Бухгалтер

Глава 32 Наверное, впервые за последние десять лет Илай проснулся воскресным утром с мыслью, что меньше всего на свете ему хочется идти сегодня в офис. Нет, такое нежелание являлось вполне обычным делом в периоды спада, когда ему не то, что работать — дышать было невыносимо. Но сейчас он был не зомби, мечтающим о смерти, и не кипучим сгустком энергии, а находился в промежуточной фазе «нормальности», когда работа обычно доставляла ему радость и удовлетворение. И тем не менее, сегодня заставить себя подняться с кровати и начать готовиться к рабочему дню он оказался физически не в состоянии. Наоборот — забрался поглубже под одеяло, закрыл глаза, чтобы не видеть яркого солнечного света, заливающего комнату, и попытался забыть о том факте, что уже неделю не появлялся в офисе, пустив все свои дела на самотек. Неужели я боюсь, подумал с удивлением. Только чего и кого? Бернарда? Надава? Или, усмехнулся сам себе — Мирона? Нет, страха он точно не чувствовал. Скорее чувствовал горечь — ведь Мирон, как ни крути, упорно скрывал от него информацию, касающуюся их обоих самым непосредственным образом. Не оставалось никаких сомнений, что тот давно уже узнал Надава. Узнал — и при этом настолько близко подпустил к себе. Позволил тому сперва приблизиться, а потом и угрожать разоблачением и расправой. И молчал, все это время Шахар молчал. Если бы не подсмотренное и подслушанное, Илай до сих пор бы пребывал в блаженном неведении о происходящем за его спиной. И чем бы это все закончилось — одному богу ведомо. Он вспомнил то легкое, небрежное прикосновение Гурина к Мирону в кабинете «Магеллана» несколькими неделями тому назад и скрипнул зубами. Почему именно Надав, в который раз за последнее время спросил сам себя с горечью. Почему почетное место в личном пространстве Мирона занял негодяй и шантажист, а не лучший друг юности? Чем он лучше меня? В то, что Мирон позволяет Надаву запанибратски гладить себя по голове всего лишь по принуждению, верилось все труднее. Возможно, там и имел место некий стокгольмский синдром — но ведь Шахар мог бы хотя бы в самом начале попросить помощи у него — вместе они бы разобрались, что делать с приставучим шантажистом. А кто сказал, что ему нужна твоя помощь, шепнула тихая ядовитая ревность. Как знать, они могли быть знакомы еще с армейской поры — и может, уже тогда между ними что-то намечалось? Первая любовь не увядает, и Надав вполне мог бы оказаться одним из мироновских однополчан — жаль, что в резюме тот не обозначил место и войска своей службы. Если предположить, что служил Гурин с ними на одной базе, а теперь, спустя столько лет, наконец воссоединился с Мироном, то подслушанный на прошлой неделе разговор становился ни чем иным, как минутной размолвкой любовников. Вполне возможно, что вечер они закончили страстным примирительным сексом в постели. Пока сам он валялся в валлиумном забытье на своей юношеской кушетке, Гурин мог бы драть Шахара на кровати «кингсайз» в шикарной комнате виллы, которую с такой заботой подбирал Илай. Непристойное и невероятно яркое видение Мирона, занимающегося сексом с Надавом, захватило его так сильно и внезапно, что он замер. Перед глазами возник Мирон — стонущий, подмахивающий, изгибающийся в объятиях Надава, в то время как тот берет его на широкой белоснежной постели… или на прямо на рабочем столе в кабинете «Магеллана». Мирон, закусывающий губу, когда чужая рука бешено надрачивает ему член, подставляющий губы навстречу страстным поцелуям, кончающий на живот себе и тяжело дышащему Надаву… Илай вдруг осознал, что его собственный член его стоит как кол, а в груди — в груди болело так, что он впервые поверил в тот факт, что от разбитого сердца можно умереть. Он облизал губы. Никогда еще он не чувствовал себя насколько противоречиво. Ему хотелось зарычать от беспомощной ярости, немедленно отправиться в офис и убить, уничтожить Гурина. Хотелось обнять Мирона и умолять, просить о взаимности. И одновременно с этим — нестерпимо хотелось наконец-то отдаться с головой никак не отпускавшей его фантазии. Несколько секунд он колебался перед выбором — успокоить восставший член рукой или же проигнорировать. Потом сдался: на работу все равно уже не успеть, а с происходящим следовало разобраться, прежде чем решать более сложные и серьезные проблемы. Он положил руку на восставшую под тонким одеялом плоть, прикрыл глаза, покоряясь животному порыву. Лицо Мирона вновь возникло перед его глазами, только теперь тот был зажат между Надавом и самим Илаем. Гурин никуда не делся из его головы, но сейчас это дало неожиданный эффект — он возбудился еще сильнее, и сжал член, едва сдерживая стон. В его фантазии Мирон не был мрачен и угрюм, как в реальной жизни. Наоборот — он охотно принимал ласки Илая, прижавшегося к нему сзади, откидывал голову ему на плечо, раздвигал ноги, позволяя Надаву взять себя в рот, и стонал, когда член проскальзывал между его ягодиц, вжимаясь в хорошо смазанную и растянутую дырку. Несмотря на охватившее его острое удовольствие, Илай горько усмехнулся — насколько его фантазия в этот момент была несовместима с реальностью. Настоящий Мирон уже давно бы послал их с Надавом нахуй и свалил, прежде чем позволил бы ему хоть пальцем прикоснуться к себе там. Но воображаемый Мирон жил своей жизнью — жадно отзывался на влажные, глубокие поцелуи, подставляя рот под настойчивый язык, мычал и стонал, когда тот наконец вторгся в него — тесного, горячего и покорного. Надав существовал где-то на периферии сознания: чмокал и сосал внизу, нанизавшись ртом на член Мирона, и ничуть теперь не мешал Илаю получать удовольствие от происходящего. Там тебе и место, гнида, подумал он с мстительным удовлетворением. Кулак его взмок от пота и скользил по плоти легко и гладко, несмотря на плотность захвата. По телу то и дело пробегала дрожь удовольствия — запретного и непривычного, потому что до сих пор он еще никогда не дрочил, воображая еблю с мужчиной, и даже не с одним, а с двумя. Мирон в его голове поменял позу — теперь он оказывал оральные услуги Надаву, в то время как сам Илай продолжал бешено вторгаться в него сзади. Гурин схватил того за волосы — не тем едва заметным и ласковым жестом, как в офисе, а жестоким захватом, управляя и направляя безвольного и пассивного воображаемого Шахара. Отчего-то это доставляло Илаю дополнительное наслаждение — хотя глухая боль в груди при этом никуда не делась. Он до рези в глазах зажмурился, упорно удерживая перед внутренним взором это извращенное зрелище — тело Мирона между двумя их телами, отдающееся на волю им обоим, скользкое от пота, послушное, покорное… Воображаемый член мелькал между ягодиц, блестел от смазки и растягивал Шахара все сильнее, отчего тот мычал и стонал все громче и непристойнее. Илай зашипел от этого зрелища, захватил в кулак воображаемый стояк Мирона, слившийся у этот момент с его собственным, реальным, и надрачивал его с таким исступлением, что не выдержал и излился намного быстрее, чем даже при просмотре видео на порнхабе, когда растягивать «выдержку» особо не требовалось. Даже не дождался, пока Мирон первый кончит, подумал он и чуть не рассмеялся от абсурдности этой мысли. Ничего, ответил сам себе — у нас еще всё впереди. Это был первый раз, когда он позволил себе представлять друга во время самоудовлетворения. Первый, но, скорее всего, уже далеко не последний — насчет того, что у него к Мирону исключительно дружеские чувства, Илай себя больше не обманывал. Обтершись туалетной бумагой, он наконец немного успокоился. В голове впервые за последнюю неделю окончательно прояснилось, и вернулась способность мыслить рационально. Можно сколько угодно утешать себя мыслью, что угрозы Надава ничего не значат, но факт оставался фактом — тот в курсе всего, происшедшего в армии, и ничего не мешало ему хоть сегодня заявить на них обоих в полицию. Тот момент, когда серьезная ссора или расставание заставят его выполнить свое намерение и пойти против Мирона, оставался лишь вопросом времени. Шила в мешке не утаить, а по тону Надава в тот день явственно слышалось, как сильно ему хочется сделать Шахару больно — любым доступным способом. Илай сжался под одеялом. Угроза разоблачения так и осталась его персональным кошмаром номер один на протяжении последних пятнадцати лет. Он невыразимо, до ужаса боялся этого: статей в газетах огромными буквами: «ПОЗОР ДЛЯ ЦАХАЛЯ». Презрительных, неверящих, ненавидящих взглядов коллег и друзей. Годов заключения среди настоящих преступников — насильников, террористов и убийц. Поистине, Игалю Амиру* с его одиночной камерой можно было было позавидовать — Илаю Кремеру одиночки никто не даст. Он заставил себя расслабиться — пальцы ног стали ледяными и скрюченными, челюсть, шея и плечи совсем одеревенели, по телу пробегала противная дрожь, предвестник сильнейшей панической атаки. Только этого не хватало, подумал, стараясь дышать медленно и размеренно, как учил его Мирон. Только этого мне не хватало. Надава надо остановить любым путем, осознал он ясно, как никогда, и от этого почему-то сразу успокоился. Прежде, чем тот осуществит свою угрозу — его следовало обезвредить. Устранить. Убрать. И это мог сделать только один человек, из всех, кого он знал. Илай вскочил на ноги. Постельное белье и подушка полетели на пол — он поднял крышку своей старой кушетки, открывая бельевой ящик, в котором держал все свои старые документы, конспекты лекций, фотоальбомы и записные книжки. Весь этот хлам давно уже следовало перебрать и выкинуть, но руки никак не доходили — и слава богу, потому что где-то среди всей этой груды мусора находилась тетрадь с домашним адресом Уды Шахара. Он быстро перебирал листки, тетради, альбомы и блокноты. Швырял окончательно устаревшие и ненужные бумаги корзину для мусора. Фотоальбомы с родителями скинул обратно в ящик сразу же — дабы не спровоцировать очередного приступа самоуничтожения. Там они лежали почти шестнадцать лет, там пролежат еще дважды по столько же. Разумеется, та самая тетрадь оказалась на самом дне последней из коробок с документами. Именно в нее он когда-то записал адрес Уды — как раз перед тем, как поехал к нему с Мироном в первый и последний раз в жизни. Герцлия Питуах, улица Вингейт. Район миллионеров и международных послов. У Уды был требовательный вкус к принадлежащим ему вещам и людям. Илай отложил тетрадь с адресом на стол, скинул весь остальной хлам обратно в бельевой ящик, закрыл кушетку и принялся одеваться. Наверное, если бы он хоть на секунду позволил бы себе остановиться и задуматься о своих действиях, то бросил бы тетрадку обратно в кушетку, побрился, почистил зубы и поехал бы на работу. Позабыл бы о своем безумном решении, принятом на выходе из наркотической петли, и постарался бы… Постарался бы — что? Забыть об угрозах Надава? Сделать вид, что ничего не происходит? Предоставить Мирону самому выбираться из сложившейся ситуации? Он покачал головой. Может, эти двое и любовники. Может, Мирон добровольно пошел на эту связь, и связался с Надавом по собственному выбору. Но это не меняет того факта, что Гурин знает про них, что он угрожал расправой, и что он явно опасен и непредсказуем. А Мирон, судя по его репликам во время подслушанного разговора, явно не только не контролирует происходящее, но и плывет по течению, надеясь непонятно на что — или на кого. Может, не верит в реальность угроз, а может — понимает, что ничего против Надава противопоставить не в состоянии. И кто такой Илай, чтобы осуждать друга? В периоды, когда спад поглощал его с головой, когда он сам плыл, как безвольный труп, навстречу собственной гибели, Мирон неизменно приходил на помощь. Несмотря ни на что, выволакивал его из петли, из отчаяния, из черной дыры депрессии. И теперь настала его, Илая, очередь придти на помощь другу в беде. Стараясь не думать о том, какую огромную ошибку совершает, отправляясь в волчье логово, он засунул тетрадь в сумку, наскоро умылся, оделся и наладил навигатор в телефоне на улицу Вингейт в Герцлии. Сердце билось как в лихорадке. Будто на войну собираюсь, подумал он с иронией. И почему-то очень хотелось, чтобы Уда Шахар уже не жил по этому адресу — просто, чтобы можно было сказать: «ну, я сделал все, что мог». К полудню он подъехал к высокому особняку, скрытому за глухим каменным забором. У электрических ворот стоял охранник с полуавтоматом на плечевом ремне.  — Кто такой? — спросил тот, когда Илай притормозил напротив ворот.  — Илай Кремер. Охранник заглянул на экран телефона — должно быть, сверялся с списком визитов на сегодня.  — Такого не ждем. Илай призвал на помощь всю свою харизму и убедительность.  — Послушай, брат — сказал он проникновенно — я друг Мирона Шахара. Знаешь такого? Вижу, что знаешь. У Мирона просто охрененные неприятности, пиздец ему и Уде, если не заняться этим прямо сегодня. А у меня есть информация, кого надо для этого слить, понял? Охранник посмотрел на него таким взглядом, что у Илая засосало под ложечкой от страха, но он не сдался:  — Просто сообщи Уде, что я здесь. Илай Кремер. Если он велит мне убираться — я уеду. Поверь мне, лучше так, чем если я уеду сейчас, а Уда с тебя потом три шкуры сдерет за фашлу**. Это помогло — охранник поднял ко рту рацию и что-то в нее пробормотал. В ответ рация буркнула что-то не менее невнятное и пискнула.  — Жди здесь — бросил он. Илай кивнул и еле заметно улыбнулся. Один-ноль в мою пользу, подумал он с удовлетворением. Минут через десять из ворот вышел другой охранник.  — Иди за мной. В будке его провели через ворота-металлоискатель, после чего пришлось вывернуть карманы и выложить на стол у входа все их содержимое. Сумку тоже выпотрошили. Охранник исподлобья взглянул на Илая.  — Оставишь ее здесь. Можешь взять с собой только бумажник.  — Ладно — кротко ответил тот. Препираться из-за подобной мелочи он не собирался. Ему устроили дополнительный нательный обыск и наконец вывели из будки на другую сторону каменного забора. Шагая за охранником, Илай незаметно огляделся по сторонам, и вновь пришел к выводу, что у Шахара дорогой вкус. Как оказалось, он практически не запомнил ничего из своего визита сюда пятнадцать лет назад, что неудивительно — память его напрочь потеряла почти весь тот период, оставив только самые яркие и трагичные воспоминания. За воротами оказался широкий внутренний двор. Изумрудный газон, бассейн на дальней стороне двора, пруд с рыбками, альпийская горка и какие-то изысканные цветы вдоль дорожки, ведущей к дому. Казалось, что дом принадлежал скорее английскому аристократу, чем боссу израильской мафии. Внутри дома это ощущение усилилось еще больше. Каким-то образом у дизайнера Уды получилось смешать левантийский и классический стили интерьера таким образом, что это выглядело… как ни странно, но прекрасно. Наверное, подумал Илай, именно в таком доме обитал бы какой-нибудь царь Ирод, живи он в наше время. Шахар ждал его в кабинете не один. Возле письменного стола стоял ничем не примечательный человек — среднего роста, среднего телосложения, но впечатление от него сразу же сложилось самое неприятное. Он словно подавлял своим присутствием — и делал это куда сильнее даже самого Уды.  — Добрый день, Эхуд — поздоровался Илай вежливо с хозяином дома, сидящим на великолепном диване посредине кабинета.  — Садись, Илай — кивнул тот ему на одно из не менее великолепных кресел напротив — садись и расскажи мне, что за огромная опасность грозит Мирону Шахару, и с чего это ты вдруг вспомнил меня спустя столько лет — в голосе его слышалась явная ирония. Илай с удовольствием последовал его приказу. Кресло оказалось удобным и мягким — даже нервозность, все никак не проходившая с того самого момента, как он выехал по адресу Уды, немного улеглась.  — Увы, Эхуд, я ничуть не преувеличивал — сказал он, стараясь звучать почтительно и спокойно — поверьте, вы вряд ли увидели бы меня здесь, если бы ситуация была менее серьезной. Тот переглянулся с неприятным типом у стола.  — Неужели? Что ж, просвети же меня тогда. И заодно объясни, почему я узнаю об этом от тебя, а не самого Мирона. Илай помолчал, собираясь с мыслями. Уде следовало говорить все как есть, максимально открыто и прямо — если тот почувствует хоть тень лжи, то пиши пропало — и помощи не будет, и новые проблемы добавятся.  — Несколько месяцев назад — начал он — к нам в компанию пришел новый сотрудник. Надав Гурин. Он замолк, потому что при упоминании этого имени атмосфера в комнате немного изменилась. Тип у письменного стола поднял голову и внимательно посмотрел на Илая, отчего у того почему-то пошли мурашки по коже. Уда лишь слегка приподнял брови.  — Продолжай — бросил он. Илай послушался.  — Через какое-то время я понял, что этот Надав сильно сблизился с вашим пасынком. Что довольно-таки необычно, потому что Мирон не сильно любит лишнее общение на работе, и друзей у него среди коллег, к сожалению, нет.  — Так ты пришел предупредить меня, что у Мирона появился приятель? Спасибо, я это учту — хмыкнул Шахар.  — Гурин в курсе наших с Мироном дел в армии — быстро произнес Илай. Время для «вокруг да около» закончилось, пора было приступать к сути. — И не только в курсе, но и угрожает ему разоблачением. Сами понимаете, что это может значить для вашего пасынка. Уда помолчал.  — А теперь по порядку — сказал он негромко — откуда ты знаешь про угрозы? С чего ты взял, что тот в курсе? И, самое главное — по какой причине этот Гурин вообще угрожает Мирону? Что ему надо от него?  — Он был одним из участников сделки. Я в этом уверен — ответил Илай, стараясь и правда звучать уверено, потому что никаких доказательств своих слов у него, по сути, не было — угрозы в адрес Мирона я слышал своими ушами. А насчет последнего… — он запнулся. Пожалуй, впервые за все это время он осознал, что причины того разговора, и тем более угроз, ему совершенно неизвестны и неясны. Но признаваться в этом было нельзя. — Насчет последнего, я думаю, что Гурин сотрудничает с полицией — сказал Илай наобум, и продолжил с нарастающей уверенностью — более того, он сам признался в том разговоре, что сдал полиции многих других в той схеме. Сдал — и при этом ходит на свободе, Эхуд. Вы ведь сами понимаете, что это значит. Уда задумчиво постукивал пальцами по подлокотнику дивана.  — Понятно — ответил он почти безразлично — и что же ты хочешь, чтобы я сделал?  — То же, что пятнадцать лет назад. Уда усмехнулся.  — Пятнадцать лет назад я дал немало взяток для того, чтобы вашу армейскую базу вычеркнули из списка на повторное расследование. Кому мне давать взятку сейчас? А то как же, подумал Илай. Так я и поверил, что твои действия тогда ограничились исключительно взятками.  — Надав опасен — сказал он осторожно — подумайте, если он решит заявить на Мирона, ваш пасынок сядет на много лет. Его имя станет муссироваться в связи с отвратительным скандалом многолетней давности, и наверняка это коснется и вас тоже. Ему необходимо заткнуть рот любым способом, Эхуд. Вы и сами знаете, что никакая взятка здесь не поможет. Уда, казалось, был удивлен.  — То есть, ты пришел сюда просить, чтобы я отправил твоего нелюбимого коллегу к праотцам? Я, признаюсь, был о тебе совершенно иного мнения.  — У вас есть другие предложения? — буркнул Илай — я не прошу его убить. Скорее… — он замялся и закончил — нейтрализовать.  — Что по сути, и есть «убить». Да ты опасный человек, Кремер — усмехнулся Уда — не хотел бы я переходить тебе дорогу. Наступила пауза, которую прервал опять-таки Уда:  — Почему Мирон не пришел ко мне, если ему угрожают разоблачением?  — Я не знаю — ответил Илай честно — я вообще перестал понимать его в последнее время. Мы… мы несколько отдалились друг от друга за этот год.  — Какие у тебя есть доказательства, что Гурин сотрудничает с синими? — внезапно прервал свое молчание тип. Даже голос у него был неприятным — холодным и жестким. Этого вопроса Илай не ожидал совершенно. И, разумеется, доказательств у него никаких не имелось.  — Вы сами можете это проверить и… — начал он.  — Мы не полиция, чтобы заниматься расследованиями — заметил Уда — и не звери, чтобы убивать ни в чем не повинных людей по первому требованию, основываясь на беспочвенных обвинениях.  — Но он повинен — упрямо сказал Илай — и опасен.  — Прекрасно. Принеси мне доказательства его вины, и я решу, что делать с этим твоим Гурином — хладнокровно ответил Уда — нет доказательств — нет приговора. Даже у нас есть свои законы, Кремер. Илай хотел было возразить, но промолчал — интуиция подсказала, что он и так ходит по очень тонкому льду. Внедрить в комнату Мирона прослушку было бы не так уж трудно и недорого — дело нескольких сотен шекелей, не больше. Запасной ключ от кабинета у него имелся. Жаль, что не было ключа от квартиры, но и это можно было бы как-нибудь провернуть. Вряд ли Надав прекратит свои угрозы — скорее всего, шантаж продолжается достаточно долго и на постоянной основе.  — Хорошо — сказал он наконец — я сделаю все, что смогу.  — Что ж — подытожил Уда — а мы, в свою очередь, будем ждать. Свободен. Илай поднялся с места. Встреча оказалась куда короче, чем ожидал — кажется, в прошлый раз, когда он был здесь с Мироном, они провели тут не меньше двух часов. Выходя, он не услышал негромкого приказа Уды Охане:  — Займись этим, Сами. И короткого ответа:  — Займусь. Охранник проводил его до ворот. Илай уселся в машину и перевел дух. Ему до сих пор не верилось, что он отважился на подобное. Душу распирала гордость, и вместе с тем почему-то было отчетливо ясно, что Мирону об этой встрече знать категорически нельзя. Он завел мотор и ввел в навигатор адрес «Магеллана». Пора возвращаться к нормальной жизни — и не привлекать к себе лишнего внимания, подумал он, выводя машину на трассу. А еще — давно пора разобраться, где и в каких войсках служил Гурин в армии. Вполне возможно, что это станет частью доказательства вины, которое Илай с огромным удовольствием предоставит Уде Шахару.