***
Очутившись в своем времени, Ацуко улыбнулась и, потянувшись, потрепала опешившего на мгновение Тсунаеши по волосам. Он, поймав ее взгляд и задорно сощурившись, перехватил ее ладонь у самого своего лица, чмокнул костяшки и дернул на себя так, что Ацуко уперлась плечом в его плечо. Она успела немного промокнуть, самую малость, не так сильно, как могло показаться на первый взгляд, но Тсунаеши, словно заботливая мама-гусыня, уже утирал рукавом воду с ее лица. Ацуко проглотила смешок, задрала голову и подхватила Тсунаеши под руку, опуская голову ему на плечо и заставляя замедлить шаг. Деревья цветущей сакуры по обе стороны аллеи создавали ощущение дыма от перемещения вокруг, так что отчего-то казалось, будто она вот-вот снова окажется в прошлом. – Что-то случилось? – теплые пальцы Тсунаеши невесомо коснулись щеки и упали ниже, мгновение спустя исчезая вовсе. На голубом-голубом небе болталось яркое желтое солнце, а пушистые деревья походили на окрашенные им облака. Небо окутывало все вокруг, было теплым и мягким, но все равно слишком далеким, чтобы дотянуться рукой. – Не-а, – мотнула головой Ацуко, а после добавила после полуминутной паузы: – хочешь, расскажу тебе секрет? Ответа она на самом деле не ждала, потому что нечто тягучее и теплое в груди шевелилось и щекотало, вызывая мечтательную улыбку и мурашки по всему телу. – Сначала я влюбилась во взрослого Тсунаеши, – качнула головой Ацуко, крепче сжимая теплую ладонь, – и только потом осознала, что Тсунаеши, который младше меня, мало чем отличается от себя взрослого. Смешок раздался словно в ответ на ее признание, и Ацуко фыркнула, отстраняясь и сощуриваясь. Тсунаеши, откровенно смеющийся, вскинул свободную руку и вдруг коснулся губами ее лба. Теплый, почти обжигающий отпечаток истлел на ветру мгновение спустя, Тсунаеши продолжил, улыбаясь, смотреть ей в глаза, и было там что-то, чего Ацуко, знакомая с ним чуть больше десяти лет, до сих пор не могла осознать. Что-то такое очаровывающее, тающее на губах и вплетающееся в волосы, как ощущение теплого ветерка и игривых солнечных зайчиков. – Тот я считал себя неудачником, – хохотнул Тсунаеши, и исходящая от него чарующая магия рассыпалась искрящимися под ногами осколками. Ацуко фыркнула, пересчитывая костяшки его пальцев, раскрыла рот и тут же его закрыла, чем вызвала еще несколько теперь уже давно не неловких смешков. – Тот ты был забавным, – пожала плечами Ацуко, отводя взгляд, – потратил полдня, пытаясь найти мою резинку. Это было так мило с твоей стороны, хоть и совершенно бесполезно. Пушистые розовые кроны зашелестели на ветру, и тот же ветер растрепал Ацуко волосы, заставив ее пропустить мимо ушей очередной смешок Тсунаеши. Она фыркнула, выплевывая прядь и сдувая остальные с лица, и переступила с ноги на ногу, поправляя съехавшую на одно плечо кофту. – Справедливости ради, у меня не было выбора, Реборн выстрелил в меня пулей Предсмертной воли, – вздохнул Тсунаеши, аккуратно заправляя волосы Ацуко за ухо. – Но ты хотел мне помочь, – пожала плечами она, поднимая на него взгляд. Тишина между ними лопнула и забилась сердцем в груди, новый порыв ветра бросил волосы Ацуко ей на лицо, и на мгновение взор ее заволокла черная пелена. От аккуратных, почти невесомых прикосновений мурашки табунами расползлись по телу, дрожь прошла снизу вверх и застыла где-то в горле. Ацуко закатила глаза от полезших в голову дурацких мыслей и вздрогнула, когда сжимавшая ее ладонь рука скользнула вверх и потянула ее вперед. – В первую нашу встречу Реборн сказал мне позвать тебя в семью. Всю следующую ночь я думал о том, что это слишком опасно, а еще что ты наверняка откажешься, но Хибари-сан все равно убьет меня, – дыхание Тсунаеши ударилось о кончик носа Ацуко и расплылось краской по ее щекам, – во вторую нашу встречу я проболтался тебе о мафии, а в третью думал, что небо прямо сейчас рухнет мне на голову, если ты не перестанешь плакать. Я убеждал себя, что боюсь тебя, потому что у тебя лицо и фамилия Хибари, но радовался каждый раз, когда ты приходила. А когда ты обиделась на меня из-за болезни Хибари-сана, я… – Ну хватит, – выдохнула Ацуко, поднимаясь на цыпочки и прижимаясь губами к его губам. Со всех сторон по воздуху к ним приближались белые пятна, совсем не похожие на плывущие по небу ленивые облака.***
Несколько дней весенних каникул пролетели незаметно, за ними последовали церемония открытия школы, смена школьной формы с зимней на летнюю и порвавшиеся серые с черными звездочками колготки. Из-за последнего пункта списка Цуко грустила особенно сильно, хоть и понимала, что несчастные изделия текстильной промышленности итак продержались достаточно долго. Именно эти колготки особенно нравились Цуко то ли из-за приятной затейливой расцветки, то ли из-за того, что получила она их во время своего первого настоящего приключения. Если, конечно, неожиданное перемещение во времени, напугавшее ее до дрожи в пальцах, можно было назвать приключением. Впрочем, думала про себя Цуко, не назвать тоже – нельзя. Поход по магазинам в поисках замены отнял у Цуко еще несколько дней, и в конце концов серые с черными звездочками сменились оранжевыми с яркими фиолетовыми кляксами. В гардеробе у Цуко было еще несколько разных упаковок ярких колготок, но сейчас ей категорически хотелось либо старые черные с серыми звездочками, либо новые, в первый же день вызвавшие ужас у школьных учителей и представительниц местного Дисциплинарного комитета. От очередного предложения посмотреть все-таки на цветущую, уже сбрасывающую лепестки сакуру Цуко решительно отказалась. Странное колючее предчувствие преследовало ее с последнего ее перемещения в будущее, и оно не то чтобы говорило, прямо-таки кричало, что не стоит больше ввязываться во всякие опасные переделки. Цуко, не ввязывавшаяся раньше вообще никуда, твердо решила избегать мафиозную компанию целиком и полностью, потому что ничего более странно опасного в этом скучном городе быть не могло. От этого немного кололо в груди, но Цуко уверяла себя, что это чувство вызвано скорее облегчением, чем чем-то еще. Цуко на самом деле нравилось совать свой нос куда не следует, но и она, младшая сестра грозы всея Намимори, прекрасно осознавала границы, которые не следовало переступать. И если раньше окружающая ее возня напоминала копошение ребятишек в песочнице, теперь все ее естество твердило, что дальше детишкам придется стремительно взрослеть и крепчать, пока их заживо не закопали в песке мальчишки постарше. – Это просто неприемлемо! – кто-то схватил ее за руку, и резкий девчачий голос резанул по ушам. Цуко, остановившаяся сразу после школьных ворот, лениво обернулась на тощую девчонку, намертво вцепившуюся в рукав ее ветровки. Девчонка возвышалась над Цуко почти на полголовы, сверлила ее гневным взглядом угольно-черных глаз, а пышные темно-каштановые волосы плохо скрывали несколько дырок от сережек в ухе. На плече ее красовалась повязка Дисциплинарного комитета средней школы Мидори. – Школьный устав ясно определяет допустимую школьную форму! Юбка должна быть на два пальца выше колена, допустимы только белые носки или гольфы, никаких колготок, тем более цветных! – глаза девчонки пылали праведным гневом, а пронзительный голос, казалось, был слышен в соседнем районе. – Назови свое имя и класс! Яростный приказ на мгновение выбил Цуко из колеи, и она поморщилась от бьющего по ушам громкого звука. Вокруг них уже успела собраться толпа девчонок, а шепотки их походили на шелестящие на ветру лепестки сакуры. Девчонка, все еще держащая ее за руку, была то ли не местной, то ли самоубийцей. – Хибари Ацуко, – хмыкнула Цуко, чуть склоняя голову, – класс 3-1. Окружающие их шепотки сделались громче, а потом и вовсе стихли, когда не в меру резвая первокурсница достала блокнотик, и, наконец отцепившись, старательно записала туда полученную информацию. Скорее дура, подумала Цуко, потому что первокурсникам уже прочитали лекцию о том, кого в этой школе трогать точно не стоит. Впрочем, никто из остальных новичков в разрастающийся конфликт вмешиваться не спешил. – Я вынесу тебе предупреждение. Наша школа считается элитной именно потому, что в ней строгие правила, и… – Нагата Юкико, – перебила Цуко, наконец вспомнив имя приставучей девчонки, – если ты вступила в комитет, чтобы самой нарушать правила, лучше бери пример с меня. Мне достаточно одной фамилии. Девчонка раскрыла рот, и Цуко отдернула ее юбку, на целых три пальца короче нормы. Вот-вот должен был начаться первый урок, а к обеду обязательно нужно было сдать очередную дурацкую анкету самоопределения. Цуко злилась, потому что чаще всего ее воспринимали всерьез только из-за репутации старшего брата, но ведь она могла и сама постоять за себя. Чего только стоила Аритака Иру, цеплявшаяся к ней весь первый месяц ее первого года в средней школе. – Цуко-семпай! – Хару налетела на нее сзади так, что сама Цуко едва не уткнулась лбом в грудь Нагаты Юкико. – Я уже говорила, но на следующих выходных мы опять пойдем смотреть на сакуру, может все-таки пойдешь с нами, Тсуна-сан обещал придумать для всех развлечение! О, у тебя такие классные колготки! Поток речи, половину из которого Цуко бессовестно прослушала, прервал звонок на первый урок. От постепенно рассасывающейся уже как пять минут толпы не осталось почти ничего, и оставшиеся девчонки теперь тоже рванули по классам. Цуко качнула головой, глядя на поджавшую губы Нагату Юкико, сняла с плеча руку Хару и развернулась, проходя мимо них обеих. – На эти выходные у меня уже есть планы, – пожала плечами Цуко, ускоряя шаг и скрываясь в раздевалке. Стоило опустить голову, чтобы переобуться, оранжево-фиолетовые колготки замерцали перед глазами слишком ярким, непривычным пятном. Цуко, хмыкнув, похлопала себя по коленям, стянула слишком жаркую для такой погоды ветровку и вошла в класс под царящую там звенящую тишину. В этом году день рождения Кеи выпал как раз на воскресенье, и, раз уж мамы и в это раз не будет, Цуко твердо решила в кои-то веки устроить ему нормальный праздник.***
День не задался ровно с того момента, когда Реборн отправил его занимать места в парк. Тсуна не мог поверить, что ради этого он даже позвал Гокудеру-куна с Ямамото, которые теперь как всегда переругивались между собой из-за сущей ерунды. – Но все-таки поздновато для любования сакурой, она уже начала отцветать, – ворчал Гокудера-кун, поигрывая зажатой в зубах сигаретой. – Разве так не лучше? – не согласился Ямамото. – Бледно-розовые лепестки кружатся в воздухе и опадают под ноги, а деревья все еще пышные, и стоишь как в розовом вихре. На словах о розовом вихре Тсуна непроизвольно вздрогнул, подумав совсем о другом. Улыбающееся лицо Ацуко-сан из будущего непроизвольно встало перед глазами, и Тсуна сглотнул ставшую горькой слюну. Обе они, маленькая и взрослая, пугали его одинаково, но Тсуна все равно не мог понять, почему в глубине души жалеет, что ни одна из них не согласилась сегодня прийти. – А я говорю, – повысил голос Гокудера-кун, – лучше, когда сакура только расцвела. Ямамото на его слова рассмеялся и задрал голову к небу: – Погода все равно была неподходящая. Тсуна снова вздрогнул, вспомнив, что именно так говорила в их прошлую прогулку Ацуко-сан. Сегодня небо было ярко-голубое почти без облаков, но он все равно зачем-то положил в карман маленький складной зонтик. – А ты что скажешь, Тсуна? – Ямамото хлопнул его по плечу, окончательно вырывая из мыслей. – Да, Десятый, рассуди нас! – поддакнул Гокудера-кун. Теплое утреннее солнце грело макушку, а на улицах было пусто. Реборн выгнал их из дома в самую рань, едва Тсуна успел продрать глаза и свалиться с кровати, так что прохладная роса все еще поблескивала на траве, а почтальон развозил газеты. Тсуна протяжно вздохнул, вдыхая запах влажного, стремительно теплеющего утра, и тоже задрал голову, принимаясь разглядывать редкие, похожие на клочки ваты облака. – Главное, чтобы было красиво, – он пожал плечами и заметил облако, похожее на звезду. – Правильно! – тут же поддержали его в один голос парни. – Поэтому так важно найти удачное место, – покивал головой Гокудера-кун. – Хорошо бы сесть в тени сакуры, – рассмеялся Ямамото, прикладывая ладонь козырьком к глазам, – сегодня будет солнечно. Они прошли уже почти целый квартал, до парка оставалось рукой подать, и потому все они неосознанно прибавляли шаг. Несмотря на ворчание, каждый из них хотел занять наиболее удачное место, чтобы весело провести время с друзьями, и именно поэтому никто из них всерьез не спорил с отправившим их вперед Реборном. – Да, хорошая погода, – согласился Тсуна, засовывая руки в карманы. Несмотря на сказанные слова, что-то все равно неприятно тянуло в груди. Странное предчувствие чего-то нехорошего то и дело накрывало Тсуну с последней их встречи со взрослой Ацуко-сан, но он упрямо отбрасывал его, продолжая беззаботно смеяться в компании обретенных благодаря Реборну друзей. В парке было пусто. Совсем ни одного человека в такую хорошую погоду, несмотря на расстелившееся на земле полотно нежно-розовых лепестков. Тсуна на мгновение затормозил, замер в нерешительности, но Гокудера-кун с Ямамото уже пошли дальше, громко обсуждая, как им несказанно повезло. Деревья сакуры стояли достаточно близко, чтобы касаться друг друга пышными кронами, редкие лавочки по обе стороны от узкой дорожки были покрыты опавшими лепестками и было тихо так, что у Тсуны звенело в ушах. Утро еще только наступило, но он прекрасно помнил, сколько было народу, когда они ходили в парк с мамой в прошлом году и год назад, и еще год назад. – Эта часть парка закрыта для посещения, – словно озвучивая его мысли, сказал выскочивший из кустов парень с зачесанными вперед волосами, – проваливайте. Основная часть его монолога звучала безукоризненно вежливо, но вот последнее слово резко выбивалось из общей картины. Парень в черной школьной форме послал их грубо, махнув рукой куда-то в сторону, а после мило улыбнулся, складывая на груди руки. Гокудера-кун тут же разразился бранью, а у Тсуны в голове мелькнула мысль, что, пока не стало совсем плохо, лучше убраться отсюда подобру-поздорову. Но ни Ямамото, ни тем более Гокудера-кун, впрочем, не были с ним согласны. – Это место никому не принадлежит! – рявкнул Гокудера-кун, ударяя парня в форме по голове так, что тот ничком повалился на землю. – Пойдемте, Десятый! Они шумели так сильно, но до сих пор никто больше не появился. Парень с зачесанными как у бандита волосами остался лежать на земле, а они прошли вглубь парка, выбирая место получше. Тсуна то и дело оборачивался, вздрагивал от каждого шороха и в глубине души думал, что стоит все-таки пойти поискать место пооживленней. Парень в черной школьной форме и с зачесанными вперед волосами подозрительно напоминал одного из подручных Хибари-сана, а это само собой означало, что ничего хорошего им в предстоящей заварушке не светит. – Я все думал, кто это тут шумит, – тихий вкрадчивый голос раздался откуда-то сбоку, и Тсуна дернулся, оборачиваясь, – а это снова ты. Сложивший на груди руки Хибари-сан смотрел прямо Тсуне в глаза, игнорируя всех остальных, и казался предельно расслабленным. Тсуна замер, цепенея под его взглядом, и с губ Хибари-сана сорвалась звонкая в наступившей на мгновение тишине усмешка. – Р-ребята, – пискнул Тсуна, не отрываясь от глядящих прямо насквозь черных глаз, – давайте п-пойдем куда-нибудь еще. Глава Дисциплинарного комитета средней Намимори вызывал ужас не только у большинства школьников, но и у многих взрослых. Тсуна слышал слухи о том, как безжалостно он расправлялся с врагами и как любил ввязываться в драки, и даже сам был несколько раз избит до полусмерти. Но, как, впрочем, и всегда, ни Ямамото, ни тем более Гокудера-кун не были с ним согласны. – Ты не можешь запретить нам любоваться сакурой, – вполне миролюбиво сказал Ямамото, вскидывая руки. Повисла недолгая пауза, во время которой Хибари-сан посмотрел сначала направо, а потом налево, пожал плечами и развел руками: – Могу. Гокудера-кун вспыхнул и разразился бранью, даже выплюнув сигарету, а Тсуна подумал, что шанс слинять от назревающей драки он давно уже упустил. – Я предлагаю игру, – писклявый голос Реборна раздался с нависающей у Тсуны над головой ветки, – Хибари против команды Тсуны, один на один. Проигравший должен уйти навсегда. – О, – перебил другой, не совсем внятный голос Шамала, – а сестры у тебя нет? Он оказался вдруг прямо у Хибари-сана перед носом, и тот, лишь коротко поморщившись, отправил горе-доктора отдохнуть под деревом одним быстрым ударом. Тсуна только и успел подумать, что есть, как холодный блестящий взгляд снова прорезал дыру у него между глаз. – Я согласен, – кивнул Хибари-сан, и глаза его азартно блеснули. Первым вызвался запальчивый Гокудера-кун. Он бросился на Хибари-сана так быстро, что Тсуна едва успел моргнуть, прежде чем последнего окутало облако дыма. От взрыва на мгновение заложило уши, запахло дымом и гарью, и Тсуна закашлялся, принимаясь махать перед собой рукой. Он не думал, что такой взрыв может победить Хибари-сана, он вообще не думал, что что-то может его победить, и потому совсем не удивился, когда Гокудера-кун как подкошенный рухнул на землю. Следующим на очереди был Ямамото. Он как всегда мягко улыбался, только уголки губ его слегка подрагивали, но Хибари-сан, казалось, не обращал внимания ни на него, ни на бранящегося Гокудеру-куна. Он смотрел куда-то вдаль на скрытое деревьями нечто, и Тсуна невольно преследовал его взгляд. Реборн тяжелой ношей спрыгнул ему на плечо, вырывая из накативших вновь мыслей, неприятно похлопал по щеке и приказал не отвлекаться. – Ты следующий, Тсуна, – каркнул Реборн, и только тогда Тсуна увидел, что сжимающий в руке биту Ямамото тоже лежит на земле. – Я не, – пронзительный взгляд снова прошил его насквозь, и Тсуна сглотнул горькую слюну, – не собираюсь я драться! Пойдемте лучше в другое место. Колючий презрительный смешок врезался в уши, намертво ввинтился в голову, и Тсуна почувствовал, как краснеет. Хибари-сан смеялся над ним, покручивая испачканные кровью его друзей тонфа, и все еще то и дело поглядывал куда-то в сторону. Тсуна рвано вздохнул, проследил за его взглядом, и едва не подавился, заметив скрытую розоватой тенью Ацуко-сан. В следующее мгновение, до того, как он успел собраться с мыслями, тупая боль прошила голову, и в глазах на мгновение потемнело. Перемешанная с азартом ярость вырвалась наружу оранжевым пламенем, и Тсуна взвыл, не в силах сформулировать свое предсмертное желание. Его кулак с силой врезался в теплый от крови тонфа, и улыбка Хибари-сана стала как будто бы одобрительной. – Ты то сильный, то слабый, – протянул он, отбрасывая Тсуну в сторону, – не могу тебя прочитать. Пятки взрыли землю, но Тсуна едва ли почувствовал боль. Перед глазами плясали яркие пятна, оранжевые с фиолетовыми кляксами, а Ацуко-сан смотрела на них, поджав губы. Следующий удар пришелся Хибари-сану в плечо, и тот неожиданно оступился, падая на колено. Пламя Предсмертной воли погасло, и Тсуна пискнул, удивляясь собственному везению. Хибари-сан нахмурился и прижал руку к груди, а откуда-то как будто издалека раздался встревоженный возглас Ацуко-сан. – Это сделал не ты, Тсуна, – каркнул Реборн, обрывая гул в ушах, – Шамал выпустил в него зараженного москита еще в самом начале. Что-то внутри упало глухо и безвозвратно, Тсуна дернулся, отер вспотевшие ладони о единственную оставшуюся на нем деталь одежды. Стоять в трусах перед Ацуко-сан было стыдно, а еще от ее разгневанного взгляда что-то колыхалось и билось в груди. Тсуна чувствовал, как медленно краснеют щеки, и как гулко бьется сердце с каждым ее приближающимся шагом. – Ситуация накалилась, поэтому я заразил его болезнью, при которой он не сможет находиться рядом с сакурой, – блестящий взгляд Шамала тоже следил за Ацуко-сан, и оттого Тсуна хотел ему врезать, – синдром дезориентации сакурой. Стоило ладони Ацуко-сан коснуться плеча Хибари-сана, как тот резко поднялся, непроизвольно отталкивая ее от себя. Он сильно шатался, а глаза его сделались мутными, так что казалось, будто он вот-вот упадет замертво. – Правила есть правила, – прохрипел Хибари-сан, делая несколько шагов вперед, – наслаждайтесь сакурой. Странное колючее чувство разливалось у Тсуны в груди. Он одновременно был рад, что кто-то победил самого страшного на свете человека, но и хотел провалиться сквозь землю или отмотать время вспять, чтобы этого никогда не происходило. Ацуко-сан не смотрела на него, сосредоточив все свое внимание на ухмыляющемся Шамале, и оттого что-то в животе у Тсуны неприятно скреблось, будто старалось выбраться наружу. – Вылечи его, – тихо приказала Ацуко-сан, и голос ее эхом разнесся по пустому парку, – сейчас же. Глаза Шамала ярко сверкнули, он заулыбался еще шире и подался вперед, наклоняясь так, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицом Ацуко-сан. – Милая сестрица, – Шамал выдержал театральную паузу, вглядываясь в темные глаза Ацуко-сан, – а ты мне что взамен? Шлеп. Звук пощечины заставил вздрогнуть и замереть, глядя на Ацуко-сан во все глаза. Ноздри ее раздувались, губы были плотно сжаты, а левая ладонь покраснела. Шамал выпрямился, потирая щеку, и хмыкнул, и Ацуко-сан развернулась на пятках и зашагала следом за давно скрывшимся между деревьев Хибари-саном. Только теперь, когда солнце осветило ее лицо под другим углом, Тсуна заметил, что в глазах ее блестели слезы. – Ты провалился, Тсуна, – в наступившей тишине каркнул Реборн. Тсуна даже не пискнул, только пожелал, чтобы небо наконец рухнуло, навсегда погребая его под собой.