****
— Я сказала, что приготовилась сама, а она мне не поверила, представляешь? — Ева смешно морщит нос, надевая на себя свое любимое бежевое пальто. Я уже надела верхнюю одежду, то бишь черное пальто в пол, за которое Нура обещала оторвать мне голову, потому что ее практически идентично моему, так что скучающе катаю скейт туда-сюда и держу рюкзак Мун в руках. — Естественно, математичка тебе не поверит, Ева. За этот год ты сделала домашку только два раза, пока я не заставила тебя взяться за ум. А процесс только начался, — приподнимаю брови, наклоняя голову в сторону. Девушка закатывает глаза и шумно выдыхает, приседая, чтобы завязать шнурки на ботинках. — Она не поверит мне, даже если я скажу, что у нее за спиной вооруженный террорист. И знаешь почему? — Ева поднимается, отчего ее волосы слегка взлетают, давая секундный обзор на шею, и забирает у меня рюкзак. — Потому что я — это я. Она меня просто недолюбливает. — Да-да, успокаивай себя, — хмыкаю, складывая руки на груди, и прекращаю играться со скейтом. Мун фыркает в мою сторону и уже делает шаг по направлению к выходу из гардеробной, как я подаю голос: — Как спалось? Она замирает на секунду, после чего оборачивается и непонимающе смотрит мне в глаза. — Эм-м-м, нормально, а что такое? — замечаю, что её пальцы начинают скребсти лямки рюкзака. Усмехаюсь, но в моих глазах нет и намека на смех. — Да, вижу, ночка была горячая, — качаю головой и резко наклоняюсь, поднимая скейт. Делаю быстрые, резкие шаги, намереваясь выйти уже во двор, где нас ждут остальные девчонки, как Ева хватает меня за руку, заставляя обернуться. — Ты, вообще, о чем, Сонья? — ее голос настолько нерешителен и робок, что я уже подумываю над тем, чтобы не съесть ее целиком сразу, но как только мой взгляд падает на ее шею, оголенную из-за быстрых движений, во мне вновь загорается злобная матушка Соня. — Да, блять, о том, что за херь у тебя на шее, — приподнимаю ее волосы и нажимаю пальцами на фиолетовое, полупрозрачное пятнышко, похожее на синяк, но я то знаю, что это не чертов синяк, ибо мне не пять лет. Мун морщится, отодвигая мою руку, и отходит на шаг, опуская голову. — Больно, — шепчет обиженно, а я хмурюсь, — я же просила его ничего не делать… Она меня просто поражает. Хочется просто взять и дать хорошенькую пощечину, чтобы остатки мозгов Евы Мун встали на место. Ледяным до мурашек тоном произношу: — С каких пор ты начала спать со всеми подряд, как чертова… Запинаюсь. Ева неловко топчется на месте, неловко потирая руками свою «помеченную» шею. С силой закусываю нижнюю губу до боли, ощутив, как потяжелело собственное дыхание. Рука до побеления в костяшках сжимает скейт, но глаза, невзирая на мои чувства, остаются такими же холодными и непроницаемыми. — Я не сплю со всеми подряд, — бормочет подруга, взглянув на меня исподлобья, и мне кажется, что ее светлые глаза впервые настолько резкие. Ко мне. — Кто он? — мой тихий голос дрогнет. Сжимаю и разжимаю свободную ладонь. Мои слова… Они — не мои. Это слова… Вильбек. Это ее манера, это ее мышление, это ее осуждение. А говорю я. Я проецирую свою тирана-сестру. Но я не хочу быть, как она. Я не хочу, чтобы мой самый дорогой друг смотрел на меня так, как я смотрю на Вильбек. Ева замирает, хмурясь, и внимательно всматривается мне в лицо. Острота ее глаз больно покалывает мое сердце, отчего я чувствую, как опускается мой тяжелый взгляд. Медленно и нерешительно. Сглатываю. Мун, почему-то, открывает рот и ее брови ползут наверх, но она явно пытается скрыть свою ошарашенность. — Говард… — шепчет, после чего неловко хихикает, явно пытаясь разрядить атмосферу, но выходит у нее, мягко говоря, не очень. — Или Гальвар, — пытается приобнять меня за плечо, теряясь от того, как я, вероятно, жалко выгляжу. Но резко делаю шаг назад, прижимая к груди скейт, и несколько диковатым взглядом смотрю ей в глаза. — Я… Я не пытаюсь тебя осудить или указать, что правильно, а что плохо, — вновь сглатываю, чувствуя, как возвращается ко мне прежнее самообладание, отчего поднимаю голову и серьезно продолжаю: — Я просто волнуюсь, Ева. Я не хочу, чтобы твои попытки забыться после Юноса окончились положительным тестом на беременность, или очередная пьянка завершилась валянием под каким-нибудь забором, использованной и огрязненной, если ты понимаешь, о чем я. Мун замирает на секунду, с шоком приподняв брови, но тут же слегка улыбается. — Все нормально, Соня, я все еще в своем уме и не сплю подряд с каждым встречным, как ты думаешь, — девушка улыбается, а я хмурюсь все сильнее, — к тому же, он был красавчиком. — Это твой выбор, но я его не одобряю, — отрицательно качаю головой, — и я не осуждаю, нет. Не обвиняю, нет-нет. Я… Я просто волнуюсь, Ев. Выдыхаю. Замечаю, что в глазах подруги мелькает вина, но я опускаю голову и быстрым шагом удаляюсь из гардеробной. Ева шумно следует за мной, пытаясь остановить криком, но я полностью пропадаю в своих мыслях. Не пойму, отчего я такая чувствительная сегодня. Критические дни у меня наступят не скоро, так в чем же причина? То ли в том, что первыми словами Вильбек сегодня утром был вопрос о «милом родственнике Ганса», то ли в том что этот самый «милый родственник Ганса» просто взял и кинул меня, выставив наивной дурочкой, буквально вчера. Господи, зачем я об этом подумала? Стало еще, блять, хуже. Что это, вообще, за паршивое чувство в груди? Так, дорогая глупышка Соня, это чувство называется обидой, да. Но я не собираюсь мучиться с этой болезненной пульсацией в районе сердца, так что… Пошло оно куда подальше. В школьном дворе, сером и унылом, как моя жизнь, сразу замечаю компанию наших девчонок. Направляюсь к ним, встав на скейт, и чувствую, как продолжает бежать за мной Ева. Первой меня замечает Сана, после чего все оборачиваются к нам и непонимающе следят за нашей маленькой погоней. — У вас все нормально? — Вильде морщится, указывая на меня пальцем, когда я спрыгиваю со скейта и хмуро оглядываю компашку. — Да, — Ева останавливается рядом и упирается руками в колени, пытаясь отдышаться. Недовольно поглядывает на меня, а я лишь поправляю пальто и горделиво приподнимаю подбородок. — Играли в догонялки, — заканчиваю нашу маленькую ложь и слегка улыбаюсь, только слишком уж неправдоподобно, но Нура кивает, слегка улыбаясь, и я понимаю, что она пытается меня поддержать. — И кто выигрывает? — игриво наклоняет голову. Ева шумно выдыхает и выпрямляется, указывая на меня пальцем. — Соня, — отвечает, хихикая с такой одышкой, словно пробежала километров семь. А дыхалка то у тебя не очень, Евик. — Вам шестнадцать лет, вы в курсе? — Вильде приподнимает бровь, а я холодно отвечаю, вглядываясь ей прямо в глаза: — Да, в курсе. Все еще помню ее тупые разговоры, тупые обвинения, тупые взгляды. Она сама такая тупая, Господи… — Отлично, — она наигранно улыбается и отворачивается к Сане, но я провожаю ее до последнего пустым взглядом. Идиотка. Напряжение между мной и Евой чувствуют все. Но, благодаря Нуре, мы мирно беседуем на какие-то банальные темы, вроде школы, вечеринках и последних сплетнях, и удачненько так не обращаем на это напряжение внимание. Стараемся. Девочки болтают, а я, как обычно, изредко вставляю свои комментарии, все больше удаляясь в собственные размышления. Именно поэтому я вздрагиваю, когда Нура дергает меня за рукав пальто. Поправляю волосы, перекрывающие мне дыхательные пути и полностью погружающие в темноту из-за бешеного ледяного ветра, измывающегося над ними, как только можно и как нельзя. Черт, они отрасли уже довольно сильно — достают до плечей, хотя раньше лишь прикрывали уши и затылок, да и натуральный русый цвет заметно проглядывает на отросших корнях. Надо бы их покрасить. Обычно стрижка и покраска проводятся в салоне, как положено, но в этот раз я могу позволить себе только стрижку, ибо мой скромный бюджет позволит только это. Практически все деньги я сплавила на недавний заказ в художественном магазине. Зато какие краски пришли! Акварель особенно хороша. Там такое качество: ничего не расплывается, прекрасно сохнет и изумительно наносится слой на слой. Так что я не жалею. А просить денег у Вильбек — мое самоубийство. Вопросительно смотрю в глаза Нуры, но она лишь указывает ими на выход из школьного двора, за которым дорога. Следую за ее взглядом и без особого интереса наблюдаю за крутой тачкой Вильяма, в которой мне пришлось побывать. Пахло там вкусно, помнится мне.Plain Jane (REMIX) — A$AP Ferg feat. Nicki Minaj
— Ты знаешь, что с Шистадом? — шепчет Сатре, наклоняясь к моему уху, так тихо, что никто, кроме меня, ее не слышит. Хмурюсь, непонимающе глядя на нее. — Ты о чем? — Ты не видишь его? Вон же он, на пассажирском сидении. Выглядит очень… Необычно. Щурюсь, пытаясь разглядеть что-то, но чертово «соколиное» зрение просто показывает мне средний палец. — У меня кончились линзы и я без очков, — ворчу, доставая из кармана очки в чехле, — я же слепая, Сатре, как крот, — усмехаюсь, надевая своих тигровых спасителей, и замираю. Очки здесь и не нужны были. Первым вылазит из своей машины Вильям. Взгляд, лицо — как обычно, нечитаемые. На голове капюшон, из-под которого торчат волосы. Походка уверенная, спокойная, твердая. Вот только нечто в нем такое… Чувствую что-то такое суровое и строгое. С другой стороны выходит наш главный герой — Кристофер, бессовестный трахатель всего живого и редкостный придурок, Шистад. Весь в черном, у него траур что ли? Ну да, стоит устроить похороны тех капель моего уважения к нему после вчерашнего. А еще его ангельского личика. Под слегка опухшим глазом огромный синяк. Рассечен кончик брови с этой же стороны. На переносице рана. Не знаю, как объяснить резкий всплеск тревоги в груди. Сердце начинает биться с такой бешеной скоростью, что, кажется, сейчас просто нахрен выпрыгнет из меня. Кто его так разукрасил? В какие, блять, разборки ему заблогородилось влезть? Придурок, Господи, Шистад, какой же ты придурок. Вся их компания с еще парочкой парней двигаются по школьному двору как будто бы в замедленной съемке. Они источают сильную, агрессивную и уверенную энергию. Все, кто находится в радиусе километра, разинув рты, молча следят за этим шествием самых «крутых и популярных Пенетраторов», а я не могу, ну вот просто не могу отвести взгляда с избитого Криса. Это… Это произошло вчера? Внимательно наблюдаю за тем, как он закидывает рюкзак на плечо, играя жевалками, и, что странно, смотрит практически в пол. Хочу дать себе по морде за это, но покалеченное лицо Криса кажется до безумия красивым. Я, наверное, чокнутая, да? Ведь в моих глазах даже следы избиения не портят его, а делают даже более привлекательным. Мне хочется просто разодрать себе лицо и провалиться сквозь землю, когда хмурые глаза Криса находят мои. И он резко кивает в сторону, продолжая смотреть на меня. Просит меня отойти с ним в сторону? Придурок, если хоть кто-то поймет, что именно это он имеет в виду сейчас, то я просто похороню его заживо. Хмурюсь, холодно взглянув на него, и отворачиваюсь к Еве, забыв на время о наших разногласиях. Замечаю, что Нура, как завороженная, смотрит на Магнуссона. — Хочу нарисовать портрет Йена Сомерхолдера новой акварелью, что думаешь? — самым беззаботным тоном спрашиваю я у подруги, все еще ощущая жгучий взгляд на спине. Моя гордость и принципы сильнее разбитого лица Шистада и волнения о том, кто его так разукрасил.****
Спокойно шагаю по коридору по направлению в кабинет литературы, когда меня вдруг хватают за руку и резко разворачивают, из-за чего я уже поднимаю руку, чтобы врезать этому бессмертному, но ее останавливает… — Шистад? — морщусь, освобождаясь из его хватки, и отхожу на шаг, потирая запястье, которое он с такой силой сжал. — Ты хотела сказать: «Здравствуй, о великий и могучий красавец Кристофер Шистад»? — он улыбается мне, явно борясь с желанием поморщиться от боли в лице, а я лишь с иронией приподнимаю бровь и складываю руки на груди. — Тебя как будто ударили лопатой по лицу, — замечаю, что побои совсем не шуточные, отчего тревога внутри усиливается. А еще от него все так же вкусно пахнет. Черт, как нибудь надо выпытать у него, что за парфюм он использует. — Я все тот же красавчик, не пытайся это отрицать, — он самодовольно хмыкает, глядя на меня сверху-вниз, и поправляет рюкзак на плече. Продолжаю смотреть на него ледяным взглядом и ни один мускул на моем лице не дергается. Мне, на самом деле, нечего отрицать: он, действительно, все так же красив, но он никогда этого не услышит. — Ладно, будем думать, что ты это признала, — он выдыхает, хлопая в ладоши, видимо, сдавшись, и вдруг серьезно смотрит мне в глаза. — Ты меня избегаешь? О, ты такой догадливый. — И на звонки не отвечаешь. Это из-за вчерашнего? Вау, да ты прям Шерлок Холмс. Продолжаю молчать и строить из себя скалу. И никакой штурм меня не сломает. — Вообще-то, Ольсен, — он хмурится, приподнимая бровь, — ты единственная девушка, которой я позвонил больше трех раз и не для того, чтобы пригласить тебя к себе в постель. Вполне себе ожидаемо. И неприятно. Он, наверное, думал, что я почувствую обратное? — Мне… — замолкаю. Молчу секунд пять, отчего Крис непонимающе хмурится, уже открывая рот, чтобы что-то сказать, но вновь говорю. — Совершенно… — вновь захлопываюсь, мысленно отсчитывая десять секунд, и с удовольствием наблюдаю за тем, как нетерпеливо топчется на месте парень. — Абсолютно… — и снова молчание, длинной в несколько секунд. Нервы Шистада сдают и он раздраженно произносит: — Почему ты разговариваешь, как полоумная, Ольсен? То, что я не пришел, так сильно потрясло тебя? Так он еще и смеет издеваться надо мной, козел. — Плевать, — заканчиваю резко и хмурюсь. — Ты хотел сказать «разговариваешь с задержками»? — приподнимаю бровь и тут же с сарказмом улыбаюсь. — У тебя, например, задержки с умственным развитием, Шистад, тебя что довело до этого? Настолько яркий оргазм вчера? Это из-за него ты грохнулся и расквасил свое лицо? Разворачиваюсь и собираюсь, наконец, свалить, но парень меня вновь останавливает. — Тебя так задело, что я вчера не пришел? — он хитро улыбается, сверкая озорством в карих глазах, а я изображаю удивление. — О, нет, ты что? Я просто заработала воспаление легких и отморозила задницу, а еще прождала одного придурка час, унижаясь, как только можно. Ничего страшного. — Слушай, мне, правда, жаль, — у него глаза вдруг заполняются таким сожалением и искренностью, что я, вместо едкого комментария, молча поднимаю брови, — я уже был в дороге, когда мне позвонил друг и сказал, что он серьезно повздорил с парнями из другой школы. Я не мог бросить его. — А меня ты бросил в собачий холод, наплевав, что я заработаю бронхит, спасибо, — пытаюсь уколоть его холодом в глазах. — Я думал, что опоздаю лишь немного, но… — Крис замолкает, облизывая губы, что особо привлекает мое внимание, и напряженно вглядывается в мое лицо. — Ты сама наблюдаешь последствия вчерашнего «яркого оргазма». Усмехаюсь, разглядывая его пострадавшее лицо, и чувствую, как все сильнее и сильнее сжимается сердце от этого вида. — К тому же, если бы ты оказалась в подобной ситуации, то я набил бы морду этому уроду, если бы понадобилось, — с таким же серьезным лицом говорит парень, — мы же друзья. Это как-то… Неожиданно. Не успеваю переварить эти слова, как слова сами вырываются: — Я никогда не окажусь в подобной ситуации и, кажется, морду начистили именно тебе, а не ты кому-то, — насмешливо смотрю на Криса, но он полностью игнорирует мой комментарий, лишь закатывает глаза. — И у меня есть, чем возместить все твои страдания, — Шистад вдруг вытаскивает из-за спины руку, что все время не показывал, и демонстрирует мне бумажный стакан с надписью: «Коротышка Ольсен». — Кофе? — притворяясь, спрашиваю с подозрением, хоть уже и чувствую этот прекрасный запах. Парень кивает. — С сахаром? — Шистад улыбается, как болван, и вновь кивает. — Три ложки? — Да-да, все как ты любишь, Ольсен! — раздраженно бормочет он, силой всовывая мне напиток богов, и я довольно улыбаюсь, грея руки о теплый стакан. — Ладно, ты прощен, но это в первый и последний раз, — указываю на него пальцем, но Крис вдруг насмешливо усмехается. -Я, вообще-то, не просил прощения. — Мерзавец, — говорю безэмоционально, а он удивленно приподнимает брови. -Скоро все кофейни будут меня знать, потому что я пытаюсь задобрить тебя каждый раз, а ты обзываешься, Ольсен, ой как нехорошо, — парень вроде хихикает, но тут же морщится, прикладывая ладонь к синяку на скуле. Поджимаю губы. — Больно? — спрашиваю как будто бы без малейшего интереса и отпиваю немного кофе. Вкусно. — Немного, — отвечает Шистад, вдруг обратив свой взгляд куда-то в конец коридора. — Тебе стоило остаться дома и подождать, пока синяки хоть немного сойдут, — думаю, что я как-то слишком быстро простила Криса, но успокаиваю себя тем, что это из-за жалости. — Волнуешься? — он довольно усмехается, вновь глядя на меня, а я смотрю на него, как на умалишенного. — Нет, просто забочусь о том, что все твои… Поклонницы, — Шистад еле сдерживается, когда я произношу это слово, — перестанут визжать от одного только твоего вида. — Не тревожься, я прекрасен и любим женщинами в любом обличии, — понимаю, что это правда, и Крис это знает. — Кстати, насчет этого, — он вдруг встает на моем уровне, а не напротив, и, положив ладони на плечи, поворачивает в сторону, куда смотрел ранее, — что думаешь об Эльзе? Внимательно разглядываю блондинку, о чем-то весело беседующую со своей подругой, и ощущаю дыхание парня на затылке. — Ну, — задумчиво мычу, — у нее прекрасные, длинные ножки и неплохая задница, а еще красивые, пухлые губы, — выношу вердикт и разворачиваюсь к Крису. Он продолжает смотреть на нее, а я все больше поражаюсь тому, что, оказывается, даже с побоями человек может выглядеть изумительно. — Думаешь, можно к ней подкатить… — Свои яйца? — заканчиваю за Шистада и беспечно отпиваю кофе. — Да, вполне. Она глуповатая, хоть и красивая, точно дастся тебе без каких-либо сложностей. Крис усмехается, глядя на меня, но звучит звонок и я со спокойной душой двигаюсь в сторону своего кабинета. Шистад идет в противоположную сторону, но успевает весело произнести, шагая ко мне лицом: — Твоя задница тоже неплохо смотрится в этих джинсах. Не оборачиваясь, показываю ему средний палец и с ухмылкой отпиваю немного кофе.