Фамильная черта рода

Адам Ламберт умел слушать свое сердце. Он прекрасно знал, что любовь, любовь к кому бы то не было, не обязательно к Томми, любовь может стать для него губительной и сыграть роковую роль. В принципе, такое чувство имело право быть разрушительным и Адам не боялся бы его, если бы дело касалось только его. Но сейчас это касалось еще одного человека. И вот здесь уже имело значение, кого. Томми. Томми был молод, горяч, порывист, он не умел сдерживаться и не хотел отступать. Значит, за них обоих должен быть думать кто? Конечно, тот, кто более старше, опытнее и тот, кто не допустит опрометчивых поступков. Именно с такими мыслями Адам вошел в кабинет на следующее утро. К его немалому удивлению, комната была пуста. За столом никого не было. Первой мыслью Адама была мысль о том, что сам Томми решил прекратить занятия, по своей собственной инициативе, разочаровавшись в Адаме как в человеке. И он почувствовал, что, если это действительно так, что он обязан поговорить с молодым человеком, объяснить ему, что зачастую подобные опрометчивые поступки влекут за собой тяжелые последствия, что необходимо всегда все рассчитывать наперед, а не поддаваться первому же эмоциональному импульсу, за который придется потом нести ответственность… Но, прежде всего, Адаму хотелось увидеть Томми. За распахнутым окном послышался шум, громкие возгласы и смех. Адам поднял голову и увидел подъезжающих к дому Томми, верхом на своем вороном, и двух дам, сидящих в небольшой щегольской коляске, запряженной красивой лошадкой, серой в яблоках. Одна из дам лихо управляла лошадкой, одновременно смеясь шутке, которую только что произнес Томми, вторая дама — постарше, ответила что-то неразборчивое Томми и тоже засмеялась, кокетливо поправляя свою модную маленькую шляпку. Коляска остановилась у крыльца, Рэтлифф спрыгнул со своей лошади, бросив поводья подбежавшему конюху, и галантно подал руку первой даме. — Что же, — проговорил Ламберт сам себе. — Уроки светского этикета ты усвоил на отлично, Томми. Дама, которая, спускаясь с подножки коляски, оперлась на руку Томми, в какой-то момент оказалась совсем близко от томминого лица. Тот, по-прежнему улыбаясь, держал ее за руку, а она, казалось, не спешила ее отнимать. В это время вторая леди шутливо хлопнула ее ладонью по рукаву платья, и Рэтлифф тут же подал руку и ей, помогая выйти. Адам почувствовал, как в груди особенно громко стукнуло его собственное сердце. Он машинально облизнул пересохшие губы. Появился старый барон в окружении слуг. — Добро пожаловать, мои дорогие леди, в Семь Ветров! — Донеслось до гувернера. — Наконец-то вы вспомнили о своем обещании и приехали навестить нас! Оказалось, что старый барон пригласил в Семь Ветров владелицу близлежащего поместья — леди Грэшем с дочерью Мелиссой. Адам узнал это уже за обедом, барон Рэтлифф лично просил его присутствовать на этом обеде-знакомстве и извинялся, что не предупредил его об отмене утреннего занятия, потому что просил Томми встретить дам и проводить их до усадьбы. — Ну, как близлежащего! — Леди Грэшем была словоохотлива, она сразу же захватила ведущую роль за обедом, рассказывая Адаму историю знакомства ее семьи с предками Рэтлиффов. — Здесь мы привыкли мыслить немного другими расстояниями. С южной стороны — леса, которые сотни лет принадлежали Рэтлиффам, а вот Грэшемы всегда владели северными угодьями. — А границей всегда считалась Черная Топь! — Дочь леди Грэшем, Мелисса, сидела рядом с Томми, напротив Адама и тоже, по примеру своей матушки, так и норовила вставить слово в беседу. — Надеюсь, ваше сиятельство не рискует пускаться в опасные прогулки по таким местам, как Черная Топь? — Невозмутимо спросил Томми. — Юные леди должны придерживаться более романтических мест, цветников или оранжерей. — Отчего же? — Явно флиртуя, спросила Мелисса. — Я была бы готова прогуливаться там каждый день, если бы меня сопровождал такой рыцарь, как вы, милый Томми! — Я буду счастлив сопровождать вас, где бы то ни было! — Томми склонился над маленькой женской ручкой. — А что такое — Черная Топь? — Спросил Адам. Ему было неуютно наблюдать за парой, сидевшей напротив него, но он не мог выдать себя ни жестом, ни голосом. — О, — леди Грэшем как раз с одобрением посматривала на свою прехорошенькую дочку и Томми. — Эта Топь — вечный камень преткновения между нашими фамилиями! — Не преувеличивайте, Дороти! — Старый барон сделал знак Уолтеру, чтобы тот подлил еще вина всем присутствующим. — За этим местом давно уже закрепилась зловещая слава, так что, полувысохшее болотце теперь не прельщает никого из наследников. — Это сейчас, Джеймс. — Леди всплеснула руками. — А раньше! Представляете, Адам, — обратилась она к Ламберту, отвечая на его вопрос. — Это было такое болото, топь, прямо посередине небольшой круглой поляны, между нашими владениями. Поговаривали, что это болото способно двигаться само по себе! — Как же это возможно? — Удивился Адам. — Мне никогда не приходилось сталкиваться с подобным феноменом. — Да это легенды и сказки! — Воскликнул старый барон Рэтлифф. — Вам просто хотелось оттяпать у Рэтлиффов те несколько ярдов! — Джеймс, прекратите. — Слушайте меня, Адам. Это болото, оно незаметное и этим опасное. Может появиться на одной поляне, а через неделю — на другой, по соседству. Старики говорили, топь — бездонна, ненасытна и безжалостна. — А что, были случаи, когда там и люди погибали? — Сколько угодно! — На этот раз отозвался, все-таки, Томми, соизволив чуть ли не впервые с начала обеда, заметить присутствие за столом Адама. — Поэтому мы и говорим, что на той границе лучше не появляться, ни юным леди, ни джентльменам, сбившимся с правильной дороги. Адам проглотил колкий намек. Томми невинно хлопнул ресницами и снова занялся своей дамой. После обеда барон и леди Грэшем прошли в гостиную. Как выяснилось, им нужно было обсудить некоторые насущные вопросы, налоги на землю в королевскую казну и продажу древесины лондонским лесопилкам. Адам чувствовал себя расстроенным. Мило щебечущая парочка, мозолившая ему глаза на протяжении всего обеда, так и не шла у него из головы. Он снова почувствовал, что Томми не мальчик, а вполне сложившийся молодой мужчина. Но Адам никак не мог отделаться от мысли, что ко всему прочему, Томми все еще его ученик. Как посмотрело бы на него общество, по законам которого Адам жил все это время, как это выглядело бы со стороны всех остальных, это его пренебрежение этической и моральной стороной всего происходящего. Как можно было назвать происходящее сейчас с Ламбертом? Адам чувствовал сразу все, — чувственное влечение, плотское желание, а больше всего… А больше всего он чувствовал, что ревнует Томми. Ревнует его к женщине. Адаму стало душно в доме, он выбежал на крыльцо и быстрым шагом прошел к саду. Тенистые аллеи хранили прохладу даже в этот жаркий летний день, медленно превращающегося в ранний вечер. Адам уселся на низенькую скамеечку, расстегнул рубашку и закинул лицо к кронам деревьев. Воздух был напоен ароматами цветов, ветерок лениво пересчитывал листья кустарников. Вдруг снова послышались голоса. Адам прислушался: кто-то шел по соседней аллее. Их не было видно за кустами, но слышимость была отличная. Ламберт только собрался неслышно и незаметно подняться со скамейки и уйти прочь, чтобы не подслушивать, хоть и невольно, как был остановлен возгласом: — Томми! Я все еще жду вашего ответа! Мелисса требовала ответа от Рэтлиффа. Адам тихонько опустился на свое прежнее место. Уходить было поздно, они в любом случае, обнаружили бы его присутствие. — Мне казалось, я ответил достаточно ясно, дорогая Мелисса, — отозвался Рэтлифф. — Что еще я могу ответить? — Вы же прекрасно понимаете, друг мой, что ваш отец уже давно все решил за вас. Мать моя никогда не была против нашего союза, так что… Адам замер. Ему показалось, что его сердце сейчас выдаст его присутствие своим бешено-громким стуком. — Решил за меня? — Томми вскинул голову одним норовистым движением. — За меня? — Может быть, я не совсем точно выразилась, — продолжила молодая леди. — Тем не менее, вам уже никак не повлиять на его решение. — Что же, — голоса начали удаляться, Томми с Мелиссой шли дальше, направляясь к дому. — Тогда нам с вами необходимо обсудить вот еще что… Адам выдохнул. — Какой прекрасный вечер! — Мелисса уселась на широкий подоконник гостиной. — И соловьи так поют, просто сказка! — Да, моя дорогая. — Поддержала ее мать. — Так и хочется подыграть им. Она подошла к роялю, стоящему недалеко от окна, и быстрым движением пробежалась по клавишам. — Так сыграйте же нам, милая Дороти, — старый барон раскурил свою трубку, выпуская ароматный дым крепкого табака. — Этот дом любит музыку. Леди Грэшем заиграла, Мелисса поднялась с подоконника и подошла к Томми. — Я вас ангажирую на танец, барон Рэтлифф, — игриво произнесла она, улыбаясь сразу и глазами, и пухлыми губками. — Леди желает танцевать! — Желание леди — закон. — Как вежлив, черт его побери, Адам ревновал, ощущая внутри себя абсолютно неподчиняющийся его разуму первобытный гнев и злость. Мелисса склонила голову, приседая в реверансе. Они вышли в центр гостиной и закружились в танце. Ламберт, внутренне закипая, наблюдал за тем, пара скользит по натертому паркету, как уверенно кавалер ведет свою даму, а дама улыбается, глядя в его глаза. Он тихонько поднялся со своего места и начал отходить к выходу из гостиной. — Вы уже покидаете нас, Адам? — Громко и не к месту спросил старый барон. — Решили лечь спать пораньше? Томми глянул на Адама через плечо. — Да, — ответил Адам. — Решил. Томми вошел в свои комнаты уже далеко за полночь. У него слегка кружилась голова от громкой музыки, звонкого щебетанья Мелиссы и резковатого голоса ее матери. Он прошел через свою первую комнату-гостиную сразу в спальню и с размаха бросился на широкую кровать. Потом перевернулся на спину и повернул голову к окну. На темном небе переливались яркие звезды. Томми зевнул, потянулся, зажмуривая глаза, а когда снова их открыл, то тут же сел на кровати, не отводя взгляда от человеческого силуэта, появившегося в его окне. — Томми, — бесшумно спрыгивая на пол спальни, произнес Адам. — Нам нужно поговорить.