу, безмолвно прося прекратить и не заходить еще дальше, но я зла: то ли из-за того, что теперь сестрице придется выплачивать деньги за порчу стены, или за то, что этот безмозглый Кристофер на каждое мое слово находит ответ, иногда, правда, туповатый, хотя не иногда, а всегда. Парень приподнимает бровь, точно как я ранее, и с усмешкой произносит: — Тебя так задевает, что ты не на их месте? — он склоняет голову в бок, словно победитель, но нетушки, дорогой: последнее слово всегда за мной. — Ты, конечно, прости, но перспектива подцепить какую-нибудь дрянь мне абсолютно не улыбается, — невинно хлопаю глазами, слыша восхищенные вздохи и свисты друзей Кристофера за его же спиной. — Оу, дорогая, не переживай, я использую защиту, — он проводит пальцем по щеке, что меня передергивает. Этот идиот еще и трогает меня. Сдерживая порыв вырвать ему руку, буравлю его взглядом. — Не знала, что долбиебизм передается половым путем, — говорю с отвращением, отступая на шаг назад. Решив, что диалог себя исчерпал, хватаю Еву за руку и тяну в сторону кабинетов. Я уж ожидала, что он ответит какой-нибудь колкостью, но он подозрительно молчит. Гордо задрав свою головушку, я двигаюсь в сторону кабинета. — Сонья, может не стоит начинать с ним войну? Он же придурок! — Ева семенит следом, разглядывая свои ботинки. — Камон, бейби, он просто смазливый мальчишка. Там ума то как у ракушки, — встряхиваю головой и с легкой улыбкой смотрю на хихикающую Еву. На уроке норвежского я пытаюсь не думать о произошедшем. Меня до дикости раздражают выходки Шистада, но взрываться и показывать бурлящие эмоции точно не буду. Под конец урока меня вызывают к директору. Мысленно проклиная этого кривоногого идиота и готовясь к порции нотаций от старшей сестрицы, я иду в кабинет для разборок. Благо, директриса — женщина адекватная: выслушав рассказ своей ученицы, она вызывает «этого несносного мальчишку». Мне ни капельки не хочется видеть Кристофера, но стену испортила я по его вине, значит, пусть вносит часть средств. Шистад входит в кабинет не спеша, кошачьей походкой. А этот говнюк умеет быть самой галантность, если ему нужно и… признает свою вину? Какого черта? По лицу женщины видно, что она сама этого не ожидала. Я уже готовлюсь к баталии, чтобы заставить его выплатить половину средств, но все идет не по плану. — Итак, я думаю, что вдвоем вам будет веселее закрашивать это пятно, — улыбается женщина. — Что?! — одновременно восклицаем мы. — Я подумала, что платить не обязательно. У нас осталась краска, вам нужно только закрасить, — директриса набирает чей то номер и просит принести краску и кисточки. Я уже жалею о решении привлечения Шистада к ответственности. Красить с ним — божья кара, но и одной пахать желания нет. Взглянув на него, ожидаемо натыкаюсь на самодовольное лицо и ухмылку. Выражение его лица просто кричит: «Ну что, Ольсен, повеселимся? Точнее я буду веселиться, а ты страдать!» Я буквально слышу смех сатаны. — Ну, ты идешь? — он окликает меня, пока мною перебирались в голове варианты, как отделаться от него. На его вопрос я только киваю и прощаюсь с директрисой. — До свидания, — говорит он, закрывая за собой дверь. — Слу-у-ушай, — тут же тяну я, шагая вслед за парнем, — у меня к тебе сделка, — не дожидаясь его реакции, продолжаю: — Ты мне даешь, скажем, 2000 крон и я сама все закрашиваю, — уже готовлюь пахать в гордом одиночестве, но этому, видимо, не случится. Парень резко останавливается и поворачивается ко мне лицом, коварно улыбаясь. — Ну, нет, раз уж из-за меня ты, такая неуклюжая, пролила кофе, то я обязан тебе помочь и проследить, чтобы ты не перевернула банку с краской, — он опять идет по коридору, а я шагаю следом, думая о том, что можно было бы технично свалить, но если он нажалуется директору, а я просто уверена, что он это сделает. Пускать грязные приемчики явно в его стиле. В итоге я смирилась со своей участью. Буду молчать и игнорировать, и, дай Бог, он сам отвянет. Усатый дядя дает нам кисточки, валики и светло-серую краску. До места каторги мы добираемся молча. — В общем, делим все поровну, — он деловито ставит краску на пол и «грациозно» взмахивает кисточкой. Я поднимаю брови в немом вопросе, но он уже открывает краску и макает в нее кисточку. Тяжело вздохнув, сажусь на колени рядом и с тоской смотрю на стену. — Крошка, хватит гипнотизировать стену. Боюсь, взглядом ты пятно не выведешь и не замажешь, — он махнул перед моим лицом кисточкой и капля краски попала мне на нос. Начинаю ее оттирать, пока он, насвистывая, елозит кисточкой по стене. Замираю. Увидев эти хаотичные движения туда-сюда и заламывающуюся кисть, я просто… Прихожу в ужас. Если бы над моими кистями так издевались, я бы убила этого изверга мольбертом. — Господи, не мучай эту кисть, и еще у тебя все полосит, — тыкаю в этот ужас на стене и смотрю на хмурящегося Кристофера. — Окей, я не художник, покажи как надо, — он отодвигается, и я плавно провожу по стене кистью, приводя в порядок эту мазню. Парень хмыкает что-то вроде: «Хм, да, так лучше». Нет, ну точно идиот. Начинаю закрашивать свою половину, радуясь, что краска хорошая и неплохо ложится, не стекая по стене. Взглянув в сторону Шистада, вижу следующую картину: он высовывает кончик языка, очень медленно и сосредоточенно проводит кистью вниз. О боже… Закончив, он откидывается назад и любуется своим «творением». — Еще пару штрихов и можно в Лувр, — говорит он, выводя: «fuck you», — вот, теперь это шедевр. Хмыкаю, продолжая закрашивать свою половину. — А почему ты решила рисовать? — вдруг спрашивает он, глядя на то, как моя рука движется вниз. — Ну, эм, мне просто нравится, — пожимаю плечами, не понимая, зачем он задает такие вопросы. — У тебя неплохо получается, я бы даже сказал хорошо, — Крис взмахивает кистью и пару капель упали на пол, — блять, у тебя есть салфетка? — О, спасибо, мастер, — иронично качаю головой, доставая из рюкзака пачку салфеток. — Благодарю, — он берет салфетку и оттирает с пока краску, — ну, серьезно, я в рисовании полный ноль. Мама, видимо, не хотела меня огорчать, когда хвалила мои рисунки. А я ведь в детстве думал, что я сам Пикассо, а потом меня отдали в школу и я в себе разочаровался, — парень отрывается от своего занятия и с ожиданием смотрит на меня. Я что, завизжать от восторга должна? — М-м-м, прикольно, — неохотно тяну я. Не понимаю, к чему эти истории из детства, но рассказывать о том, как я вынесла мозг Вильбек ради того, чтобы меня отдали в художку, я не собираюсь. Внезапно моего слуха касается звонкий смех. Глянув через плечо, вижу двух девушек: длинные прямые волосы, каблучки и новомодная одежда. Они о чем-то щебетали, пока одна их не завизжала: — Кри-и-и-ис! — она подлетает к поднявшемуся на ноги парню. — Привет! А ты что тут делаешь? — Привет, Лили. Да так, помогаю нуждающимся, — смотреть на эту сцену мне не хочется, поэтому я упираюсь взглядом стену, полностью игнорируя существование этих двух фиф и альфа самца местного разлива. — М-м-м, — тянут обе, кхм, девушки. — Слушай, а ты бы не мог помочь нам? — игриво растягивая слова, говорит одна из них. Господи, меня сейчас вырвет. — О, Крис, нам так не хватает мужского внимания и ласки, — вторая еще подключилась. А я прекрасно представляю, как он улыбается, прикусив губу, и пялится куда-то в район их декольте. Такое ощущение, что я попала в Квартал красных фонарей, причем на окраину. Их явно не смущает мое присутствие. — Ну, думаю, что я найду немного свободного времени. Не могу отказать таким милым и беззащитным девушкам, — в тон им отвечает Шистад. — Мы тебе напишем, — девушка, которая это сказала, явно улыбается. — Буду ждать, — хрипло говорит Крис. Они прощаются и шагают вверх по лестнице, о чем-то шушукаясь и явно виляя своими задницами. Еще пару секунд Кристофер смотрит им вслед. — А тебе не нужна мужская ласка? — вдруг ухмыляется он, переключаясь на меня. — Или ты справляешься самостоятельно? — продолжает Шистад, присаживаясь около меня. Я молчу, ибо любой мой ответ он использует против меня. Какое-то время он наблюдает лишь мой профиль и опять подает голос: — Молчание это значит «да»? — боковым зрением замечаю, как он приподнимает брови и складывает руки в замок. — Я думаю с парнем ощущения были бы ярче. А может у тебя был неудачный опыт, но это ведь не значит, что все остальные также плохи. Или тебе сказали, что ты не очень, а теперь ты стесняешься? — Шистад продолжает рассуждать, приводя все более пошлые и глупые теории. Шумно вздыхаю, не выдерживая бред этого извращенца, и, повернувшись к нему, раскладываю все по полочкам: — Молчание, Кристофер, это знак того, что ты помешанный на сексе придурок, поэтому я не хочу с тобой говорить и вообще как-либо контактировать. Закончи, наконец, свою часть этой чертовой стены, и разойдемся с миром, — саркастично улыбаюсь после всей этой триады. — А, так проблема только в том, что я люблю секс? Хорошо, мы можем поговорить о живописи, или о том, как развратна современная молодежь, — говорит он, улыбаясь, как ангелочек. — Господи, — шепчу под нос, — а если я с тобой поболтаю, ты тоже расскажешь об этом своей девушке? — ехидно добавляю я. Кристофер смотрит на меня, как на идиотку, а затем с видом, будто я ничего не понимаю, начинает рассуждать: — Во-первых, если это насчет Сталкерши, то я тут не причем, — он загибает пальцы на левой руке, — во-вторых, Ибен сама предъявила мне, что я целовался с ней, ну и в-третьих: я не настолько придурок, чтобы рассказывать девушке, о моих, так скажем, неверностях, — он заканчивает и серьезно вглядывается мне в глаза. Холодно смотрю в ответ и неуверенно спрашиваю: — То есть это не ты рассказал о том поцелуе? — Господь бог, я же не похож на придурка! Какой мне резон рассказывать об этом своей девушке? Хотя не сказать, чтобы я считал ее девушкой… — медленно тянет он, смотря куда-то вбок, и приподнимает брови. — Ну, как бы похож, — тихо хихикаю. Он недовольно смотрит на меня и закатывает глаза, затем отворачивается к своей половине стены. Слава богу, отвязался. Кристофер молча размазюкивает краску, даже не глядя в мою сторону. У меня даже мелькает мысль о том, что он обиделся. Прекрасно. — Все, — поднимаюсь с колен и отряхиваю их. — Стой, — вдруг восклицает парень, что я замираю. — Что? — произношу с недоверием. — Вместе начали, вместе и закончим, — говорит он, ускоряя свои движения кисточкой, — и мне скучно, — мальчишески улыбнувшись, он делает глазки кота из «Шрека» и смотрит на меня. — Господи, — закатываю глаза и откидываюсь на стену, доставая из кармана телефон, и одновременно ставлю ногу на скейт, оставленный здесь же. Раскачиваю его из стороны в сторону, отвечая Еве, что скоро буду. Залезаю в инстаграм, но долго копаться мне там не приходится: Кристофер встает и гордо объявляет о том, что он закончил. Налюбовавшись нашей работой, он вручает мне кисти, а сам берет остатки краски и валики. Джентельмен хренов. Пока мы идем, он отчаянно пытаается меня разговорить и вытянуть что-то больше, чем сухое «ага», а, может, ему просто нравится говорить с самим собой. — А вот если серьезно, зачем ты со всей дури вмазала Нику? — спрашивает он, глядя на меня с интересом. — Это была защитная реакция, — холодно говорю я, смотря строго вперед. — А ты знала, что если бы ты ему повредила чле… что-нибудь, то пришлось бы оплачивать лечение? — он смотрит на меня с неким вызовом, пока я внутренне радуюсь, что мое колено действовало мягче. — В следующий раз буду бить по яйцам нежнее, — невинно улыбаюсь, будто говорю о чем-то обыденном. Кристофер вдруг громко смеется, запрокидывая голову и обнажая ряд ровных белых зубов. Смех у него заразительный, но я лишь приподнимаю уголки губ, невольно любуясь чертами его лица. Не будь он таким засранцем, я бы его нарисовала. Он слегка мотает головой и отвечает сквозь все еще пробивающийся хохот: — Ольсен, я не это имел ввиду, но так даже лучше, — он опять смеется и идет дальше, обгоняя меня. Когда мы находим усатого дяденьку, я всучиваю ему кисти, прощаюсь и быстро двигаюсь к выходу, плюнув на правила: еду на скейте прямо на коридору. Уже у дверей меня таки нагоняет Шистад. — Мадам, вас подвести? — он открывает дверь, пропуская меня вперед, когда я слезаю со скейта, чтобы взять его в руки и выйти наружу, а затем ставлю его обратно, вновь отталкиваясь от земли. — Благодарю, но я не предам свой скейт, — бросаю, не глядя на него. — Тогда позвольте составить вам компанию, — он встает передо мной, преграждая мне дорогу, и я резко торможу. — Не позволю, — объезжаю его, немного задевая плечом. — Если ты думаешь, что я отстану, то зря, — он опять встает передо мной, а я еле успеваю затормозить. Вздыхаю и прикусываю губу, взглядом обводя всю территорию за его спиной. — Шистад, я, по-моему, доходчиво объяснила, что ты заносчивый говнюк, и я не хочу тебя даже видеть, будь любезен сгинуть, а, — тоном будто повторяю это в сотый раз говорю я, скучающе глядя ему в лицо. — И даже не дашь мне шанса? — он склоняет голову в бок, ехидно глядя мне в глаза. — Нет, — был бы этот идиот чуть ниже ростом, ибо быть угрожающей, когда ты практически на полторы головы ниже, немного не удобно. — И почему? — он хитро прищуривается, а я мечтаю о том, чтобы ему на голову упал кирпич. — Все равно просрешь, — пожимаю плечами, обогнув его, и гордо еду дальше по асфальту, чувствуя, как развиваются короткие черные волосы на ветру. Кстати, довольно прохладном. Надо бы утепляться. — Ольсен, я ведь всегда добиваюсь своего, — кричит Шистад мне вслед, но я лишь показываю ему средний палец, даже не оборачиваясь. Выглядит как сцена из сопливого сериала для девочек. Только я не идиотка, которая поведется на смазливую мордашку и придурошные выходки.****
Я медленно веду машину, пока за окном мелькают однообразные домики. Какого хрена нужно было делать их такими одинаковыми? Хотя, дом Ольсен, скорее всего, стоит мрачным и отчужденным, но не факт, что вся ее семья такая. Все таки в семье не без урода. Аллилуйя, я нашел нужным дом. С виду все, как у всех, но кто знает, что внутри. Выхожу из машины и опираюсь на нее, вспоминая, что мне лепетала Вильде. Такой редкостной дурочки еще поискать, но ради другой редкостной дуры можно было и немного побыть хорошим мальчиком. Вильде даже не задумалась о том, зачем мне адрес Ольсен, хлопала своими глазками, слушая ту чушь, которую я ей втирал, не задумываясь. Люблю наивных девочек: их так легко развести, но если она к тебе прицепится можно смело покупать билеты в Австралию. Вспомним бедного Вильяма. Быстро миную лестницу, уже предвкушаю охреневшее личико Ольсен. Нажимаю на звонок и поправляю волосы. — При-и-и… — поворачиваюсь на звук открывающейся двери, затяжно протягивая буквы, но передо мной стоит далеко не эта вечно недовольная брюнетка, а, скорее, полная ее противоположность. Мысль про семью и уродов мелькала не просто так. — Здравствуйте, — обаятельно улыбаюсь, пока молодая женщина сканирует меня взглядом. — Здравствуйте, а вам кого? — с подозрением спрашивает она, прищуривая глаза, как будто бы пытается меня тщательнее рассмотреть. Плохое зрение? Прямо как у Сони, она даже очки носит. Еще такие глупые: в леопардовой оправе. — А Сонья дома? — говорю с максимально невинным видом, хотя в голове мелькает шальная мысль о том, что родственники у Ольсен очень даже ничего: длинные светлые волосы, голубые глаза, изящная фигура, а пышная грудь, на которой расстегнуты пару пуговиц, что я с трудом отрываю глаза от этого чудного вида. — Нет, она не дома, — говорит блондинка, складывая руки на груди, а мне большого труда стоит не прикусить губу. — А она скоро придет? — я не против подождать Сонечку в компании ее… А кто это ей? Если это ее мама, то она точно ведьма, которая знает рецепт эликсира молодости. — А что Вы хотите? — вопросом на вопрос — мне явно не доверяют, а это плохо: не хочется портить отношения с такой красивой родственницей Ольсен. Если от этой коротышки я ничего не добьюсь, то грех не попытать удачу здесь. — Я учусь в параллельном классе с Соней, а она взяла у меня книгу и сказала зайти к ней, — вру я, конечно, безбожно, но не говорить же, что я пытаюсь совратить эту невинную овечку. — Сонья сейчас живет у своей подруги, — как-то раздраженно и небрежно бросает блондинка, — по-моему, ее зовут Ева. — Две сталкерши в одном доме, замечательно, — практически шепчу я, отводя взгляд в сторону. — Что? — поднимаю глаза на недоумевающую девушку, сталкиваясь у ее суровым взглядом. Холодный взгляд, видимо, у них семейное. — Да так, ничего, до свидания, — улыбаюсь, отступая на шаг назад, и бросаю последний взгляд на фигуру. Мысленно я присвистнул, складывая воедино милое личико, пышную грудь и округлые бедра. Жаль, Ольсен младшей ничего этого не досталось, кроме ледяных глаз. Выйдя на улицу, останавливаюсь у входа, раскручивая в руке связку ключей и любуясь видом на город. Интуиция подсказывает, что наведываться к Мун после всей херни не комильфо, а Ольсен я выловлю в школе, возможно, позаимствую у нее еще один рисунок.