Фамильная черта рода

— Мы все равно не смогли бы скрывать наши отношения слишком долго! — Адам растерянно перевел взгляд на Томми. Они стояли возле крыльца дома и все никак не решались войти внутрь. Причем, Адам боялся только за своего воспитанника, который мог потерять в одну минуту все, вплоть до отчего дома и семьи. А Томми… Томми выглядел странно, на его лице явственно перемешались и отчаянная решимость, и тень сожаления. Именно это сожаление и наводило Адама на мысль о том, что Рэтлифф колеблется, выбирая между семейными принципами и им, Адамом, который своей любовью может разрушить взаимоотношения Томми с отцом. Томми, услышав его слова, поднял голову и твердо посмотрел в глаза Адаму. — Адам, — однако, его голос звучал по-прежнему спокойно и взвешенно. — Ты, возможно, думаешь, что я боюсь разговора с отцом? Боюсь его осуждений, после того, как он узнает, что я люблю мужчину? Боюсь, что он проклянет меня и выкинет из Семи Ветров как шелудивого приблуду? Адам не знал, чем смягчить боль в любимых карих омутах. — Томми, но ведь это естественно… Ты разрушишь этим признанием свою семью, расколешь ее надвое… — Мне нужно знать только одно, — в лице Томми не дрогнул ни единый мускул. — Кто я для тебя? — Дороже тебя у меня никого нет, — не задумываясь ответил Адам. — Я многого не успел тебе сказать, но самое основное ты знаешь, я люблю тебя. — Идем, — Томми поднялся на крыльцо. — Идем. В доме царила зловещая тишина, все словно попрятались. Адам подумал, что Мелисса прямиком отправилась в свою спальню рыдать в одиночестве и им ничего не угрожает, хотя бы до утра, но тут же понял, что ошибся. Такие целеустремленные барышни не уступают того, кого уже давно считают своей добычей. — Томми, — Уолтер прижал к щекам обе свои ладони. — Милорд барон в ярости! Леди Грэшем и юная леди Мелисса, они обе сами не свои… — в ужасе лепетал старый слуга. — Что теперь будет? — Он глянул на Адама, словно ища у него поддержки. — Где они, Уолтер? — Томми не останавливаясь прошел через холл. — Где отец? — В синей гостиной, сэр. В гостиной, несмотря на летний вечер, был растоплен камин. На диване сидела леди Грэшем, обнимая заплаканную Мелиссу. Старый барон стоял возле рояля, глядя в окно. Адам вспомнил, как в этой же гостиной, казалось, целую вечность назад, он наблюдал за танцующим Томми и думал, что никогда он не будет его. А теперь, после всего, что случилось так быстро, так внезапно, когда Томми уже стал его, необходимо было защитить его. Ведь, как бы не храбрился сейчас его мальчик, Адам прекрасно понимал, что ничего хорошего от разговора с бароном Рэтлиффом им ждать не приходится. Ни Томми, ни ему самому. Барон повернулся на звук их шагов. — Ступай, Уолтер. — Сухо приказал барон. Уолтер бесшумно исчез, прикрыв за собой двери. Барон Рэтлифф побарабанил пальцами по закрытой крышке рояля, стараясь не смотреть на остановившегося возле Адама своего сына. — Джеймс! — леди Грэшем поспешила взять инициативу в свои руки. — Давайте, проясним сейчас это недоразумение, спишем все на горячий, необузданный нрав мальчика и все наши соглашения по поводу наших детей останутся в силе! — Я не мальчик! — как и следовало ожидать, Томми вспыхнул моментально, словно порох. — И соглашения эти… В конце концов, какие могут быть соглашения в свободной стране, да еще и в начале двадцатого века? — Помолчи, — нахмурился барон, а Мелисса всхлипнула, пряча лицо на плече матери. — Только то, что ты мой единственный сын удерживает меня от того, чтобы не отхлестать тебя по щекам! — За что же? — прищурился Томми. — Что я сделал? — Боже мой! Ты говоришь, что ты не мальчик, а начинаешь с каких-то глупых отговорок по принципу «что я такого сделал»? Ты опозорил род баронов Рэтлиффов и мне теперь нужно приложить миллион усилий, чтобы все исправить. За тебя исправить! Вычистить за тобой всю грязь, которую ты тут развел! — Господин барон! — не выдержал и Адам. — Это уже слишком! Прекратите оскорблять Томми! — А вы, Адам! — развернулся Джеймс Рэтлифф и к Ламберту. — Вы пользовались моим расположением, вы жили в моем доме, под моим кровом, а сами…! Вы растлили своего собственного ученика! Подумайте, какие характеристики я дам вам! Да вас в Лондоне не возьмут даже на должность помощника писаря при похоронной конторе! — Не трогай его! — завопил Томми. Мелисса зарыдала. Поднялся невообразимый гвалт, в котором перемежались выкрики Томми, увещевания Адама, грозные окрики старого барона и женские всхлипывания. — Довольно этого дурдома! — наконец, старый барон стукнул кулаком по крышке рояля. — Хватит превращать все это в балаган! — барон так и держал сжатые кулаки, выставив их перед собой. — Томми, я не намерен более слушать ни объяснений, ни оправданий. Пока еще я полноправный хозяин и в своем доме, и в своей семье. Адам замер, предчувствуя, что последует за этим высказыванием. — Ты должен повиноваться мне, я твой отец. И ты не посмеешь пойти против меня и против наших традиций. Свадьба с Мелиссой состоится, как мы и наметили ранее. Если, разумеется, леди будет так снисходительна к юношеской горячке моего сына и простит ему эту дикую выходку. Мелисса подняла заплаканное лицо. В опухших от слез глазах промелькнула победная тень. Томми дернулся, но отец остановил его властным жестом. — И мы больше никогда не будем вспоминать этот проступок барона Томми Джо Рэтлиффа, наследника поместья Семь Ветров. — А вас, Адам, я прошу, даже нет, я приказываю вам немедленно покинуть мой дом! — Но сейчас ночь! — Томми думал не о себе. — Ночью на лесной дороге! — Ничего, — барон был неумолим. — Я прикажу конюху, он проводит его до поворота на Лейтон-Парк. Прогуляется пешком, ему необходимо поразмыслить над своим поведением. — Нет, — сказал Томми. — Нет, этого не будет. — Иначе, — Джеймс покачал головой. — Иначе будет так, как ты не мог бы представить и в самом страшном своем кошмаре. Адам вышел из гостиной в совершенно разбитом состоянии. Барон выгнал его из дома, как нашкодившего слугу, это само по себе больно ударяло по самолюбию, которое так и бурлило в крови темпераментного писателя. Но, конечно, прежде всего, ему было больно за Томми. Джеймс Рэтлифф одержал верх. Но только что это была за битва, за что? За то, чтобы Томми был самим собой, за то, чтобы он был свободен в своем выборе, кого любить и как любить? В ярости Адам бахнул кулаком по косяку закрывшейся за ним двери гостиной. Из-за угла холла выглянул Уолтер. — Извини, старина, — пробормотал Адам. — Не сдержался. Он чувствовал себя не просто разбитым, а разобранным на молекулы, словно после затяжной пирушки, с чугунно гудящей головой и неровно бьющимся сердцем. — Мне велено убираться восвояси, — он мельком глянул на старого слугу. — Я иду собирать вещи. — Позвольте мне помочь вам, милорд Адам, — Уолтер поддержал его под локоть. — Вы выглядите не совсем здоровым. — Спасибо, Уолтер, — они дошли до комнаты Ламберта. — По правде говоря, мне действительно, не по себе. — Я понимаю вас, Адам, — Уолтер начал укладывать вещи в адамов дорожный саквояж, в то время как сам Ламберт осторожно присел на край кровати, осматривая комнату в последний раз. — Но барон никогда не меняет своих решений. Брак юной Мелиссы и Томми был им запланирован едва ли не с момента рождения барышни. Ничего не поделать. Грэшемы и Рэтлиффы давно мечтали породниться, да все как-то не получалось. Зато теперь… — Уолтер, — перебил его Ламберт. — Но ведь этот брак не будет счастливым. Они же не любят друг друга, ты же знаешь. — Я знаю, милорд, — вздохнул Уолтер. — Счастливые браки у Рэтлиффов — огромная редкость. — Я не могу уехать, не переговорив с Томми, — внезапно осознал неотвратимость всего происходящего Адам. — Помоги мне устроить это. Ну, не в тюрьме же он, в самом-то деле! Конюшня был освещена парой газовых фонарей, такими же, какие освещали ночью подъездную аллею. Адам рассеянно наблюдал, как кучер Джонни впрягает лошадь в коляску, ласково разговаривая с ней. — Ну, Серая, — приговаривал Джонни. — Сейчас пробежишься по дороге, да на поворот к Лейтон-Парку, а там уже повернем домой… В эту пору-то, еще зверья лютого нету в лесах, все зверье сытое по берлогам да норам сидит, на нас никто не нападет, даже не думай… — Джонни, — спросил Адам конюха, — А в лесах здешних водятся оборотни? — Оборотни? — не удивившись переспросил конюх. — Леший бродит время от времени. Поговаривают, что это дух лесной, для человека безвредный. Вроде как хранитель этих мест. — А лошади его боятся, — припомнил Ламберт свою встречу с этим духом. — Говоришь, безвредный. — Лошадь не лешего боится, она чует недоброе предзнаменование. — Добавил Джонни. — Леший предостерегает от беды какой, ну, словно как знак беды, что ли. То мор нападет, то война какая… — Адам! — Томми вбежал в растворенные ворота, Джонни тут же вывел наружу Серую, уже впряженную в возок. — Адам! Он с разбега обнял его и Ламберт чувствовал, как бьется томмино сердце возле его собственного. — Томми, — он приподнял его лицо кончиками пальцев за нежно очерченный подбородок и увидел, как бешено колотиться синяя жилка на виске под светлыми прядями волос. — Поедем со мной. Прямо сейчас! Мы будем вместе, несмотря ни на что, проживем! Главное, вдвоем, вместе! — Адам, — третий раз, словно заклинание произнес Томми его имя. — Отец прав, мы должны расстаться. — Что? — кровь ударила в голову и Ламберт снова ощутил внутри всего своего тела странную пустоту и отдаленность, словно все это сейчас происходило не с ним, а будто он со стороны наблюдал за всем происходящим. — Послушай меня, — Томми смотрел на него, не отрываясь и почти не мигая. Его карие глаза приглушенно мерцали в свете фонаря. — Я не стану висеть у тебя на шее, это во-первых. Я ничего не умею, кем я буду в Лондоне? Твоим приживалом? Не хочу. А потом, отец обещал ничего не рассказывать своим знакомым, что ты… Он не будет пачкать грязью твое имя, ведь ты ни в чем не виноват. А если… Если я ослушаюсь его, он погубит твою репутацию, ты даже не сможешь писать и от тебя отвернутся все издательства, если они узнают, что Келли Клеменс и Адам Ламберт, это одно и то же лицо. — А как же наша любовь? — тихо остановил Адам все эти благоразумные доводы. — Она всегда будет с нами, я обещаю тебе, — Томми обнял его за шею и прошептал ему в ухо. — Я же не сказал, что наше расставание будет вечным? Мне нужно время, чтобы все спокойно уладить. Ты поезжай сейчас в Лейтон-Парк, а завтра возвращайся сразу в Лондон. Мне нужно понять, что я могу сделать, чтобы не быть тебе обузой. — Нет, нет, — видя, что Адам собирается возразить ему, Томми вплотную приблизил свои губы к его рту, шепча и удерживая его в своих объятиях. — Не спорь! Я все равно все сделаю по-своему, тебе просто нужно довериться мне.