Бухгалтер

Глава 31  — Приехали — сообщил Надав, припарковав машину на стоянке под домом. Всю обратную дорогу до дома тот вел машину в молчании, за что Мирон был ему весьма благодарен. Он отстегнул ремень безопасности, вылез из машины, и с удивлением обнаружил, что Гурин тоже вышел вслед за ним.  — Езжай домой — сказал он, стараясь не выдать своего раздражения — встретимся завтра в офисе.  — Ну уж нет — усмехнулся Надав — я из-за тебя пропустил обед с парнями, ничего толком не успел, целый день потерял нахрен. Так что ты мне должен как минимум жратву — а если уж совсем напрямую, я ожидаю от тебя объяснение тому, что произошло сейчас у Шахара, почему вместо двух часов ты провел там двадцать минут, и какого хрена я должен терпеть от тебя этот саботаж. Не дожидаясь ответа, он зашагал к дому, и Мирону ничего не оставалось, как последовать вслед ним. Дома Надав сразу же направился к холодильнику, а Мирон налил себе простой воды — аппетит после встречи с Оханой пропал намертво — и уселся в кресло рядом с обеденным столом. На кухне шумела микроволновка, Надав звенел посудой, и Мирон прикрыл глаза, надеясь, что знакомые звуки успокоят бурю, творившуюся в его душе после разговора с Оханой. Мысли никак не собирались во что-то связное, мозг то и дело переключался с одного на другое, тщетно пытаясь переварить полученную информацию. Он вспомнил, как мать годами твердила, что денег нет, что денег не хватает, что им не на что платить квартплату, не на что отправить Мирона в университет. Если бы он знал, что деньги есть — разве пошел бы на преступление, разве бы отчаялся до такой степени, что стал переправлять оружие террористам?! Потом мысли перескочили на тетку. В детстве он любил ее, ему всегда казалось, что та была бы ему куда лучшей матерью, чем его собственная, и он завидовал своим двоюродным братьям, потому что у них, в отличие от него, были нормальные родители. А сейчас оказывается, что именно из-за ее длинного языка он прожил свое детство хуже, чем какой-нибудь неприкасаемый в Индии. От этих мыслей Мирон отмахнулся — чего уж теперь злиться, что сделано, того не воротить. Детство давно прошло, с родственниками они практически не общались: после армии он позаботился о том, чтобы ни один человек из его окружения, кроме Илая, не знал о его клейме мамзера. Родня, к сожалению, этого забыть никогда не позволяла. А ведь Охана оказался прав, подумал он — Уда был единственным, кто хоть что-то сделал для меня, хоть и не был обязан. Да что там — куда больше, чем сделал бы любой другой человек его статуса и положения. Если бы не известие о болезни, после сегодняшнего разговора он, наверное, согласился бы работать на отчима — хотя бы из чувства признательности. Кроме того, Уде можно было довериться — даже если налоговики рано или поздно пронюхали бы про их махинации, Мирона ждал бы как минимум первоклассный адвокат, а как максимум — человек Уды, который отсидел бы за него срок — разумеется, за щедрое вознаграждение. На Охану же в этом случае положиться было невозможно. Может, тот не и станет вредить нарочно, но если запахнет жареным и налоговая с полицией сядут им на хвост, он скорее останется наблюдать над падением «напарника» со стороны, чем протянет руку помощи. А может и подтолкнет, чтобы легче падалось. От мыслей его отвлек голос Гурина, доносившийся словно издалека.  — Ты не голоден?  — Нет — ответил Мирон на автомате.  — Выглядишь неважно. Может, приляжешь?  — Прилягу. Он отставил стакан с водой в сторону, прошел в спальню, лег прямо на покрывало и закрыл глаза. Несмотря на усталость, задремать не получалось — мозг пошел по третьему кругу, пытаясь найти выход из безвыходной ситуации. Разумеется, насчет компромата Мирон блефовал — никаких заготовок у него припасено не было, да и вообще непонятно, как именно провернуть это дело. Положим, выбрать компрометирующие документы было бы несложно: для этого у него имелся полный лэптоп со всем содержимым и паролями. Нетрудно было бы также подготовить файл, или даже папку с бумажными копиями. Сложность заключалась в том, чтобы доверить их кому-то на хранение и передачу. Просить кого-то из своего окружения Мирон не мог. Он перебрал в уме всех своих знакомых, и не нашел среди них ни одного подходящего человека. Илай слишком нестабилен, Ариэль — слишком труслива, Надав… даже думать об этом смешно. А довериться кому-то незнакомому — банку, юристу, или даже компьютерной программе он тем более был не в состоянии. После того, как выяснилось, что Охана велел прочесать всю его документацию и счета, найдя «признание» Гурина и УЗИ-снимки ребенка, вера Мирона в пароли, электронную защиту и сквозное шифрование сильно пошатнулась. Пожалуй, впервые в жизни он совершено отчетливо осознал, что вокруг него не было никого, на кого он мог бы положиться безоговорочно — ни одного человека. Мирон застонал и с силой потер лоб ладонями. О чем он вообще думает? Какой к черту компромат, какое завещание, что в них толку после его смерти? Охану шантажом не пронять — он сначала уберет неудобного бухгалтера, а потом уже по обстоятельствам станет разбираться с налоговиками. Оставалось только надеяться, что тот уже сейчас не выслал команду киллеров по его адресу. От этой мысли Мирона передернуло, и он силой заставил себя не думать о таком сценарии, сосредоточившись вместо этого на решении проблемы. В конце концов, вряд ли Охана станет убивать его, пока Уда еще жив — а значит, время на выбор еще оставалось. Да только не оставалось собственно самого выбора. Он мог бы согласиться работать на Сами, наплевав на собственные принципы. Ничего хорошего из этого бы не вышло — ненависть с Оханой была у них взаимной, но зато он мог бы прожить еще какое-то время, пока «босс» не решит избавиться от навязанного ему «советника». Мог бы отказаться от службы на Охану, окончательно и бесповоротно — и заранее готовиться к скорой смерти, потому что слов тот на ветер не бросал и его угрозы всегда исполнялись. И мог бы согласиться на требование Гурина, и активно сотрудничать со следствием в надежде, что Сами и правда посадят пожизненно. Но этот выбор, как и все остальные, тоже имел свои слабые стороны: если того потребуют интересы следствия, Надав, скорее всего, сдаст его своему начальству с потрохами и не поморщится. Уехать, подумал Мирон внезапно. Ну конечно же — просто купить билет и улететь куда-нибудь, где израильский паспорт позволит прожить как минимум полгода без забот, а там уже можно будет что-нибудь придумать. С деньгами тоже проблем не будет: Уда щедро платил ему за услуги, так что он вполне мог бы без особого ущерба для своего банковского счета прожить год или чуть больше не в самой дорогой европейской стране. Этот план стоило обдумать подробнее — понять, как провернуть это дело, не привлекая к себе особого внимания, и какую легенду придумать для Илая и на работе. Но идея была отличной, и Мирон немного приободрился и расслабился. В спальню заглянул Надав.  — Лежишь?  — Ага. Тот улегся рядом, впрочем, благоразумно не вторгаясь в личное пространство — пока.  — Давай, колись уже, страдалец — сказал насмешливо — что там сегодня стряслось? Папочка отшлепал по попе?  — Поругался с Оханой — почти не покривил душой Мирон. Надав присвистнул.  — Да ты совсем безбашенный. И что дальше? Заказывать тебе место на кладбище? Он невольно усмехнулся.  — Очень смешно. Чужая рука словно невзначай легла Мирону на бедро. Тот не шевельнулся.  — Что еще было? — мягко спросил Надав. Ладонь легонько прошлась по бедру. Даже сквозь ткань чувствовалось, какая она горячая.  — Ты же сам решил все прекратить в прошлый раз — негромко напомнил Мирон — что теперь?  — Не могу устоять перед соблазном, когда ты такой тихий и уязвимый.  — И побитый — пробормотал Мирон. — Что хочешь сделать сегодня? — по тону Надава было понятно, что он явно намекал на продолжение. Мирон качнул головой.  — Ничего. Тот перевернулся на бок, посмотрел на него внимательным взглядом.  — Серьезно, Шахар. Что случилось? Да ничего, если не считать того, что мне пиздец, подумал Мирон. Вслух он сказал:  — Все нормально, просто устал. Даже на работу завтра не хочется.  — Останься дома — предложил Надав — а еще лучше, попроси Уду, пусть даст тебе ключи от яффской квартиры. Переселись туда на неделю, отдохни как следует. Если хочешь, и я с тобой перееду.  — Я и правда собирался съездить отдохнуть — признался Мирон, и черт зачем-то дернул его за язык добавить — но скорее куда-то в направлении Европы, чем в Яффо. Надав не шевельнулся, но что-то в его лице насторожило Мирона.  — Не думаю, что это хорошая идея, Шахар — сказал он спокойно.  — Это еще почему?  — Потому что идет расследование. Потому что ты нужен мне здесь. Потому что мы договорились, что ты хоть немного, но поможешь мне.  — Расследование не может подождать неделю?  — Мы оба знаем, что это не неделя — мягко произнес Надав — ты задумал побег, а вовсе не по музеям погулять, я по глазам твоим вижу. И это подводит нас к первому вопросу: что тебе сказал Охана? Судя по всему, дело серьезное, если ты собрался удирать из страны.  — Потребовал, чтобы я работал на него с Удой — пробормотал Мирон, сдаваясь. Чем черт не шутит — может, вдвоем они придумают, как снять его с крючка у Сами?  — Ты и так давно на них работаешь — нетерпеливо ответил Надав — не пудри мне мозги, Мирон, рассказывай все, как есть. Что. Сказал. Охана.  — Я уже сказал тебе — медленно, как для идиотов, повторил он — Охана требует, чтобы я перешел работать в организацию. На полную ставку, а не как сейчас. Вот и все.  — И поэтому ты решил сбежать — уточнил Надав. Это все больше напоминало очередной допрос, и Мирон попытался подняться с постели — продолжать неприятный разговор не было никакого желания. Но Надав резко дернул его обратно, а потом еще уселся ему на бедра, крепко удерживая всем своим немаленьким весом на кровати. Самое отвратительное, что, судя по выражению лица, тому это доставляло немалое удовольствие. То, что они оба были полностью одеты, ровным счетом ничего не меняло.  — Слезь — сквозь зубы процедил Мирон.  — Мне и тут неплохо — усмехнулся Надав — сверху.  — Ты серьёзно думаешь, что твоя поза наездника удержит меня от покупки билета на самолет? Надав пожал плечами.  — Поза, может, и не удержит, но ордер на невыезд — вполне.  — Какой еще ордер? — спросил Мирон машинально.  — Который я для тебя выправил еще два месяца назад — очень спокойно ответил тот — ты невыездной, Шахар. Пока ведется следствие, выход из с страны для тебя закрыт. Мирон замер, не в силах поверить в услышанное. А на что я еще надеялся, подумал он. Что Гурин так сильно проникнется ко мне сочувствием, что поставит мою жизнь выше своего расследования? Даже не смешно.  — И когда ты собирался мне это сообщить? — проговорил он.  — Надеялся, что никогда — ответил тот коротко.  — Слезь. Надав молча послушался. Мирон поднялся с кровати: после такой новости что-то совсем не лежалось.  — Отзови приказ — велел он отрывисто.  — Нет.  — Отзови. Приказ.  — Я не могу, Шахар. Ты не представляешь, на какие чудеса конспирации я пошел, чтобы тебе закрыли выезд из страны, не связав при этом твое имя с расследованием. Официально ты невыездной из-за грозящего тебе банкротства.  — Банкротства?!  — Знаю, что чушь — усмехнулся Надав — а вот судья не знает. Теперь понимаешь, как далеко я готов пойти, лишь бы твое имя осталось непричастным к расследованию? Да, может, я действовал не совсем по учебнику, но зато весьма эффективно.  — Ты… — Мирон поперхнулся. Надав продолжил, словно не замечая его состояния:  — Никто не знает, что я работаю с тобой, Шахар. Ты хоть представляешь, каких усилий это мне стоит? Я высасываю из пальца содержимое половины рапортов, выдумываю несуществующих осведомителей — лишь бы ты остался в тени, идиот. Как ты думаешь, после всего этого я не заслуживаю хоть немного твоего доверия?  — О каком доверии идет речь?! — взорвался Мирон — ты в своем уме, Гурин? Довериться тебе? Ты меня запер в стране, мудак, запер, даже не поставив в известность! Что мешает тебе завтра запереть меня за решеткой — тоже из лучших побуждений? Или же я должен довериться тебе, свидетельствовать против Оханы, и потом меня найдут где-нибудь в пардесе с перерезанной глоткой? — он замолк, потому что на язык шли исключительно матерные слова.  — У тебя есть серьезные основания полагать, что Охана готовит твое убийство? — быстро спросил Надав. Похоже, из всей страстной речи Мирона его заинтересовал только данный факт.  — Есть!  — Ты можешь это доказать?  — Зачем?  — Чтобы продвинуть следствие — терпеливо ответил Надав — возможно, это даст нам возможность завершить дело поскорее. Мирон горько рассмеялся.  — Так давай я просто вернусь и подставлю ему лоб под дуло пистолета. Завершишь свое дело еще до исхода субботы, чем плохо? Или вся история с невыездом была запланирована именно для этого — чтобы я не смог сбежать и меня бы убили? Прекрасная трехходовка, господин полицейский.  — Ты серьезно думаешь, что я позволю Охане убить тебя? — возмутился Надав.  — Скажем так — не помешаешь. Тот тяжело посмотрел на него снизу вверх.  — Я полицейский, а не преступник, Шахар — сказал он тихо — подставлять человека под пулю, лишь бы засадить главаря мафии — не мой метод. Особенно человека, который мне небезразличен. Мирон только хмыкнул.  — Ты и есть преступник — сказал он — то, что у тебя есть номер жетона, ничего не меняет — ты мыслишь и действуешь как преступник, Надав. Ты всегда выбираешь наиболее аморальный, жестокий и незаконный путь. Каким идиотом я должен быть, чтобы продолжать верить тебе?  — Ты будешь идиотом, если бросишь все на полуслове, болван! — взорвался Надав — ни одна, я повторяю — ни одна живая душа не знает, кто мой осведомитель в организации. И не узнает, ты понимаешь это? Если возникнет ситуация, что об этом кто-то пронюхает — из твоих или моих — я сделаю все, чтобы спасти тебе жизнь. Куплю билет, закажу тебе фальшивый паспорт, протащу через пограничный контроль — но вытащу тебя. Мирон покачал головой.  — Ты хороший продажник, Гурин. Знаешь, что сказать клиенту, чтобы впарить ему любую херню. Каюсь — на мне это тоже сработало, я верил тебе… до сегодняшнего дня. Но ордер на невыезд — это, блядь, уже совсем другая весовая категория. Это… — он попробовал подобрать слова, не смог, и просто заключил — считай, что наше соглашение недействительно. Я сообщу Уде, что с сегодняшнего дня ты освобожден от обязанности быть моим телохранителем. Кстати, от работы в офисе можешь сам отказаться — если я буду вынужден перейти на полную ставку в «бизнес», не думаю, что им с Оханой в «Магеллане» все еще нужен будет шпион. Надав вздохнул.  — Знаешь, Мирон… я ведь многое мог бы сказать тебе сейчас. Например, что твой отказ сотрудничать с следствием гарантирует тебе огромный срок в будущем. Или что достаточно анонимного доноса, чтобы ты присел надолго уже завтра — потому что я абсолютно уверен, что ты работаешь на Уду уже давно, и не самыми законными методами. Достаточно копнуть, если знать где — и ты зэк на ближайшие десять лет. Но я не буду ничего говорить, и не стану ничего делать. Знаешь, почему? Чтобы ты понял, что я, блядь, и правда пытаюсь тебя защитить и вытащить из этого дерьма! И сделаю это, даже если для этого мне придется нарушить закон. Обдумай мои слова на досуге. Сказав это, он круто повернулся и вышел из спальни. Когда за Гурином хлопнула дверь, Мирон наконец смог немного расслабиться. Хаос в голове, как ни странно, улегся — наверное потому, что иллюзии выбора у него больше не было, а было только два пути: согласиться работать на Сами, или умереть. И чего стоило понять это немного раньше — когда Гурин еще не успел запереть его в стране, подумал он. А сейчас уже слишком поздно. Никто не пропустит его, разве что ползком через границу с Египтом. Но раньше казалось, что его здесь еще что-то удерживает — «Магеллан», семья, Илай… Он грустно усмехнулся. Стоило прожить тридцать пять лет, чтобы один разговор перевернул все с ног на голову, и показал, кто есть кто. Если бы только можно было доверять Охане. Если бы можно было быть уверенным, что он не подставит завтра, не убьет, не бросит в тюрьме — возможно, и стоило бы перейти к нему на службу — хотя бы из благодарности, что тот открыл глаза на многое, о чем Мирон и не подозревал до сегодняшнего дня.