Обещай вернуться

Маттео

День не задался с самого утра: встав с кровати, я споткнулся и чуть не свалился с лестницы, одна из любимых рубашек оказалась перепачкана кофе, новостей о Луне всё не было, хоть и прошло несколько дней после получения детализации звонков и сообщений. А теперь я тешил себя бранью с менеджером. Мужчина убеждал меня в необходимости продолжения тура. — Маттео, если ты откажешься от продолжения тура, то продюсер и музыкальный лейбл расторгнут контракт с тобой! Ты и так отменил одно шоу вчера, заявив, что не сможешь петь. Мы потеряли много денег! Одумайся, пока не стало слишком поздно! Ты сейчас возглавляешь все чарты, твою музыку слушают миллионы людей по всему миру! Люди мечтали увидеть тебя и послушать «вживую». Они боготворят тебя! Неужели ты посмеешь растоптать их мечты? Фанаты разочаруются в тебе! Уже разочаровались. Но я не мог уехать, пока Луна находится в месте, которое одному Всевышнему известно! — Я не смогу петь, Аксель. — Снова ты принялся за своё? Прошу тебя, Маттео! Подумай о своей карьере! Ты хочешь сломать всё сейчас? Пока ещё не поздно, ты можешь всё вернуть на круги своя, а не упираться, пререкаясь со мной. Дышать стало неимоверно тяжело. Горло будто сжали, а все кости переломали, перемолов в муку! Но я выкинул все эти мысли куда подальше набрал полную грудь воздуха, приготовляясь говорить долго и пылко: — Однажды я уже предпочёл успех и карьеру собственному счастью. И всё это время я был несчастен. На протяжении трёх лет мне приходилось плясать под вашу дудку, притворяться тем, кем я не являюсь на самом деле, и ради чего это? Я безгранично люблю своих фанатов, и не могу не благодарить Вас за то, что так хорошо продвинули меня, потому что без Вас я был бы… никем. Но… Я больше так не оступлюсь! Теперь всё будет наоборот. К чёрту успех! Девушка, которая очень дорога мне, похищена, а вы заставляете меня продолжит турне? Нет уж! — Маттео… — Пусть расторгают контракт! У меня, возможно, больше не будет успеха, фанатов, концертов, но никто не отнимет у меня мою музыку! Отец всегда твердил мне, что я должен пойти по его стопам, а не рваться в музыку, но я продолжил петь. Никто и никогда не заставит меня бросить музыку! И даже если у меня не будет этого чёртового контракта, я… я… смогу прожить. На секунду я усомнился в собственных словах, ведь не имел ни малейшего понятия о своём будущем, не знал, что стоит делать дальше. Но это и не стояло на первом месте в данный момент. Меня всё это не слишком волновало. Единственная, кто способна заставить моё сердце трепетать — Луна. И больше нет ничего настолько важного. Поджимаю губы, разворачиваюсь и, вдохнув, направляюсь в сторону выхода из кабинета, чтобы больше не слышать ни к чему не приводящие мольбы об осмыслении всего происходящего: но мужчина спешит встать и перегородить мне путь, размахивая стопкой бумаг перед моим лицом: — Если ты уйдёшь сейчас, то больше никогда не вернёшься! Будь уверен: я перекрою тебе весь кислород, и продвинуться в музыкальной сфере ты больше не сможешь, ты меня понял?! — Спасибо, — сухо ответил я, — я понял. И если вы думали, что это сможет меня остановить или удержать, то вы ошиблись, Аксель. Очень ошиблись. — Ты ещё пожалеешь, Бальсано! Я тебе клянусь! Демонстративно толкаю его правым плечом и хлопаю дверью, как бы выказывая своим, явно неприятным для него действием, невозмутимость и самодостаточность, пусть, по факту, и чувствовал себя потерянным котёнком, мечущимся из крайности в крайность, бессильно разыскивая нужный путь, отчаявшимся и выбившимся из сил. И я действительно чувствовал себя усталым из-за последних бессонных ночей, проведённых на полу, подле панорамного окна, с гитарой в руках и песенником на коленках. Через призму музыки я смог выплеснуть на лист бушующий в душе океан чувств и эмоциональных переживаний. Только легче от этого, как я предполагал, не становилось, даже наоборот. В душе всё будто съеживалось. Меня накрывали волны отчаяния… И так было изо дня в день. Даже друзья подмечали, что я выгляжу слишком измученным и потрёпанным. Или, как выразилась совсем недавно Амбар: «Маттео, ты выглядишь так, будто тебя заперли в самом худшем из самых страшных кошмаров! Тебе кусок в горло не лезет с тех пор, как Луна исчезла… И я тебя прекрасно понимаю, но… такими темпами ты плохо кончишь. Попадёшь в больницу из-за голодания, или чего ещё похуже! Пойми, мы не желаем тебе зла. Мы просто хотим, чтобы хотя бы ты был в порядке, пусть быть спокойным в такой ситуации практически невозможно…». Наравне с Амбар, также сильно, и даже ещё пуще, переживаниями преисполнены родители Луны. Моника и Мигель не находили себе места, пытались хоть как-то повлиять на поиски дочери, написали заявление в полицию. Альфредо же госпитализировали из-за острого нарушения кровоснабжения головного мозга (инсульта). И… чёрт! За это время мы не нашли ни единой зацепки, ни единой ниточки, способной привести нас к Луне. Иногда в голове крутятся дурные мысли, а мне просто страшно подумать о том, что могло произойти с девушкой, волнующей моё сердце сильнее всего на свете. Я просто хотел знать, что она жива, хотел знать, что люди, решившиеся на такое, — обыкновенные похитители, потребующие денежное вознаграждение за живую Валенте. Но будь это простым похищением (хотя называть такие разбои «простыми» действительно некорректно), похитители давно бы выставили условия. Но прошло три дня… Это пугало меня больше всего! В попытках убежать от преследующих скверных образов, меня настигла идея о том, что стоит немного проветриться; находиться в духоте постоянно — худшее из всех возможных действий или состояний. А то самое место, которое возможно спасёт меня от ужасов воображения, — крыльцо особняка Бенсон. Сегодня я оставался у них на ужин. Амбар и Симон уговорили. Им даже удалось убедить меня отведать лазанью Моники, которая и впрямь оказалась невероятной на вкус. Да только этот волшебный вкус не смог разбудить мой аппетит, поэтому я затолкал в себя всё до единой крохи из-за уважения к миссис Валенте. Именно затолкал. Не хотелось обижать её. Толкаю дверь и подставляю лицо порывам ветра, несущим прохладу и свежесть. Совсем недавно прошёл дождь, именно поэтому в воздухе витал характерный аромат мокрого асфальта, который в этот раз пришёлся мне по душе. Присев на одну из ступеней, устремляю взгляд в темную синеву затянутого полотна неба. В некоторых местах можно было разглядеть проникающие сквозь плотные кучевые облака лучи бледнолицей луны. Перевожу взгляд чуть ниже и наблюдаю идеально выстриженные кусты с поникнувшими ветвями и цветы с опущенными головками. Природе будто тоже было тревожно и горестно от всего происходящего, как и мне, как и Амбар, как и всем нам. Наплыв эмоциональной угнетённости в этот раз оказался настолько сильным, что меня рвало от желания завыть от обиды или пустить скупую слезу. Приникаю к ледяным влажным витиеватым перилам и вздыхаю, поджав губы. Краем уха улавливаю скрип входной двери, но не поворачиваюсь. С неба снова срывались мелкие капли редкого дождя. Позади раскрылся зонт. Рядом со мной приземлился Мануэль и поднял над нашими головами зонт. — Не нужно, — отзываюсь я тихо, слабо качнув головой. Но парень и не подумал выполнить мою просьбу и убрать навес. Решаю оставить данную ситуацию без внимания и просто промолчать, продолжив сидеть с расфокусированным взглядом и шквалом мыслей в голове. Дождь усиливался, где-то неподалёку сверкнула молния, после грянул гром. Спустя несколько минут продолжительного и, какого-то, символичного, что ли, молчания, Мёрн наконец раскрыл рот: — Знаешь, Маттео, я хотел ещё раз извиниться перед тобой за всё, между нами произошедшее. — Неважно. Забудь и живи, как до этого жил… Прикрываю глаза. И снова Луна. Как бы упорно я не старался не думать о самом страшном, мысли так же упорно возвращались к ужасающим ведениям. Спустя секунду передо мной предстала Луна, развеивая тьму. Она просто смотрела на меня и улыбалась, как улыбалась мне всякий раз. «Маттео», — шепнула она мне и протянула руку в сторону моего сердца, — «Я знаю, как тебе больно. Думаю, тебе стоит поговорить с кем-то и высказать всё, что накипело. Маттео? Ты меня слышишь?» Я встряхнул головой и лицезрел перед собой всё того же Мануэль, чьё лицо выказывало предельное беспокойство. Кажется, я начинаю сходить с ума… — Что? — буркнул я. — Я знаю, что в тебе играет желание побыть в одиночестве. Ты, вероятно, проклинаешь меня сейчас, но тебе нельзя оставаться одному! Просто нельзя!.. Ты обязан поговорить с кем-то и выплеснуть эмоции, чтобы они не накапливались и в один момент не рухнули на тебя, как снежный ком… Я прекрасно понимаю, что мы с тобой никогда не ладили, но сейчас мы должны быть сплочены, как никогда! Мы должны давать поддержку другу… — он протянул мне руку с открытой ладонью, — простишь меня? И я сам не успел понять, когда моя ладонь пожала его, а после похлопала по плечу. Но одно сейчас я понимал вполне чётко: он не плохой. Не стоит срываться на него. Мануэль просто проявляет инициативу и желание помочь мне… — Забудем о поцелуе и непонимании? Я хихикнул. — Забудем, — я придвинулся чуть ближе, полностью прячась под зонтом, — спасибо. — Скажешь спасибо после того, как расскажешь мне о том, что тебя тревожит. Я склонил голову на бок и прикусил нижнюю губу, сводя брови к переносице. Как следует втянув влажный воздух глубоко в лёгкие, смотрю на Мануэля, слегка откидываясь назад и опираясь на руки: — Знаешь, я, наверное, просто потерян. В первую очередь, для самого себя. Я не знаю, что мне делать сейчас, что делать завтра, не уверен в том, чем мне вообще стоит заниматься. Сейчас я не уверен в своём завтра и в том, наступит ли оно вообще… Сегодня я лишился менеджера… продюсера… я больше не под крылом музыкального лейбла и даже представить не могу, что делать дальше… — Что произошло? Почему контракт с тобой оказался разорванным? Подпираю голову кулаком, а после перехватываю зонт из рук брюнета (мне показалось, что рука у него знатно устала), на что он лишь улыбнулся: — Потому что я отказался продолжать турне. Не представляю, как можно уехать, зная, что твоя подруга исчезла, похищена, может и того похуже. Я так не смог. Поэтому заявил о желании: отменить все оставшиеся концерты тура. Ну, а Аксель не смог этого принять и… случилось то, что случилось. Машинально достаю из кармана телефон и смотрю на пустой экран. Неужели я действительно понадеялся на весточку о Луне? Да я жил этой надеждой, чёрт возьми! И когда видел лишь время, только сильнее разочаровывался. Мануэль покачал головой из стороны в сторону и прочистил горло, прокашлявшись: — Думаю, не стоит ставить крест на себе из-за этого. Мне думается, что множество продюсеров готовы глотки друг другу перегрызть за такого талантливого музыканта. Если ты не пойдёшь дальше с этим менеджером, то обязательно пойдёшь с другим! — Возможно, — съёживаюсь от холода, — но не хочу обнадёживать себя… Я слабо улыбнулся, показывая всё отчаяние, что полыхало во мне. И я не подумал бы, что от разговора с Мануэлем мне станет немного легче. Возможно, он был прав. Стоит снять маски, отбросить разногласия и «дать друг другу поддержку в это нелёгкое для всех нас время».  — Знаешь, — внезапно начинает он, — а ведь я прекрасно понимаю тебя. Я виню себя во всём произошедшем. Я чувствую груз ответственности за это, потому что позволил Луне заговорить меня и уйти одной. А я ей поверил. Спешу возразить. — Это Луна. Она убедит кого угодно и в чём угодно! — А ведь в первую нашу встречу мы невзлюбили друг друга. Вскидываю брови. — Да? — Ещё как! Когда она только пришла в спортивный клуб, в котором я катался, нас поставили в импровизированную танцевальную пару. А я жутко не хотел кататься в паре! Я желал исполнять сольные этюды, да и Луна, похоже, была не слишком рада. А со временем мы скатались и сдружились, — он рассмеялся. Мануэлю действительно дорога Луна, как и мне. Он отзывался о ней с особой теплотой, — а ты поступил очень благородно, Маттео. Ты отказался от всего из-за Луны. Это заслуживает уважения. — Ничего такого я не сделал. Я совершил то, о чём говорило мне моё сердце. И не было абсолютно никаких причин не сделать этого здесь и сейчас. Потому, противясь разуму и здравому смыслу, я позволил своему сердцу говорить о том, что ему нужно. И оно буквально скандировало: «Луна, Луна, Луна!». Мануэль хитровато улыбнулся, будто обмозговывая что-то. Или же он действительно улыбался так из-за моего прямолинейного признания в собственных чувствах к Луне. Входная дверь снова раскрылась. На этот раз это была Моника, явно недовольная тем, что мы сидим на крыльце, когда на улице разбушевалась непогода. Женщина уставила руки в бока и недовольно фыркнула: — Вот вы где! Быстро в дом! На улице холодно, а вы сидите здесь! Пойдемте, я налью вам горячего чая. Мануэль тут же вскочил на ноги и протянул мне руку, помогая встать. Я похлопал его по плечу и сложил зонт, в который раз поблагодарив Мануэля Мёрна за оказанную поддержку и этот разговор, только что произошедший, на что он снова улыбнулся: — Не за что, Бальсано!