***
Измайлов не появлялся уже пару недель. Он и раньше, бывало, отклонялся от установленного им же самим еженедельного графика посещений, но на то, как правило, были уважительные причины. В этот раз, подозревала Алиса, такой причиной было нежелание видеть ее. Разговор с Матвеичем помог ей разложить по полочкам ту сумятицу, что творилась в ее голове с момента их с Измайловым поцелуя. Она до сих пор не могла думать о нем спокойно, проваливаясь в тот день, видя перед собой его голубые глаза, светящиеся неподдельными нежностью и желанием… Девушка со стоном уронила голову в руки. Да. Она его любит. Вот только ничего хорошего из этого не выйдет. Алиса была реалисткой. За эти несколько месяцев она достаточно хорошо успела узнать Гришу. Девушки проходили через его постель, не задерживаясь. И, говоря объективно, она не видела, чем может его привлечь. Внешность у нее самая обычная, не уродина, но и писаной красавицей не назовешь. Да и вся эта ситуация с их родителями… В общем, существование даже дружбы между ними было чудом, а уж любовь казалась чем-то и вовсе запредельно невероятным… Он твой друг, говорил ей голос разума. Этого должно быть достаточно. Хочешь большего? — нашептывал маленький чертик, скрывающийся в глубине ее души. — Борись за него… Она сидела на том же месте, где он поцеловал ее тогда. Шиповник уже начал отцветать, и порывы теплого летнего ветра бросали ей в лицо пригоршни ароматных лепестков. — Вот ты где… — раздался знакомый бархатный голос, от которого у нее мурашки побежали по коже. Алиса оглянулась, прекрасно зная, кого увидит за спиной. Измайлов подошел близко-близко и, казалось, не мог оторвать от нее взгляд. Он выглядел помятым и усталым, как будто все это время слишком мало спал и слишком много пил. Впрочем, перегаром от него не несло — прожив все детство рядом с запойным алкоголиком, Алиса чувствовала эти запахи за километр. После смерти матери это стало вопросом выживания — не попадаться на глаза пьяному Рубцову. От Гриши пахло дорогим одеколоном и мятной жвачкой. От его близости у нее кружилась голова. Держи себя в руках, идиотка! — со злостью подумала она. — Привет, Измайлов, — натянув свою обычную ухмылку, поздоровалась девушка. — Привет, мелкая, — присел он на скамейку рядом с ней. — Как оно? — Все норм, — улыбнулась она, отчаянно цепляясь за ускользающее ощущение нормальности их общения. — Ты как? — Да тоже неплохо… — он сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями. — Алис, я… насчет того поцелуя… Сделай что-нибудь, дура! — заорала вдруг ее интуиция. — Сделай, или потеряешь его навсегда! Не дав себе времени на размышления — и возможности струсить — она повернулась к нему и прижалась губами к его губам.***
У ее поцелуя привкус отчаяния, подумал Гриша, прежде чем утонуть в водовороте ощущений. Она целовала его, как будто прощаясь, желая навсегда запомнить вкус его губ. Сам Гриша не сомневался, что этот поцелуй отпечатается у него в памяти навечно. Она все еще была неопытной, но невинная страсть, которой она горела так ярко, с лихвой заменяла искушенность, делая ее еще более соблазнительной. Не выдержав, он застонал ей в губы, сжимая ее крепче, из последних сил не давая воли рукам, стремящимся сорвать с нее скромное легкое платьице, что было на ней надето. Это было бы так просто, шептал ему его внутренний демон. Она хочет этого, так же сильно, как и ты… Но железная воля, которую Измайлов воспитывал в себе около двух недель, не давала ему сорваться вместе с ней в эту бездну, до краев заполненную адским пламенем, желанием и разрушением. Наконец, он смог взять под контроль свое слетевшее с катушек и совершенно не слушающееся голоса разума тело, и, оторвавшись от нее, прижался лбом к ее лбу, смешивая их дыхания. — Лис… — прошептал он задушенно. — Боже мой… Она ничего не говорила, просто смотрела на него, и все его добрые намерения, все, в чем он пытался себя убедить, вдруг стало таким неважным… Имела значение только она, его девочка-солнце. Нельзя, Измайлов! Он обхватил руками ее лицо и, глядя ей в глаза, прошептал: — Ну мы же не можем… Ты же все понимаешь, Лис… Мы не можем… Она сглотнула. На длинных ресницах задрожали первые слезы. — Это потому, что мой отец — Рубцов? — прямо спросила она. Гриша безрадостно ухмыльнулся. — Веришь, за все это время я о нем вспомнил всего лишь раз. А потом подумал, ну и хуй с ним. Он гниет в тюрьме, там ему и место. Нет, дело не в нем. А в том, что ты — мой друг, мелкая. А друзей — не трахают. Ты дорога мне, если не считать Ники, ты единственный свет в моей жизни, и я не хочу тебя потерять. Секс был бы хорош, не спорю. Но… насколько нас хватило бы? Ночь, две? Неделя? Из меня бойфренда не получится, мелкая… Я забываю о важных датах, опаздываю на свидания, блин, я, по сути, отец-одиночка с трудным ребенком и очень мерзким характером. А ты… ты заслуживаешь всей этой романтики, чтобы за тобой ухаживали красиво… Я хочу, чтобы у тебя это все было, но дать тебе этого не смогу, и рано или поздно ты разочаруешься во мне. А я этого не хочу, Лис… такой вот я эгоист. Слезы уже ручьями стекали по ее щекам, а она и не думала их вытирать, замерев под его взглядом. Можно подумать, нужна ей вся эта романтика без него… — И есть еще один момент, о котором я стараюсь вообще не думать, — продолжил Гриша. — Ты — несовершеннолетняя воспитанница детдома, которому я оказываю покровительство. То есть, если кто-то узнает, шум поднимется такой… По закону-то мне ничего не будет, шестнадцать тебе исполнилось, но грязью обольют и нас с тобой, и Томочку, а уж она этого точно не заслужила, и… у меня могут отобрать Нику. Алиса кивнула, соглашаясь с серьезностью его довода. Ни Тамаре Михайловне, ни тем более Нике она такого не желала. Но извечное девичье любопытство не дало ей просто закрыть этот вопрос. — А… а я тебе нравлюсь, хоть немного? — застенчиво спросила она. Гриша внутренне застонал. Нравится?! Так нравится, что он в первый раз в жизни снял проститутку и трахал ее, притворяясь, будто она — Алиса! Желаемого облегчения это, кстати, не принесло… Но, конечно, этого он ей не скажет никогда. — Мелкая, ты охуенная… — светло улыбнулся он. Она обняла его покрепче. — Посиди со мной еще немного, — попросила она. — Я никуда и не собираюсь, — ответил Измайлов.