Lacuna

       Честерфилд заприметил что у изгороди стоит плетёная корзина, наполненная овощами и фруктами. Потянувшись, извлёк румяное яблочко, и обтерев его о штанину, протянул дрожащими ручонками исполину. Раздался хруст фрукта, но слон, почему то в ту же секунду отпрянул от забора и тревожно затрубил. Позади раздался странный свист и Чес почувствовал, как адская боль пронзила его затылок. Растирая шею обернулся и увидел мальчишку с яблоком в руке, которого окружали его друзья. Тот бросил в Честера яблоко и загоготал. От такой неожиданности он не успел среагировать и плод прошёлся по скуле: в глазах заплясали мириады звёзд. — Фу-у-у, ребзя, смотрите, уродец сбежал из вольера, — вновь потянулся к корзине. — Нужно показать этому фрику, где его место, — предложил один из спутников. — Ага. Его место в клетке! — ответил ещё один товарищ. — Страхолюдина! Страхолюдина! Страхолюдина! — закричали они в унисон, и град яблок полетел в Кобблпота. Не выдержав такого агрессивного артобстрела, худенькие ножки затряслись и Чес повалился на землю. Всхлипывая, принялся сплёвывать кровавую пену в придорожную пыль. На звуки возни из шатра выбежала девушка с бородой. — Смотри, смотри, чудовище, твоя подружка появилась, — захихикал вожак. Та не обращая на него внимания, помогла Честерфилду подняться на ноги. Вдруг позади девушки показался старик с шарманкой, а на его плече сидела маленькая обезьянка. Животное бесновалось и оскалив зубы, шипело. — Дочка, что тут произошло? — загробным голосом пробасил циркач. Мальцы замолкли, и испугавшись, побежали врассыпную. Услыхав шум и возню, вокруг шатра стала собираться публика. К Честеру, охая и ахая, подошла Урсула, зажимающая подмышкой плюшевого медведя с сердцем в лапах. — Честер, что с тобой уже стряслось? — взяла племяника за подбородок и прищурившись уставилась на расплывающийся под глазом бланш. — Ничего, — угрюмо обронил тот, — пошли домой, с меня хватит, нагулялся! — опустив остренькие плечики, заковылял к выходу из парка развлечений. По возвращению домой, Честерфилд быстро вбежал в свою комнату, и не зажигая свет плюхнулся на кровать, так и не сняв верхней одежды. До его слуха доносились голоса спорящих отца и тётки. Никогда не повышающий голос, Таккер разорялся: — Это ты во всём виновата! Ну как ты так могла! Урсула!!! — ссора сопровождалась звуками бьющейся посуды. «Ну вот, из-за меня досталось тёте Урсуле», — подумал малыш и смахнул нахлынувшие слёзы. Перевернулся на другой бок и тяжко вздохнул. Его стало клонить в сон. Наступила гнетущая тишина, которую нарушил голос отца полный металла: — Урсула, пошла вон! Мы больше не нуждаемся в твоих услугах! Топот ног: кто-то спустился по лестнице вниз и распахнутая настежь дверь с треском захлопнулась. Через открытое окно долетели звуки поскрипывающих колёс чемодана, что передвигали по дорожке посыпанной гравием. Затем послышался шум мотора отъезжающей от поместья машины. Дом погрузился в гробовую тишину. Честер от пережитого стресса провалился в кошмар. Он поднялся с постели и подошёл к зеркалу. В бледном свечении луны проникающем через тонкие занавески, в зеркале отразилась его отталкивающая внешность: выпирающие заострённые лопатки, мертвенно-синюшная кожа и крючковатый нос с горбинкой. Чесу показалось, что зеркало зловеще насмехается над ним. В голове зазвучали голоса его обидчиков: — Маленький гадёныш, тебя не учили стучать в дверь, — детское воображение нарисовало грозного Леонарда, но его образ в секунду померк в глубинах сознания, а оттуда наружу вылезла галдящая толпа сорванцов из парка. Они окружили Честера со всех сторон и начали измываться: — Фу, смотрите, уродец! Чудовище! Фрик!  — СТРАХОЛЮДИНА! СТРАХОЛЮДИНА! СТРАХОЛЮДИНА! Буэ-э-э! — их безумный смех впивается в слух… — Хватит, хватит. Прекратите! — ребёнок в холодном поту мечется по кровати и судорожно сжимает простыни костлявыми пальцами. Он из последних сил принялся бежать прочь, но шайка сбила его с ног и продолжая выкрикивать эти ужасные оскорбления, которые, словно острая бритва, резали его астеническое тело, насмехались. Его впалая грудь перестала вздыматься и он больше не дышал. Он мёртв! Мёртв. Мёртв. Но, нет! Сжав волю в кулак и сцепив зубы до хруста, он поднялся с пола и злобно рыча, сплюнул кровь под ноги. — Я никому, никогда больше не позволю называть меня уродцем! Раздался звон бьющегося стекла и Честерфилд проснулся. В комнате зажёгся свет и домочадцы обезумевшим взглядом уставились на ребёнка. Он стоял с закрытыми глазами перед разбитым зеркалом и его окровавленный кулак застыл в воздухе. ••• — Пап, а может не надо, — с тоской произнёс Честер, размешивая ложкой кукурузные хлопья. — Надо, ещё как надо, — сообщил Таккер, на ходу завязывая галстук и попивая из чашки обжигающий кофе. — Тебя уже давно пора было отдать в школу. Поверь, там много чего интересного и ты сможешь найти себе друзей, — бросался доводами Кобблпот, запихивая папку с документами в кейс. Чес тяжко вздохнул и взял протянутый дворецким ланч бокс. Поспешно засунул его в школьный ранец. — Если хочешь, то Сесил отвезёт тебя, — произнёс мужчина покидая кухню. — Не стоит. Я на автобусе доеду, — промолвил Честерфилд едва шевеля тонкой ниточкой губ, и отправился на двор к площадке с надписью «школьная остановка». Сильного желания посещать занятия в нём не присутствовало. Но отец, видя что дети его коллег хвастаются своими школьными достижениями, загорелся идеей фикс отправить его на учебу. И вот его первый школьный день! Он с тоской посмотрел по сторонам, поправил шлейку ненавистного рюкзака и присел на лавочку, ожидая автобуса. Из-за поворота показалась длинная махина канареечного цвета. Громко урчащий мотор, распугал всю живность в округе. Пташки услыхав звуки движка, полетели врассыпную. Честерфилд завидовал им. Автобус затормозил напротив лавки, и дверь с громким шипением распахнулась. Пожилой мужчина в тёмном кепи с серебряной кокардой, нелюдимо гаркнул: — Чего спим, давай заходи быстрее, а то пойдешь пешком, — ухватился за баранку и уставился через лобовое стекло на дорогу. Честер взобрался по ступенькам. Пытаясь найти свободное место, засеменил узким проходом мимо ряда кресел, но до слуха только долетало — «занято». Доковыляв почти в конец салона, присел на свободное место. Внезапно сильный толчок в спину, заставил его обернуться и посмотреть на дебошира. «Ох, нет, нет, только не это!», — с отчаянием пронеслось в мыслях. Он ощутил новый тычок. — О, ребзя, смотрите, это тот уродец из цирка, — парень-вожак, что метал яблоки, громко заржал. Честер сначала побледнел, затем побагровел и поднявшись с места, подошёл вплотную к своему обидчику. Тот не унимался, продолжая заливисто хохотать. Он положил руки пацанёнку на плечи и присосался к губам. Зацепил зубами скользкую и упругую плоть и резко сжал их до хруста. Мальчишка затих, а Честерфилд почувствовав на губах тёплую пульсирующую влагу, потянул плоть на себя. Вожак от боли взвыл и замычал, захлёбываясь в собственной крови. Удовлетворённый Чес пошлёпал к выходу. В салоне поднялась возня и крики. Водитель остановил транспортное средство у следующей остановки и отвесив пендаля, вытолкал Кобблпота из салона. Отъехав на пару метров, затормозил и через открывшуюся дверь, выбросил ранец на дорогу. Почёсывая зад, он подошёл к своей школьной сумке, поднял её и показал средний палец удаляющемуся автобусу. На этом учёба завершилась, точнее Честера перевели на домашнее обучение и он всё время зависал в семейной библиотеке, книги из которой и стали его учителями. Он радовался такому положению дел, ведь больше никто не кричал ему вслед, это обидное «уродец». ••• Прошло ещё лет шесть. Честерфилд из маленького худенького ребёнка, превратился в маленького худенького подростка. Отец всё свободное время проводил в бюро. Они с Томасом реанимировали какой-то его старый проект. Уэйн считал Таккера талантливым архитектором и пригласил поработать над проектом Суорнхилл. И Кобблпот-старший дни и ночи напролёт проводил на работе, а сына оставлял на попечение Сесила и его жены. Точнее будет сказать, что он был представлен самому себе и книгам из библиотеки. Всё свободное время Чес посвящал чтению, кроме книг его ничего не интересовало. Иногда в солнечную погоду, любил прогуляться по саду. В этот день выдалась просто чудесная погода. Отложив фолиант с недочитанной поэмой в сторону, он отправился на прогулку. Возле декоративного куста тсуги, на корточках сидел Леонард. Прислуга подрезал сухие ветки. Честер подошёл на достаточно близкое расстояние: тень от его фигуры загородила солнце. Садовник злобно зыркнул на Кобблпота и угрюмо проронил: — Чего тебе надо, маленький гадёныш, — собрался заняться своими прямыми обязанностями. Гнев застлал глаза Чеса, он схватился за сучкорез и… Дикий вопль Леонарда зазвучал на всю округу: щебечущие пташки разлетелись в разные стороны. Мужчина прижимал к лицу руки, по которым сочилась кровь. Садовник поднял шумиху и Таккеру едва удалось от него откупиться. После всех этих скандалов с членовредительством, Честера отправили на приём к доктору Аркхаму. Тот предложил Таккеру, пока всё утихнет, положить сына в клинику на обследование и понаблюдать за его поведением. Наученный горьким опытом, Кобблпот отказался, в его памяти ещё свежи воспоминания, когда после последнего визита к Гертруде, он едва смог опознать в ней свою любимую. Тогда профессор порекомендовал обратиться к психотерапевту. Выписывая направление, он сказал, что у Эстер Уинтроп большой опыт работы с детьми. Вскоре в поместье явилась эта женщина! Честерфилд с первого взгляда её невзлюбил. Но ничего нельзя было поделать — пришлось посещать её сеансы психоанализа. Она всё время допытывалась: — Зачем ты откусил мальчишке язык? — покачивая своей пышной шевелюрой, окинула ребёнка оценивающе-презрительным взглядом. — Потому что он много пиздел не по теме, — неохотно отвечал мальчонка, надеясь что докторша от него отвяжется. Но, увы, нет! Она, словно пиявка присосалась к Честеру, и задавая свои тупенькие вопросики, всё время что-то записывала в свой пухлый дневник. — Ну, а с Леонардом, почему ты так поступил? Теперь ему прийдётся вставить стеклянный глаз, — никак не унималась психиатр. — Ну ничего страшного, теперь не станет оправдываться, почему косо на меня поглядывал, — захихикал подросток, расплываясь в ехидной ухмылке. Эта пиявка и не думала от него отставать. Вечно таскалась за ним по всему дому. Одним местом в поместье, в которое она не совала свой любопытный нос — была библиотека. Просторная комната с лабиринтом полок стала его пристанищем, можно сказать, убежищем, где он мог дышать на полную грудь. Заметив, что Честерфилд проводит всё свободное время за чтением, Эстер дала своё «умозаключение специалиста». Книги способствуют формированию положительных качеств личности и позволяют контролировать проявляющиеся отрицательные эмоции его характера. Однажды за семейным ужином Уинтроп сказала Таккеру… Стоп! Семейный ужин и психолог, как это взаимосвязано? А оказывается сеансы должны проходить круглосуточно, в непринуждённой обстановке, чтобы Чес чувствовал себя комфортно. В общем, докторша перебралась в поместье и донимала своими глупыми вопросами по-сто-ян-но! В очередной семейный ужин леди Уинтроп разорялась о том, что членовредительство — это была защитная функция организма. Вины Честера она не видит, ведь он, словно рак-отшельник закрылся в своей раковине. А ему для проработки пора уже выйти из поместья (раковины). Всплеснув в ладоши, Эстер Уинтроп предложила сходить в кино. Подросток, поперхнувшись, так и застыл с торчащим изо рта куском стейка. Старший Кобблпот завороженно поглядывая на молодую женщину, заметил, что он не против куда-нибудь сходить. Вот только Честерфилду такая идея не пришлась по душе. Он совсем недавно отрыл под толщей пыли, старый фолиант «Городских легенд Готэма» и предвкушал, как будет изучать истории. Его живой ум отчаянно заработал и выдал гениальную идею: — Эстер, а почему бы вам с отцом не сходить в кино и не обсудить моё хорошее поведение, а? — покинул стол, направляясь в библиотеку. — Ок, неплохая идея, сынок, я не против, — словно заведённый талдычил одно и тоже Таккер, пожирая влюблённым взглядом леди Уинтроп. Честерфилд не обращал внимания на метаморфозы в поведении отца, а зря. Пока он, увлекшись изучением легенд, зависал в семейной библиотеке, отец и Эстер коротали вечера в общей компании. Они посещали музеи, театры и рестораны. Таккер воспринимал эти встречи как полноценные свидания, хотя основной темой бесед всегда являлся Честерфилд. Однажды Таккер пригласил Уинтроп в ресторан и во время тоста, волнуясь, протянул футлярчик с обручальным кольцом. Леди Уинтроп и сама заметила, что прикипела к мужчине. Ещё бы, один из богатейших представителей Готэма! Оно и неудивительно что молодая женщина дала положительный ответ. Вернувшись домой, они надумали поделиться радостной новостью с Честером. Когда вошли в гостиную, то туда, ковыляя с бока на бок, вошёл взбудораженный подросток. На эмоциях он тараторил: — Вы представляете, в коллекторах Готэма проживает огромное зелёное существо, которое пожирает людей. Его называют «крок», — судорожно пролистывая страницы громадной книги, делился информацией. — Милый, — сладковато-елейным голоском залепетала Эстер, — твой отец сделал мне предложение, мы скоро поженимся, — запищав, сунула в лицо мальчика сжатую руку, на пальце которой красовалось кольцо с бриллиантом. Чес от неожиданности уронил книженцию на ногу, скривившись от боли, выдал: — Ох, ёжб твою мать! Пап?! — испытывающе глянул на родителя, — А как же память о маме? Ты её больше не лю…лю… любишь?! — его тоненькие губы задрожали и он, чтобы никто не заметил по-предательски подступивших слёз, часто заморгал глазками-пуговками. Посмотрел на портрет над каминной полкой, где были изображены родители и отрицательно завертел башкой. Засеменил из комнаты. — Ему нужно время чтобы переварить эту новость, — произнесла леди Уинтроп, судорожно прокручивая кольцо на пальце. — Он уже взрослый мальчик и неглупый, должен всё понять, — похлопав Эстер по плечу, Таккер отправился наверх. ••• Таккер видел, как эта новость повлияла на Честера — он стал замкнутым, перебрался на ПМЖ в библиотеку, покидал её за редким случаем. Даже их «семейным ужинам» пришёл конец. Кобблпот старший завёл разговор с леди Уинтроп и поведал, что такое с ним уже не в первой происходит. Рассказал историю о мальчишках из парка и о тётке Урсуле. Тогда Честерфилд тоже полгода безвылазно проторчал в своей комнате и не разговаривал с ним. Проведав о тётушке, Эстер надумала поговорить с пасынком. Неожиданно явилась, а точнее — припёрлась в библиотеку, и застала его врасплох на собственной территории. Он не ожидал от неё такого подвоха и не подготовился к гостеприимной встрече. После умело расставленных сетей психологической манипуляции, она всё подробно разузнала о ссоре отца с Урсулой. Мальчишка невзначай поведал леди Уинтроп, что это произошло, якобы, из-за него и он до сих пор чувствует себя виноватым из-за того, что отец прогнал тётю из дома. Побеседовав с Таккером, Эстер Уинтроп предложила пригласить Урсулу Вандельбрант на церемонию бракосочетания. Приведя в доводы свои психологические штучки — так ребёнок выйдет из хандры, да и «злые языки» перестанут судачить по углам, что, мол, Кобблпоты и Вандельбранты до сих пор враждуют. Он согласился с такими аргументами. Таккер уже не держал на Урсулу зла и дал добро на приезд родственницы. Леди Уинтроп отправила приглашение на свадьбу. (Ох, ох, Эстер Уинтроп ты ещё узнаешь, кто такая Урсула Вандельбрант!) Затея с тётушкой оказалась дельной. Как только до Честера дошла новость, что тётка приезжает — приободрился, покинул своё убежище и даже начал посещать «семейные ужины». От сердца Таккера отлегло и он сконцентрировался на работе, решив до свадьбы завершить проект, ведь после будет некогда: они сразу после бракосочетания отправляются в медовый месяц. Эстер Уинтроп, занимаясь организацией торжества, всё время проводила в разъездах по агентствам. Таккер — в бюро. Дом большую часть дня находился в распоряжении Честерфилда, чему он несказанно был рад… Так незаметно в семейных заботах и суете, пролетело полгода. Наступил «судный день», как его про себя прозвал Чес. Весь день по поместью сновали незнакомые люди, завершая последние приготовления. Беатрис командовала на кухне, раздавая распоряжения нанятому штату прислуги. Сесил следил за декораторами в столовой. В этой суматохе никто не обратил внимания на требовательный стук в дверь. И оно и не удивительно. Честер читая книгу, напряг слух — ему казалось, что это просто привиделось, но, нет. До его слуха отчётливо долетел звук дверного молоточка. Понимая что просто-напросто некому открыть, отправился к входной двери. В пороге замерла тётушка Урсула. Он растерялся на долю секунды, а глазки на радостях засияли. Рыжеволосая женщина переступив порог, заключила его в свои крепкие объятия. Зарывшись своим крючковатым носиком в груди дородной дамы, засопел, аки младенец, и чуть ли не расплакался. Во время лобзаний-обниманий затараторил без умолку: — Тётя Урсула, тётя Урсула! Мне тебе столько всего нужно рассказать! — потянул женщину в будуар, где она некогда проживала. После долгой разлуки племянник и тётка никак не могли наговориться, они делились перипетиями своей жизни. Честерфилд рассказал о случае с садовником и извинился перед тёткой. Он уже взрослый мальчик и понимал, что она состояла в романтических отношениях с Леонардом. Та такую новость, на первый взгляд, восприняла с прохладцей. Урсула поведала о подробностях злополучного дня, когда Таккер прогнал её. Оказывается чувства Леонарда были наигранными. Расплакавшись, полезла в ридикюль за носовичком, принялась всхлипывать: — Правильно сделал, малыш, но надо было кое-что ниже пояса отрезать этим сучкорезом, — громко высморкалась в батистовый платочек. — Когда я пришла в его комнату и предложила ему уехать со мной, вот тогда-то и он, кобель шелудивый, во всём признался. Дескать он, видевши, какое у меня влияние в поместье, понадеялся, через меня, урвать и себе власти. Ох, ох, — взревела навзрыд женщина, вскрывая былую рану. Честер почувствовав себя в данной ситуации неловко, отправился на кухню, где в старом буфете Беатрис хранила свою фирменную наливку. Прокравшись на цыпочках к шкафчику, в полумраке отыскал алкогольный напиток. И прихвативши хрустальный графин с вишнёвой наливкой, вернулся в комнату, где его ждала заплаканная тётушка. Подростку пришлась по вкусу наливка Беатрис. И родня, так незаметно под беседу, приговорила графин на двоих. Они не заметили, как загорелась заря и наступил новый день. Осоловевшие родственники запланировали отправиться на боковую, но, увы, этого сделать не удалось: дом подняли на уши, ведь к восьми часам была назначена церемония в часовне собора ордена святой Маргариты. И вообще, ещё столько всего нужно успеть сделать и ничего не пропустить! Дело в том, что Эстер не захотела сочетаться в ближайшей церквушке, ведь в ней венчались Таккер и Гертруда, а она не хотела видеть в свой светлый праздник никаких напоминаний из прошлого. И вот пришлось переться в самый центр Готэма в такую рань! Эта часовня — культовое место и все жители города желали расписываться в этом месте. В общем им в плотном графике удалось выбить время с утра. Погрузившись в машины, брачующиеся и гости отправились к собору. Честер сидел в дальнем углу лимузина отца, и, зевая, потирал сонные глазёнки. Он находился в скверном расположении духа, во-первых, у него жутко раскалывалась голова, во-вторых, он не успел опохмелиться — в кухню явилась Беатрис и начала тарахтеть кастрюлями, а в-третьих, он ненавидел массовые скопления публики ещё со времён луна-парка. Чувствуя себя так паршиво, поглядел на притихшую тётку Урсулу и понял, что она чувствует себя не лучше. Когда Кобблпот младший оказался внутри церкви, прокрался в какое-то помещение, решив подрыхнуть там на лавке, но вошедший священнослужитель объявил, чтобы он подготовился, скоро начнётся церемония. Явилась тётушка и принесла ему карманную фляжку с плещущейся жидкостью. Не разобрав что это виски, Чес хильнул за раз пол-ёмкости, казалось, что ему полегчало: он приободрился, и искренне улыбаясь, засиял здоровым румянцем. В комнату влетела взволнованная Эстер и сообщила, что маленькая девочка, которая должна была нести шлейф, заболела. В отчаянии забегала затравленным взглядом по сторонам: она чуть ли не рыдала. Находясь в приподнятом настроении, нахохлившийся Честерфилд предложил свои услуги. Урсула едва не поперхнулась остатками алкоголя из фляги, услыхав такую новость. Мисс Вандельбрант сдерживаясь от смеха, покинула комнату невесты и отправилась к гостям. Зализав причёску и поправив галстук-бабочку, который вечно норовил съехать на бок, костлявыми пальцами вцепился в свадебное покрывало и состроил заумную рожицу. Зазвучал орган и леди Уинтроп двинулась узким проходом меж лавок к алтарю, а пасынок важно надувшись, словно индюк, заковылял следом. До её слуха донеслось громкое икание, нахмурившись взглянула на мальчишку и предложила ему выпить. — Не надо пить, — заплетающимся языком промолвил он. Голова вновь затрещала, да ко всему ещё стало мутить. Они подошли к небольшой площадке перед алтарём, декорированной пышными букетами роз, расположившимися в напольных вазах. Чес незаметно (как он думал) подошёл к одной из них и выблевал внутрь. Среди публики поползли смешки и шушуканье. Вспыхнув от гнева, невеста взглянула на ребёнка. Тот поднял шлейф фаты и начал вытирать блевотину с подбородка. Его тоненькие ножки задрожали и он полетел вниз с верхней ступеньки площадки. Забарахтался, пытаясь подняться на ноги, только сильнее и сильнее запутывался в подоле шлейфа. А в зале нарастало недоумение. Священник поправляя свои ритуальные одежды, перепуганным взглядом смотрел на потешного коротышку, который, словно мумия, закрутился в белоснежный тюль. Ворочаясь, Честерфилд изо всех сил дёрнул за шлейф и тот, вместе с диадемой, инкрустированной драгоценными камнями и шиньоном-накидкой, полетел вниз ступенек. Подросток окончательно запутался с ног до головы, и из своего кокона в отчаянии запищал: «помогите!». Настоятель отложил священное писание на аналой и, аки добрый самаритянин, поспешил на помощь к Кобблпоту-младшему. Эстер заскрежетав зубами, схватилась за взлохмаченные волосы и загорланила проклятия в адрес пасынка. Публика в зале ухахатывалась, воспринимая происходящую буффонаду, частью свадебной церемонии, ведь главный «комедийный персонаж» манерами напоминал им Великого немого.* Ещё несостоявшаяся миссис Кобблпот своим цепким взглядом выхватила из толпы образ дородной дамы. Тыкнув наманикюренным пальчиком в её сторону, ещё пуще прежнего завизжала: — Ты! Это всё ты подстроила! — замахнулась букетом невесты и зашвырнула его в Урсулу. Та споймав цветы, поднялась с места и загорланила своим каркающим голосом на всю часовню: — Ты самозванка! Тебе никогда не быть истинной Кобблпот! — горделиво развернулась и укоризнено посмотрела на Таккера, который всё это время находился в полном ахуе: — Ну, а ты. Как ты мог предать память Гертрудочки, она была чистейшим ангелом. А ты сушеная вобла! Тьфу! — в пьяном угаре разорялась мадамочка, и замахнувшись, метнула букет в невесту. После случая в часовне, разразился жуткий скандал: Урсулу опять отправили в ссылку без права переписки, а Честерфилда наказали — забрали его коллекцию поездов. Но он и сам всё прекрасно понимал — переборщил чутка. Эстер поуспокоившись явилась в библиотеку и открытым текстом заявила, что хотела быть ему другом, но теперь… В общем неприязнь между Честером и Эстер приобрела обоюдную открытую неприязнь. Родители уехали в романтическое путешествие, а он остался один на один в огромном доме. Это было большим наказанием, чем коллекция поездов, он просто на физическом уровне ощутил одиночество и его потянуло к людям: он начал понемногу покидать пределы поместья. Стал каждый день ходить на могилу матери и носить букеты белых лилий. О любимых цветах ему рассказала тётушка. Так незаметно пролетело время свадебного отпуска и домой вернулись отец с мачехой. По возвращению, он стал замечать, как сильно изменились их с отцом взаимоотношения — он больше времени проводил в компании Эстер, а с ним едва перекидывался парой фраз. Он ощущал всей кожей, что теряет отцовскую любовь! Его вновь стали мучить кошмары и он перестал спокойно спать по ночам. Зачастил с посещением мемориального кладбища Вормвуд. ••• — Мамочка! Мамочка! У них скоро родится ребёнок! — причитал подросток, стоя под проливным дождём. Дрожащими ручонками положил на могильную плиту букет белых цветов и заплакавши лёг возле него. Скрутившись калачиком, продолжил горько всхлипывать. Забылся в тревожном сне. Среди ночи явился смотритель кладбища и приняв его за бродягу, погнал прочь. Честер вновь погрузился в депрессию и молчание. Он почувствовал себя круглой сиротой, ведь теперь потерял и любимого отца. Тот ходил по дому и светился от счастья, а его, Честера, как-будто и не замечал вовсе. Ревность вгрызлась в душонку подростка и одурманила ядом зависти его разум: он возненавидел ещё не родившегося брата. «Отец будет любить здорового сына, а его лишит наследства и выкенет из дома, — такая мысль засела в голове Честера, а ей предшествовала другая, ещё бредовей, — надо что-то решать со спиногрызом!». Погрузившись с головой в испепеляющее пламя ревности и ненависти, он день ото дня сильнее и сильнее тонул в омуте безумия… — Сесил! — раздался требовательный окрик. Застывшая в пороге гостиной женщина, с придирчивостью взглянула на воздушные шарики, что висели над каминной полкой. В помещение запыхавшись влетел дряхлый старик, и устремив взор на хозяйку, выдал: — Да, леди Эстер. Я вас очень внимательно слушаю, — покорно сложив руки перед собой, забегал подслеповатым взглядом по сторонам. — Что-то не так? — Ты уже накрыл стол? — нахмурив точённные бровки, миссис Кобблпот упокаивающе погладила округлившийся животик. — Да, мэм, как вы того и желали, — отрапортовал слуга и уж было собрался покинуть комнату. — Надо перенести шары в столовую, в гостиной слишком мрачно, — скривившись точно съела дюжину лимонов, обвела взглядом ряд портретов, что расположились над каминной полкой. — Вот, вот, а я что говорил, — заметил входящий в комнату мужчина. Подошёл к Эстер и поцеловал в щёчку, покрытую нездоровым румянцем. — В столовой и светлее будет и попросторнее для гостей, — Приблизился к камину и приступил снимать праздничную декорацию. — Пап, давай я тебе помогу, — подросток, сидящий в кресле, отложил томик в сторону и подорвавшись с места, потянул за сине-голубую ленту, которой были опоясаны шары. Но, видимо, он слишком переусердствовал — раздались громкие хлопки. — Ну, Честер! Что ты натворил!!! — закапризничала беременная, — До бэбишоуэра* остались считанные минуты, а ты всё испортил. — Прости, Эстер, я…я…я не хотел, — извиняющимся тоном пролепетал Честерфилд и испытывающим взглядом посмотрел на отца, ожидая что тот за него заступится. Таккер сделал вид что не заметил ссоры. Старший Кобблпот взял плакат в голубых тонах и отправился прочь из помещения. Глазки-бусинки заблестели от проступивших слёз обиды, резко смахнув их, мальчишка произнёс: — Я сейчас новые надую. Где насос и шары? — расплывшись в улыбке, обратился к мачехе. — Это были последние, — укоризнено взвизгнула та, и присев в кресло, зашвырнула книгу Чеса в противоположную сторону. — Ты это специально сделал, да? — Нет, честно, я не специально, — оправдывался пасынок, с тоской глядя на треснувший форзац книжки. — Угу-угу, в часовне тоже получилось так… «случайно», — напомнила о больном, продолжая поглаживать свой живот. «Вот же сучка!», — зазвенело в воспалённом сознании. Глубокие тени — следствие бессонных ночей, ещё чётче проступили под цепкими глазёшками, а кончик крючковатого носа, задрожал. Сдерживаясь от закипающей в венах злобы, продолжил: — Давай, я съезжу в магаз и куплю эти чёртовы!!! шарики. — Нет, не надо, сама справлюсь, а то вдруг, ты ещё что-нибудь «случайно» учудишь, — поднялась из кресла и отправилась в холл. Как только она вышла за порог гостиной, Честер с остервенением начал лопать оставшиеся шарики. «М…м…м, а это приятно», — откинув сдувшиеся шары, направился в столовую. Отец почти что заканчивал развешивать транспарант с надписью: Thanks what you to give! От прочитанного, парень передёрнул плечиками и чуть ли не выблевал. «Уси-пуси, благодарочка», — закипая, паясничал Чес. Внезапно зазвонил мобильный и Таккер взяв телефон, заговорил с абонентом. В тревожном тоне переговорил пару минут и сорвался с места. Помчал из столовой, на ходу выкрикивая: — Чес, сынок, передай Эстер, что я немного задержусь, у меня на работе возникли кое-какие проблемы, — доносился голос уже из холла. Затем звуки захлопнувшейся входной двери и машина отца отъехала от поместья. Честерфилд остался наедине со своими токсичными мыслями. Достав из отцовского бара графинчик его любимого скотча, наполнил стакан. Залпом выдудлил его, даже не поморщившись. Долгожданного успокоения не наступило: он весь на взводе. Приговорил ещё полграфина — стало только хуже. — Вот же… ик… sucker… ик ик… ducker… и-и-ик… dicker, — прохаживаясь из стороны в сторону, бранился захмелевший мальчонка. Замер посреди комнаты и захлопал глазками. Припомнил!!! Вспомнил! — как отец раслабляется. Таккер вырыл в саду пруд и разводил в нём рыбок, а свободное от работы время проводил на берегу с удочкой. Рассказывал, что рыбалка отвлекает его от плохих мыслей. Честер отправился в кладовую, где батя хранил снасти. Напялил отцовские вейдерсы, схватил сачок и почапал в сад. Когда пришкандыбал к водоёму, его ещё сильнее развезло, зашатался и полетел в воду. Принялся шлёпать забродами по илистому дну, чем только поднял каламуть и распугал рыбу. Закинул сачок и наловив в него водорослей, извлёк небольшую форель. Зазевавшаяся рыбёшка захлопав жабрами и красно-оранжевыми плавниками, извивалась в тине, сверкая оливковым пузиком и бочками в крапинку. Прекратила сопротивляться, ведь окончательно запуталась в сетях. Разошедшийся Честерфилд, достал нехитрый улов и почувствовал, что рыбина ускользает из рук. Ничего лучшего не придумал, чем оглушить форель — взял и отгрыз ей голову. С наслаждением впивался зубками в скользкую плоть, что ещё трепыхала во рту. Приплямкивая тонкой ниточкой губ, смаковал сырой рыбёшкой. Ему однозначно полегчало. Продолжил ловить, тире мучать, рыбу. После непродолжительных истязаний сачок прогнулся под весом улова. Довольный отправился в дом. Вошёл в столовую, оставляя за собой грязные разводы следов на белом мраморном полу. Зашвырнул свой улов на середину стола, ещё живая рыба начала расползаться по накрахмаленной скатерти и зацепляя хвостом фужеры, опрокидывать их на пол. Перепачканные в донном иле сапоги заскользили на гладкой поверхности мрамора — он хряпнулся на землю, зацепляя рукой скатерть, стянул всю сервировку вниз. Освободившись от заброд, принялся собирать с пола форель и класть назад на стол, попутно глуша её о столешницу. Взял столовый нож и стал потрошить рыбу. Очистив её от внутренностей, схватился за аккуратно упакованный подарок и начал срывать атласные ленты. Извлёк из коробки детское боди нежно-голубого цвета, смахнул им рыбьи кишки на землю и обтёр руки. Присел на центральное место за столом, налил в бокал недопитый скотч и смачно чавкая сырой рыбой, запивал свой нехитрый обед. Покончив с трапезой, громко отрыгнул и покосился на плакат, вновь передёрнул плечиками. Обмакнув пальцы в ещё не свернувшуюся кровь, внёс свои корректировки: That's what you gate! Залез под стол. Закутался в скатерть и задрых без задних ног… Вернувшись из Рузвельт-Центра и увидев весь этот апокалипсис, Эстер не выдержала. Сначала с ней случился каталептический припадок, а затем она впала в кататонический ступор. Приехали медики и забрали её в госпиталь, где её состояние ухудшилось. Врачи пришли к выводу — чтобы спасти ребёнка, надо вызывать искусственные роды, есть большой шанс его спасти. Но, видимо, злой рок на протяжении многих веков, неспроста преследует семейство Кобблпотов — мальчик родился очень слабеньким и едва подавал признаки жизни. Доктора до последнего боролись за его жизнь. Спустя два часа, он умер. Роженица, заистерив, впала в дикую ярость. И когда в госпиталь явился ошарашенный Таккер, разразилась тирадой, полной проклятий и укоров: — Ты должен избавиться от этого монстра! Он исчадие ада!!! Вспомни — поранил мальчика, затем садовника, уничтожил мою свадьбу, — залилась горькими слезами, — а теперь… наш сын! Это он во всём виноват! — Эстер, врачи сказали, пока не прийдут результаты гистологического исследования анализов, они не знают в чём причина, — возразил Кобблпот. — Нет, Таккер! Это он! Он! Он!!! — отрицательно качая головой, орала женщина. Успокоившись, злобно прошипела: — Выбирай — либо я, либо он, — попросила дежурную медсестру проводить мужа до выхода. Таккер оказался между молотом и наковальней. Дилемма! Закрывшись у себя в кабинете, напился до чёртиков, так и не придя к определённому консенсусу. Когда ему позвонил Ричард Берг и поблагодарил за вовремя устранённую проблему, расплакался в трубку. Мэр тут же примчал в поместье и застал старого друга в невменяемом состоянии — в последней стадии алкогольного опьянения. Ричард едва вытянул из Таккера информацию. После долгих и мучительных распросов, предложил как решить проблему. Напомнил о проекте Суорнхилл. «В лагере его перевоспитают, а то он у тебя слишком разбалован!», — сказал мэр. Ещё терзаясь от нелёгкого выбора, Таккер выбрал меньшую из зол. Утром пришёл фургон из трудового лагеря. И пока в небе разгоралась алая заря, ещё сонного подростка погрузили в автомобиль…