Бухгалтер

Глава 11 С работы Мирон выбрался только к восьми. Кивнул Бернарду и Регине, которые тоже усаживались в машину, уселся в свой «Форд».  — Иногда мне кажется, что Шахар — единственный в компании человек, который меня не осуждает — с горьким смешком сказала Регина, глядя на бухгалтера сквозь ветровое стекло.  — Никто тебя не осуждает — тихо сказал Бернард — всем плевать на самом деле.  — Ты не видел, как на меня сегодня смотрели Малки с Любой. Как на… как на какашку!  — На симпатичную такую какашку — усмехнулся он, осторожно приобнимая ее за плечи — они успокоятся со временем. Поймут и забудут.  — Что тебе сказал Илай? — спросила она, прикрывая глаза, принимая полный нежности поцелуй в висок.  — Чтобы я был здоров и ни о чем не жалел — хмыкнул он.  — Страшное проклятье, ничего не скажешь.  — Поехали домой, Реджи. Накормлю тебя ужином, посмотрим что-нибудь по телевизору…  — Разве к тебе сегодня не приедут дети?  — Завтра. Завтра дети, а сегодня — уютный вечер на диване. Мирон бросил взгляд на машину босса. Те двое продолжали миловаться, не заботясь о случайных свидетелях. Проверил телефон — ни одного сообщения. Ничего. Ехать не хотелось. Точнее, хотелось — домой, выспаться перед завтрашним днем. Но надо было ехать совсем в другом направлении — к Илаю. Проверить, что тот хотя бы не лежит в луже собственной крови, как уже случилось однажды. Это не у него биполярка, подумал он с горькой иронией. Это у нас биполярка. Спад у Илая означает спад и у меня самого. Да что там — у всей компании, чтоб ее… Наконец собрался с духом, включил зажигание. Будь жив, Кремер. Пожалуйста, будь жив, когда я приеду. Но только, будь так добр, не лезь ко мне больше — и я буду рядом с тобой до конца. В квартире Илая горел свет — причем горел повсюду. В прихожей, в гостиной, на кухне, даже на балконе. Это было странно — обычно в период депрессии тот предпочитал лежать в кромешной тьме, а порой у него вообще начиналось что-то возле светобоязни.  — Илай? — позвал Мирон. Проверил спальню родителей, но она вновь оказалась пустой и девственно чистой, словно не здесь была пару дней назад жестоко убита их многолетняя дружба. Как и следовало ожидать, Кремер оказался в «детской». Там тоже горел свет, но Илай не лежал, как обычно, а сидел напряженно на кровати, укрывшись с головой одеялом и смотрел в дверь, словно давно ждал Мирона — или кого-то другого.  — Почему свет горит везде? Кремер что-то пробормотал.  — Что, прости?  — Чтобы не спрятались — немного громче сказал тот.  — Кто не спрятался бы, Илай? — мягко спросил Мирон.  — Следаки.  — Следаки?  — Да. Они снова открыли дело. Нас ищут, Мир! Надо включить свет. При свете они нас не найдут, понимаешь? Мы их увидим, а они нас — нет!  — Понятно. Мирон сел на пуф в углу, спрятал лицо в ладонях. Итак, что мы имеем: психоз Кремера цветет и пахнет, уже началась паранойя. При этом с таким бредом везти его в больницу чревато — если кто-то прислушается к казалось бы несвязным словам, то «дело», того и гляди, и правда откроют заново. Он не врач, не психиатр. Как лечить друга, чуть больше чем полностью поехавшего крышей? Илай сидел в той же позе, что и раньше, словно боялся шевельнуться. Как же мало он напоминал вчерашнего наглого и упивающегося вседозволенностью хищника… А ведь он и тогда был не в себе, подумал Мирон. Если вчерашнее тоже было симптомом, то есть шанс, что…  — Ты принимал лекарство? — спросил, спохватившись.  — Нет. Мирон молча принес из ванной баночку, вытащил таблетки.  — Открой рот.  — Там отрава, Мир — тихо сказал Илай — пожалуйста, не надо, Мир. Прошу.  — Открой рот, Илай.  — Ты хочешь меня отравить из-за вчерашнего? — на глазах Кремера выступили слезы — я не хотел, правда! Я хотел, но не так! Не так! Прошу, не надо! Не надо яда! Мирон, недолго думая, повалил друга на кровать. С огромным трудом удерживая его руки и ноги всем своим весом, схватил тому голову в привычный уже захват, крепко сжал глотку.  — Открой. Рот. Втиснул таблетки сквозь сжатые челюсти, и почти придушил, заставляя проглотить. Вот таким храбрым надо было быть вчера, подумал с отвращением к себе. Вышвырнуть из квартиры, а не мастурбировать на потеху поехавшему крышей биполярнику. Он почувствовал, как взмок — борьба, как всегда, далась нелегко. Кремер лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал.  — Ты принимал лекарство хоть раз после того, как закинулся? — спросил Мирон требовательно. Не дождался ответа и встряхнул его со всей силой — принимал?!  — Нет — пробормотал Илай.  — Почему?!  — Я нашел таблетку, Мир… чудо-таблетку.  — Что? — не понял Шахар.  — Я поехал в «Дайнер», и…  — Ах ты… Он не успел остановить сам себя — врезал в полную силу. У Илая мгновенно хлынула из носа кровь, и Мирон опомнился. Сунул тому под нос какую-то мятую футболку, встал с кровати. Голова шла кругом. Что делать с идиотом, который непонятно какой день подряд сидит на клубных колесах, было неясно. И кто мог дать гарантию, что он не продолжит «лечиться» ими же сразу после того, как Мирон уедет домой? Постойте. Если он принял «дозу», а теперь и лекарство… Шахар побледнел.  — Ты понимаешь, что сам себя угробил? — крикнул, не в силах сдерживаться — я тебя кормлю отравой, значит?! Ты сам себя отравил, долбоеб! Ты хоть знаешь, что тебе подсунули в этом «Дайнере»?! Идиот, болван!  — Отстань — вяло сказал Илай. Мирон замолчал. Вышел в гостиную, вытащил телефон.  — Хеди? Это Мирон. Можешь позвать…? Да, немного срочно. Он намеренно избегал называть имя Уды — только этого не хватало, чтобы спровоцировать новый приступ паранойи у Илая.  — Да, мальчик. Что тебе? — тягучий бесстрастный голос.  — У Илая проблемы. Наглотался таблеток, в больницу не могу его везти, сами знаете, почему.  — Ясно.  — Мне нужен проверенный врач — очень тихо сказал Мирон, так, чтобы Илай не услышал — сделать промывание, укол — что там полагается?  — Опять жопу подтираешь этому малахольному — констатировал Уда — ладно, называй адрес. Пошлю кого-нибудь.  — Спасибо. Мирон продиктовал адрес Кремера. Вернулся в «детскую», сел обратно на пуф. Илай что-то тихо бормотал под нос, но к Мирону не лез — уже хорошо. Очень хотелось вылить на друга море упреков, претензий и отборного мата, но он сдержался. Сам позвонил Уде, никто его за руку не держал. Сам ввязался в очередной долг — теперь, наверное, уже навсегда. Кремеру об этом знать совершенно необязательно — слишком легко будет проверить связь между звонком «отчиму» и теми «услугами», которыми ему, Мирону, придется оплачивать свой долг в ближайшем будущем — как раз после того, как он поклялся Илаю и Бернарду не ввязываться больше в никакие нелегальные операции. Врач приехал через час. Задал несколько вопросов, провел какие-то процедуры за закрытой дверью и поставил капельницу, от которой Илай мгновенно заснул. Закончив, протянул Мирон листок с инструкциями, и заодно разъяснил все доступным языком. Под конец сказал:  — Вы сказали, что циклы возобновились недавно после четырех лет тишины. Да еще сразу два один за другим? Это слишком часто, Мирон.  — Знаю — сказал тот хмуро — и что теперь?  — Я бы посоветовал поменять препарат, попробовать поиграть с дозировкой — на литии свет клином не сошелся. Вполне возможно, что лекарство попросту перестало подходить вашему другу, отсюда и срывы, и паранойя. Он сел за столик, бегло набросал рецепт.  — Попробуйте это. Если увидите, что не подходит, звоните мне, попробуем что-нибудь другое. Кстати, кто его лечащий врач? Мирон назвал фамилию.  — Неплохой специалист. Пусть Илай поговорит и с ним тоже.  — Хорошо — сказал Мирон — сколько я вам должен? Тот покачал головой.  — Нисколько. Ваш отец уже все оплатил. Мирон недоуменно посмотрел на него, потом до него дошло.  — Он не мой отец.  — Так или иначе, счет оплачен — вежливо сказал врач.  — Спасибо — так же вежливо ответил Мирон. Проводил доктора к выходу и вернулся к Илаю.  — Выздоравливай, дурень — сказал негромко. Посмотрел на часы — без десяти двенадцать. Ладно, выспаться он успеет, если поехать прямо сейчас. Завтра перед работой найти время чтобы купить новые таблетки. После — отправиться к Уде на вечернюю каторгу. Ах да, еще предстояло объяснять Бернарду, почему его зам опять чем-то заболел. Бернард вошел в положение — может потому, что был с недавних пор в перманентно хорошем настроении, а может — что за прошедшие несколько месяцев сумел наладить рабочий процесс так, чтобы тот не зависел на девяносто процентов от замдиректора. Другими словами — Илай отныне мог проболеть хоть целую неделю дома, и компания бы от этого не обанкротилась. Вакансию на ставку бухгалтера вывесили уже с утра, и теперь Бернард пачками пересылал Мирону мейлы с резюме от кандидатов. Из них следовало отобрать человек десять на свой вкус и вызвать их на первый раунд интервью. Отдела кадров у них отродясь не водилось, поэтому все приходилось делать самим. Мирон занялся этим, скрипя зубами — собственную работу никто не отменял, а еще висела над душой вечерняя встреча с Удой. Отобрал десяток наиболее многообещающих кандидатов и отослал список начальнику — пусть сам разбирается. На перерыв он вышел к трем, и сразу же нарвался на Надава Гурина, того самого нового продажника, которого одно время подозревал в шпионаже. Впрочем, на данный момент ему было не до того — да и вел себя новый с тех пор обычно, ничем не выделялся.  — За пятой чашкой кофе? — усмехнулся Гурин.  — Кто бы говорил — буркнул Мирон. В руках у того была огромная, как супница, кружка, наполненная до краев черным дымящимся напитком.  — Ты высоко поднялся, да, Шахар? — внезапно тихо сказал Надав — не думал, что до такого… доживешь.  — Что? — тоже тихо спросил Мирон.  — Ничего. Пей кофе. И он неторопливо пошел к выходу из кухни. Мирон остался стоять неподвижно, пытаясь осмыслить происшедшее. Уда сегодня был в хорошем настроении — наверное, вчерашние планы удались на славу.  — Садись — сказал коротко, показывая Мирону на появившийся в кабинете с прошлого раза стол со стулом у стены. Тот не заставил себя ждать — уселся и потянул к себе уже осточертевшую папку отчётов, раскрыл лэптоп с открытыми окнами финансовых программ.  — Как там твой малахольный? — спросил Уда, возвращаясь за свой стол.  — Жив, спасибо — ответил Мирон.  — Эх, мальчик — сказал Уда задумчиво — была бы моя воля, не жить ему уже лет этак как пятнадцать. Он тебя назад тянет, сам этого не понимаешь? Мирон не ответил. Это еще надо посмотреть, кто меня тянет назад, подумал он. Будь Илай мертв, черта с два ты смог бы меня заставить работать на себя — ни тогда, ни сейчас. Не было бы у тебя рычагов давления, и дело с концом. Так что скажи спасибо…  — Ты давно с матерью разговаривал в последний раз? — снова подал голос Уда.  — Давно — не оборачиваясь, ответил Мирон.  — Хорошо — удовлетворенно ответил тот. Мирон сжал челюсти. Шахар-старший никогда не спрашивал ничего просто так. Что у нее там случилось? Ничего, позвонит ей на днях, никуда она не денется. Домой Мирон вернулся поздно. Опять ничего не нашел в отчетах, но если Уда так уверен, что подтасовки есть, то придется искать до последнего. Лег спать, но сон не шел — мозг, взбудораженный огромной нагрузкой, отказывался снижать обороты. Тогда он начал думать про работу. Про Ариэль — та, видимо, все еще не отказалась от намерения затащить его на свидание, потому что пару раз ловил на себе ее взгляд. И зачем ей он сдался, нелюдимый и не особо богатый бухгалтер? Скорее всего, это какая-то игра, решил он наконец — хитрая комбинация, чтобы вернуть Илая себе. В прошлый же раз это подействовало — иначе почему тот предложил ей свидание сразу же после того, как это сделал Мирон? С Ариэль мысли перескочили на Бернарда с Региной, потом — на кандидатов на вакансию, а затем — на сегодняшний непонятный разговор с Надавом, как его там…? Кто он вообще такой, этот Надав? На вид — ровесник Мирона и Илая, но по году рождения — старше них на добрых пять лет. Хорошо сохранился, что называется. Кто-то из его старого района, быть может? Если да, то понятно, почему Мирон в его глазах стал птицей высокого полета — отщепенцу из рабочей семьи не так-то легко выбраться в белые воротнички. Кто-то из университета? Случайный попутчик в путешествии по Индии? Мирон наконец почувствовал, как засыпает — мысли расслабились и потекли теперь хаотичным предсонным потоком, захватывая за собой какие-то обрывки и обломки давних и недавних воспоминаний. И внезапно его словно оглушило — тем самым, хорошо забытым, тщательно похороненным в памяти. -… Привезли? — в темноте их собеседника не видно — только слышен голос, чересчур спокойный для такого момента.  — Привезли — отвечает Илай нервно — где клиент?  — Так он тебе и покажется — хмыкает голос — совсем зеленые, да?  — А как же тогда с оплатой?! Илай прет напрямую. Больше всего Мирону хочется одернуть его, заставить заткнуться. Почему тот взял на себя роль старшего в команде, если сейчас ведет себя, как идиот?  — Охолони, зеленый — неторопливо тянет слова их собеседник — иначе ни хрена не увидишь, кроме собственных кишок. Илай, о чудо, благоразумно замолкает. Несколько теней в форме пограничников открывают кузов грузовика, быстро и слаженно двигаются, разгружая «товар». Мирон не знает, настоящие ли они пограничники, или просто прикрываются формой — да и важно ли это? Те погружают все в неприметный грузовичок с той стороны пограничного поста — грузовику с армейскими номерами, на котором приехали Мирон с Илаем, уж точно нечего делать на территориях. Глядя на их работу, Шахар чувствует какое-то горькое облегчение. Значит, не они такие одни… если набралось по меньшей мере еще трое своих же, не арабов, которые с ними в этом деле… Вину всегда проще нести на нескольких плечах. Наверное, Илай думает то же самое, потому что слегка расслабляется. Складывает руки на груди и молча наблюдает, как постепенно пустеет кузов их грузовика. Наконец, работа окончена.  — Ладно, готовы? — говорит тот же голос.  — Готовы — отвечает Илай. В пыль у него ног падает небольшой джинсовый рюкзак.  — Валите отсюда. И держите язык за зубами, если не хотите провести остаток жизни в армейской тюряге, а остаток смерти — на армейском кладбище. Мирон смотрит, как темная тень в форме пограничника влезает в грузовик на той стороне, вспыхивают фары, и машина отъезжает. Остальные двое участников операции занимают свои места у электрических ворот. Странно, думает он. Всего двое пограничников на весь пункт — интересно, кто позаботился о том, чтобы нынешней ночью на дежурство зашли только эти двое? От этой мысли становится не по себе: кажется, очень уж высоко по армейской иерархии придется проследить в поисках ответа. Он следит за тем, как Илай поднимает с желтой пыли рюкзак и несет его к их грузовику. Идет за ним, не думая особо ни о чем — голова пуста и только побаливает немного. Кремер расстегивает длинную змейку рюкзака, заглядывает внутрь.  — Вроде на месте — выдыхает с облегчением — проверь, Мир. Мирон быстро проходится пальцами по пачкам банкнот, автоматически щелкают в его голове суммы, которых он до сего дня в глаза не видел.  — Все тут. Поехали, пока нас не засекли — наконец говорит он. Они отъезжают. Мирон ведет грузовик. Вот он, единственный плюс службы в транспортных войсках — если создать себе хорошую репутацию, то на то, что берешь армейскую машину не для работы, могут порой и глаза закрыть.  — Что будем делать с деньгами? — спрашивает Илай, и голос его нехорошо подрагивает. У Мирона самого руки трясутся от адреналина, но он прикладывает все усилия, чтобы этого не показывать.  — Разделим и спрячем до поры до времени — он с неудовольствием понимает, что и его голос дрожит. До конца пути они молчат. Никто из них и не надеялся, что ограбление оружейной пройдет незамеченным — но скандал выходит из берегов стремительно быстро, потому что оказывается, что в ту же ночь были ограблены не меньше двадцати оружейных на военных базах по всей стране. Значит, они с Илаем были лишь маленькими винтиками в огромной операции. Это… не радует, хоть и приносит некоторое облегчение. Значит, все-таки не они одни… Новость попадает в газеты, на телевидение — везде. Как оказалось, «Галиль» арабам поставили только они — остальные «поставщики», видимо, оказались более опытными. Военная полиция пропалывает каждый миллиметр их базы, допрашивают всех — и его с Илаем тоже, разумеется. За себя Мирон не боится, но очень страшно, что у Кремера не выдержат нервы. Но тот его удивляет — приходит после допроса таким же беззаботным и веселым, как и всегда.  — Они, похоже, не особо стараются — говорит с усмешкой — видимо, есть инструкция сверху похоронить дело. Так что расслабься и выдыхай. Он прав — следователь, молодой офицер, попадается какой-то инертный, вопросы задает для проформы. Мирон отвечает спокойно, не сильно волнуясь. Разве что немного мешает осенняя жара — кондиционер не работает. А потом… На секунду он закрывает глаза — полуденное солнце уж слишком слепит из большого окна слева, до слез. Жарко…  — Ну что, зеленый, с тобой мы закончили, можешь идти — говорит следак. И этот голос… Мирон вздрагивает и распахивает глаза. Это ведь тот самый голос. Тот самый пограничник, который, значит, был и не пограничником вовсе. Сотрудник МЕЦАХ — следственного подразделения военной полиции — вот кто он, та тень на почти безлюдном проверочном пункте.  — Иди-иди — говорит ему тот. Солнце слепит глаза, и лицо из-за этого трудно рассмотреть, да Мирон и не особо старается — меньше знаешь, крепче спишь. Его отпускают. Следствие длится еще какое-то время, потом потихоньку глохнет — пока за него не берутся совсем другие отделы. Снова возобновляются допросы, и на этот раз прополка идет куда тщательнее, уже с совсем другими следователями. Один за другим колятся солдаты по всему ЦАХАЛу, и общество бурлит и кипит этим скандалом, который день ото дня разгорается все сильнее. Неужели это наши мальчики, читается у всех в глазах. Неужели это наши дети? Мирон понимает, что со дня на день следствие доберется и до их базы. И тогда… И тогда, только тогда он вспоминает о «дяде Уде». И просит того о помощи — в первый раз в жизни. Мирон резко сел в кровати. По спине полз уже не холодок — целый айсберг. Надав Гурин. Менеджер по продажам, значит. Никакой не пограничник, что бы он там не заливал Ариэль на кухне. Тот самый человек на пограничном пункте, бросивший в пыль у их ног рюкзак, битком набитый деньгами. Тот самый следак в нагретой жарким солнцем комнате. А еще — Илай был прав. Следаки снова появились. И еще — не сильно они при этом скрываются.