Бухгалтер

Глава 27 Двадцать шестого числа подготовка к корпоративу наконец была закончена. Специально для такого события сняли виллу в Рош-Пине, наняли кейтринг и бармена — Бернард решил не скупиться и обставить все по высшему разряду. Музыкой, правда, заведовал не приглашенный диджей, а Миша — как выяснилось, у него это неплохо получалось. Мирон, как и всегда в подобных случаях, подвозил Ариэль, Любу и Мишу на своей машине. Надав и Илай, слава богу, ехали каждый сам по себе, так что неблизкая поездка из центра страны на север проходила без особых происшествий. Люба с Михаэлем на заднем сидении к середине поездки полностью переключились на русский, но ему это не мешало — привык за многие годы. Ариэль время от времени поглаживала свой живот, и каждый раз он внутренне подбирался: а вдруг что-то не так? Наверное, она это заметила, потому что во время одного из «привалов», пока Люба стояла в очереди в туалет, а Миша — за айс-кофе, предложила:  — Хочешь потрогать?  — Что? — не понял он.  — Ребенка. Пока никто не смотрит. Он помедлил, потом коснулся ладонью круглого и выпирающего, как мяч, живота.  — Ну как? — спросила Ариэль. Мирон пожал плечами. Наверное, он ожидал чего-то большего — но под рукой была всего лишь плоть чужой ему, в общем-то, женщины. Вот и все.  — Интересно — сказал, чтобы не обидеть.  — Говорят, когда они начинают пинаться, становится еще интереснее — усмехнулась она, а потом отступила пару шагов в сторону: из магазина на заправке как раз выходили Люба с Мишей, держащие по паре запотевших пластиковых стаканов ледяного кофе — по одному на каждого. Вилла выглядела великолепной даже издали — в обрамлении ярких бугенвиллей и гибискусов, белое трехэтажное здание манило свежестью и прохладой. Вблизи все оказалось еще лучше: на широком дворике-лужайке синел бассейн, зеленели увитые диким виноградом беседки, а под навесом у дома дымились мангалы, на которых Бернард с Илаем уже затеяли шашлыки. В бассейне плескались сотрудники, которых до приготовления шашлыков не допустили. Впрочем, огорченным никто из них не выглядел — куда веселее проводить жаркий полдень в воде, чем обливаться пОтом у горячего мангала. В ветвях бугенвиллей Ариэль заметила зеленых попугайчиков и залюбовалась ими. По цветкам вовсю шарили быстрые, как молния, нектарницы, а на стене дома грелся на солнышке песочно-желтый геккон. После пыльного и душного Тель Авива контраст оказался настолько ошеломляющим, что она чуть не заплакала от несправедливости: неужели вся эта красота в ее распоряжении всего лишь на полтора дня?  — Давай уволимся и навеки поселимся здесь — сказала она тихо Любе, зная, что та ее поймет.  — Давай — ответила подруга, завороженно глядя по сторонам. Разумеется, она поняла. На длинных деревянных столах под тенью эвкалиптов разложили блюда с нарезанными разноцветными овощами, питами и хумусом, и глубокие вазы с алыми хрустящими арбузами. Ариэль мяса не ела, на правах беременной наложила себе еды раньше других и устроилась в кресле-качелях в тени навеса, посматривая, как остальные потихоньку накачиваются ледяным пивом и вином. К ее молчаливому осуждению, вино пила даже Регина, у которой пузо выпячивалось еще заметнее, чем у самой Ариэль. Вскоре приготовили и шашлык. Ароматные куски мяса разложили на алюминиевых подносах и разнесли по столам. Каждый набрал себе тарелку снеди и расположился, где и с кем ему было удобнее. Дамы собрались в дальней беседке, подальше от мужских ушей, ели и пили в свое удовольствие, и наслаждались непринужденной атмосферой. Совсем недавно к коллективу присоединилась новая сотрудница, Май, и ее требовалось, как выразилась Захава, «ввести в курс дела». Что означало — вдоволь перемыть кости ничего не подозревающим представителям мужской половины компании. Речь, разумеется, пошла в первую очередь об Илае.  — Красавчик — вздохнула Регина — прекрасен в постели, но при этом нарцисс, каких мало. Тем более, что у нас имеются и куда более стоящие особи.  — Это кто же стоящий? — хмыкнула Захава.  — Надав — подала голос Ариэль.  — Он меня пугает — призналась Люба — вроде обаятельный и привлекательный, но я не могу отделаться от мысли, что он немного криповатый.  — Продажник и должен быть криповатым — хохотнула Май — чтобы его запомнили хорошенько. Он прикольный, очень мне помог на первых порах и похож на Йозефа Свейда*, но сорок лет для меня — старость. Проехали. Кто еще?  — Мирон? — предложила Люба. Все застонали.  — Она мечтает его сосватать. Пихает всем подряд — пояснила Регина.  — Я не собираюсь рожать детей с Альцгеймером — заявила Май категорично.  — Ты хочешь сказать — с Аспергером? — уточнила Люба, с трудом сдерживаясь, чтобы не засмеяться.  — Точно. Всегда путаю эти две фамилии — смущенно ответила та. Ариэль делала вид, что очень занята своим стаканом с соком.  — Мирон вполне может кому-то понравиться — тактично заметила Захава — если не обращать внимания на его ужасный характер, конечно. После Мирона обсудили Мишу. Большинство пришло к мысли, что парень хороший, но надо срочно что-то делать с его чувством стиля. О Нафтали не сказали и слова, дабы не сыпать соль на раны Любе. Остальные мужчины в фирме были или слишком женатыми, или слишком «зрелыми», как дипломатично заметила Регина, и о них даже не заговаривали. Когда большую часть снеди уже съели, вино выпили, и все разошлись по окрестностям или зашли отдыхать в дом, подъехал Надав. Против обыкновения сегодня вид он имел мрачный, ни с кем по приезду не заговорил и устроился со своей тарелкой в беседке, в которой Мирон читал толстую пятничную газету. На Шахара он даже не взглянул, ел мало и больше налегал на вино.  — Надав, мы идем прогуляться — заглянула в беседку Ариэль — ты как, с нами?  — Нет — бросил тот.  — Мирон?  — Нет, спасибо. Ариэль исчезла за густыми зарослями дикого винограда, и Мирон услышал, как она сообщает своим спутникам:  — Не хотят. Пошли, а то скоро стемнеет. Постепенно голоса на лужайке стихли, и теперь было слышно только ругливое перекликивание попугаев и шелест ветра в густой листве эвкалиптов. В беседке тоже было тихо — Мирон читал, Надав мрачно жевал. Наконец он доел, швырнул бумажную тарелку с остатками мяса в корзину для мусора. Подтащил к себе блюдо с арбузом.  — Что, Шахар, наслаждаешься жизнью? — спросил угрюмо.  — Да.  — Рад за тебя. Это было сказано тоном, в котором явственно слышалось: «Сдохни, тварь».  — Что-то случилось? — спросил Мирон. Надав вытер губы ладонью, посмотрел на него через весь стол тяжелым взглядом.  — Когда ты собирался рассказать мне, что твой отчим назначил себе в преемники Сами Охану? И что они готовят слияние своих группировок? Мирон медленно перевернул газетный лист.  — Я думал, что ты знаешь.  — Нет, ты этого не думал — спокойно ответил Надав — не ври мне.  — Это не тайна о семи печатях. Кому надо, тот узнал уже давно — сказал Мирон, понимая, как неубедительно это звучит.  — И тем не менее, я не знал, а ты молчал. Долго молчал, как выясняется. Даже не ожидал от тебя такой партизанщины. Ты вообще на чьей стороне? — по голосу Надава было слышно, что тот едва сдерживается. На своей, подумал Мирон. На той, где меня не грохнут как штинкера**. От тюрьмы в конечном счете уже вряд ли удастся отмазаться, но лучше быть живым за решеткой, чем мертвым и свободным. Да и со связями Уды, скорее всего, долго сидеть не придется.  — Я уже сказал тебе — сказал он тихо — не жди от меня помощи.  — При чем тут помощь?! — взорвался Гурин — Ты хоть понимаешь, насколько опасен Охана? Ты должен был сообщить мне о нем с первого же дня, Шахар. То, что выгорит с Удой, с Оханой не пройдет — он как… как бешеный бультерьер, блять! Стоит ему копнуть в мою сторону, и всей этой операции конец. Мне конец. И вам тоже — потому что по-человечески Охана работать не умеет, и всю вашу хамулу*** выметут поганой метлой, чтобы не портили нам статистику.  — Он не копнет — сказал Мирон, стараясь звучать уверенно. Надав потянулся за бутылкой вина, налил себе стакан, выпил сразу половину.  — Мне нужна твоя помощь, Мирон — сказал он тихо — нет никакого смысла в том, что я круглосуточно работаю твоей нянькой, если при этом не получаю через тебя никаких подвижек. За полгода упахивания с тобой я не продвинулся ни на шаг. Наоборот — прозевал Охану. Ты хоть знаешь, какой это фак****? Мирон опустил газету на колени.  — То есть, я должен за тебя делать твою работу и стать бесплатным осведомителем на свой страх и риск? Ты совсем совесть потерял, Гурин? Не хочешь быть моим телохранителем — иди скажи об этом Уде, а не мне. Но не жди, что я начну поставлять тебе информацию только из-за… из-за чего бы то ни было. Надав тяжело поставил стакан на стол, взглянул на Мирона исподлобья.  — Слушай внимательно, Шахар. Если ты сделал выбор в их пользу — ты сядешь. Думаю, и сам это понимаешь, уж не знаю, почему ты при этом так спокоен. Может потому, что не понимаешь: чтобы уж точно посадить тебя надолго, обвинение начнет копать во все стороны, и найдет много чего интересного про твою службу в армии. Ты этого хочешь? Подумай о себе. О твоем… сам знаешь, о ком я говорю. Об Илае, наконец.  — Если из-за этого сяду я, сядешь и ты — заметил Мирон спокойно, хотя по его коже прошел неприятный холодок. Такой вариант он не просчитал. Надав усмехнулся.  — Я всегда отмажусь, ты этого еще не понял? Как ты думаешь, каким образом я смог восстановиться? Знаешь, скольких я сдал? Скольким это стоило их карьеры, если не сказать больше? Мирон облизал губы.  — Я уже сказал тебе. Я не буду мешать, но и помогать не стану. Разговор окончен. Аккуратно сложил газету, поднялся на ноги. Надав смотрел на него с разочарованием и гневом, но не останавливал. Мирон вышел из беседки, огляделся по сторонам. Солнце уже заходило, но лужайка была абсолютно пустынна, только ворковали попугаи, готовясь ко сну, и покачивался под легким ветерком яркий гамак возле беседки. Тем не менее, на душе у него было тревожно. Зря мы развели тут болтовню практически у всех на виду, подумал он со смутным беспокойством. А если бы кто-то услышал? На всякий случай он обошел все пространство вокруг виллы. Никого. Окна в доме были закрыты наглухо, дабы не выпустить наружу и малейшей толики драгоценной прохлады. Да и разговаривали они с Надавом тихо — по крайней мере, сквозь стекло точно ничего не услышать. Мирон взглянул на часы. Шесть вечера — на горизонте уже потихоньку собирался с силами волшебный северный закат, скоро вся компания вернется с прогулки и затеет веселье с музыкой, танцами и морем алкоголя — словно не хватало того, что они успели выпить днем. Есть еще немного времени полежать в спальне, решил он. И надеяться, чтобы их беседу и правда никто не слышал. Илай прогуливался по поселку под руку с Региной — Бернарду позвонили из главного офиса канадской компании, и он, передав ее из рук в руки своему заму, отошел подальше в заросли, чтобы без помех провести разговор. Регина опиралась об руку Кремера и шла, слегка косолапя. Чувствовалось, что она устала.  — Зря я выпила полбокала красного — вздохнула она — раньше бы и не заметила, а сейчас словно целую бутылку выдула.  — Француженки пьют вино каждый день во время беременности — автоматически ответил Илай. Она фыркнула.  — Но я-то еврейка, дорогой мой. У меня алкоголь не расщепляется, как у гоев. Боже, голова совсем кругом пошла — охнула, схватившись за его рукав.  — Давай посидим — сказал обеспокоенный Илай — может, позвать Бернарда?  — Посидим — согласилась она — не зови, пусть работает. Не хочу его зря беспокоить. Они сели на темно-зеленую траву, растущую вдоль дороги. Регина потихоньку поглаживала свой живот.  — Даже не верится, что он оставил жену ради меня — сказала она тихо.  — Даже не верится, что ты бросила меня ради него — усмехнулся Илай.  — Это ты меня бросил, идиот — отмахнулась она — не вали с больной головы на здоровую.  — Значит, ты должна сказать мне «спасибо». Смотри, какого мужика отхватила с моей помощью. Регина рассмеялась. Лицо ее алело, словно все выпитое разом прилило к щекам.  — Спасибо, Илай — сказала с подчеркнутой благодарностью — благодаря тебе я нашла своего принца. Илай улыбнулся, представив себе Бернарда на белом коне. Впрочем, она ведь была не так уж неправа.  — Ты слышала, что он в армии смог остановить террориста? — спросил, оглянувшись назад: не идет ли к ним «принц»?  — Раз сто слышала — вздохнула Регина — от его родителей, от его друзей… даже от бывшей жены.  — Есть чем гордиться, вот и рассказывают.  — Он сам не любит об этом вспоминать. Да и не чувствует себя героем… говорит, что сделал это, чтобы искупить большой грех — иначе в жизни бы не пошел на такой риск.  — Какой еще грех? — рассеянно спросил Илай. Вокруг них под легким ветерком кивал метелками дикий овес, вдалеке щебетали птицы, и после плотного обеда и изрядного количества спиртного очень хотелось прилечь и прикорнуть здесь, в теплой и суховатой траве, а не слушать откровения бывшей любовницы о своем мужчине. Регина облизала губы. Видно было, что она и хочет рассказать, и боится. Склонилась к самому его уху, так, что пряди волос скользнули по его щеке.  — Он убил человека — прошептала едва слышно — рассказал как-то, когда был в плохом настроении и мы тогда выпили с ним лишнего. Это секрет, конечно. Никто не знает, кроме меня… и тебя.  — Кого убил? — прошептал Илай.  — Просто незнакомого человека. Говорит, что сам не знает, кем тот был. Вот тебе и герой, подумал Илай. Убить кого-то просто так… мда.  — За что убил-то? — спросил, не глядя на нее.  — Я не спрашивала. Каждый день об этом думаю… и страшно спросить его — мне кажется, он до сих пор этим мучается. С того разговора так и думаю. И молчу. И он молчит.  — Он спас тогда кучу людей — ответил Илай — разумеется, он все искупил.  — Наверное — пробормотала она. Какое-то время они сидели молча, думая каждый о своем. Зря она мне это рассказала, подумал Илай. Понятно, почему это сделала — трудно носить такое в себе и молчать. Эх, Бернард… значит, и на солнце есть пятна.  — Пошли обратно? — предложила Регина. Оперлась о его протянутую руку и поднялась на ноги. Шла она теперь намного увереннее — или отдохнула, или алкоголь немного выветрился из головы.  — Не говори некому — сказала она, нарушив первой молчание.  — Ты шутишь? — вздохнул он — Да и сама лучше молчи. Такое не рассказывают каждому встречному-поперечному. Регина кивнула, вытерла ладонью выступившие на глазах слёзы. А ведь она всего лишь беременная женщина, подумал он с раскаянием. Сболтнула лишнего, но хоть понятно, почему именно ему — они годами были хорошими друзьями, работали вместе бок о бок, многое доверяли друг другу.  — Иди к своему герою — усмехнулся Илай — вот он, ищет тебя. Бернард, скорым шагом идущий по тропинке навстречу, заметил их и махнул им рукой.  — Спасибо, Илай. Дальше я сам — сказал, осторожно притягивая к себе подругу.  — Тогда я назад — отозвался Кремер — поваляюсь в гамаке, пока остальные гуляют. К вилле он вернулся быстро — приметил короткий путь еще в самом начале прогулки. С облегчением убедился, что гамак возле одной из беседок свободен и рядом никого не наблюдалось. Лег и прикрыл глаза. В голове все ещё крутился рассказ Регины. Вот как оно бывает… даже за самым крутым героем кроется убийца. А что говорить о нем самом? В беседке монотонно жужжали чьи-то голоса, но это не усыпляло, а наоборот, еще сильнее раздражало нервы. Он хотел было прикрикнуть: «можно тише?!», но прислушался — и замер. Приглушенные звуки соткались в слова, а те, в свою очередь — в разговор, который точно не предназначался для его ушей.  — Думаю, и сам это понимаешь, уж не знаю, почему ты при этом так спокоен. Может потому, что не понимаешь: чтобы уж точно посадить тебя надолго, обвинение начнет копать во все стороны, и найдет много чего интересного про твою службу в армии. Ты этого хочешь? Подумай о себе. О твоем… сам знаешь, о ком я говорю. Об Илае, наконец.  — Если из-за этого сяду я, сядешь и ты.  — Я всегда отмажусь, ты этого еще не понял? Как ты думаешь, каким образом я смог восстановиться? Знаешь, скольких я сдал? Скольким это стоило их карьеры, если не сказать больше? Илай застыл. Замер, подобно жене Лота — кажется ее тоже сгубило любопытство, мелькнула в голове отстраненная мысль. На секунду показалось, что он спит. Что это кошмар из-за сна в неудобном гамаке. Но нет — все было наяву. Приглушенные голоса, беседка. «Про твою службу в армии». Прятаться в доме было слишком рискованно — может скрипнуть ступенька, хлопнуть дверь… Он неслышно поднялся с гамака. Почти не дыша, добрался обратно до тропинки, по которой пришел — густые заросли деревьев скрыли его почти сразу же. С трудом уселся под гладкий темный ствол дикой вишни, закрыл лицо руками. Первым порывом было пойти к Мирону. Схватить за грудки и заорать в лицо: что за дела у тебя с этим Гуриным за моей спиной? Откуда, мать твою, он знает про наши дела в армии?! И почему, почему ты при этом позволяешь ему прикасаться к себе, если даже я, твой лучший друг, недостаточно хорош?! Голова горела, и Илай запоздало подумал, что не следовало пить столько спиртного: старое лекарство плохо с ним взаимодействало, а новое по рецепту он купить не успел — замотался с корпоративом. Завтра суббота, все будет закрыто. Хорошо хоть, что Мирон не знает… Он потряс головой. О чем он только думает? Какое лекарство, какое пиво? Надав Гурин, ненавистный Гурин, как ползучий плющ, вьющийся вокруг Мирона — теперь не только соперник, но и смертельно опасный враг. Из какой змеиной норы он выполз? Откуда узнал про их с Мироном дела? Илай крепко зажмурился, пытаясь вызвать в памяти подробности подслушанного разговора. Как жаль, что слишком поздно прислушался, да и сбежал слишком рано. Что там тот говорил… «знаешь, скольких я сдал?» Руки затряслись мелкой дрожью. Он сжал их, чувствуя, какие ледяные у него пальцы. Машинально потянулся за таблетками в кармане и отдернул руку. Дурак, сам же только что решил, что сегодня лекарство нельзя. Он попытался сосредоточиться, но в голове плавала какая-то вареная каша: Бернард на белом коне, вытирающая слезы Регина, Надав, ласково треплющий Мирону волосы… Кто же он такой?! Вечер был теплым, но красивая рубашка Илая промокла насквозь, его знобило. Он с силой потер лоб, вцепился пальцами в мокрые от пота волосы. Нельзя, чтобы Мирон увидел его в таком состоянии: на перемены настроения Илая у него давно уже настроено чутье. Надо ехать домой. Поднять свои связи, навести справки о Гурине: при его приеме в компанию они не проверяли ничего, кроме предыдущего работодателя. Зря не проверяли, безалаберные придурки — хотя кто вообще проверяет такие вещи? Необходимо достать всю подноготную этого ублюдка. Не увольнять, боже упаси — наоборот, держать поближе. Понять кто это — и принять меры. Как можно скорее. И ни в коем случае не говорить Мирону, заполошно добавил внутренний голос. И так ясно, что тот по уши в дерьме, что его шантажируют и надо спасать — но знать он ничего не должен. Илай пробрался на парковку и завел двигатель. Оглядел в последний раз белеющую в сумерках виллу. Вздохнул и вырулил в сторону главной дороги. Вдалеке слышались веселые голоса — магеллановцы собирались на лужайке, готовясь к еще одной прекрасной вечеринке: мастер-классу по коктейлям и дискотеке с диджеем Мишей.