Бухгалтер

Глава 34 Проводив Ариэль до дома ее родителей, Мирон наконец отправился к себе. Открыл дверь, запоздало вспомнив, что второй набор ключей до сих пор находится у Надава, и подумал, что надо будет забрать их у него на днях — мысль о том, что беспринципный коп может в любую секунду без приглашения зайти к нему домой, сильно напрягала. В квартире было темно и тихо. Мирон прошелся по комнатам, зажигая везде свет — находиться одному в темноте и тишине с недавних пор стало почти невыносимо. Включил какую-то музыку на компьютере, дабы заглушить некстати вернувшийся звон в ушах, принял душ и выпил стакан сока — от неожиданно навалившейся усталости есть совсем не хотелось. По-хорошему, следовало бы воспользоваться возможностью оказаться наконец одному и позаниматься — с тех пор, как Надав начал зависать у него дома почти каждый вечер, учеба была преступно заброшена. А учиться, как ни крути, было необходимо — уж слишком требования Уды к нему в профессиональном плане превосходили обычные знания обычного бухгалтера, пусть даже с многолетним опытом. Но благие намерения так и остались намерениями: голова гудела от тяжелого рабочего дня, от напряженных разговоров с Ариэль, от звона в ушах. Одна мысль о том, чтобы напрячь мозги, вызывала отвращение и неприятие. Он выключил музыку, уселся в кресло и прикрыл глаза, пытаясь прийти в себя и при этом не заснуть прямо тут — тратить драгоценные вечерние часы на сон было бы чертовски жаль. В кресле было мягко и удобно. Мысли с Ариэль и ее закидонов перешли на более спокойный лад, тишина больше не тревожила, а успокаивала. Звон тоже исчез — по крайней мере, не мешал так сильно, как до этого. Мирон уже почти созрел до волевого решения все-таки прослушать одну короткую лекцию, как два резких и длинных звонка в дверь прорезали тишину квартиры. *** На звонок начальника Надав не ответил. В свете последних событий это означало бы нарваться на весьма неприятный разговор об отсутствии результатов и слишком медленном темпе расследования. Как будто без меня у вас получалось лучше, следаки недоделанные, усмехнулся он зло. С Дороном Озери Надав был знаком, кажется, всю свою жизнь. Хороший друг отца, тот был нередким гостем в их доме. Часами вел беседы с отцом, курил крепкие сигареты и пил с тем кофе с коньяком. Усмехался, когда Надав с завистью смотрел на его полицейскую форму, и всегда спрашивал: «Ну что, пойдешь ко мне работать?» И юный Надав с готовностью отвечал: «Пойду!». И ведь сдержал свое слово — упорно просил призвать его в полицейские войска, проходил экзамены, не гнушался и связями отца в армии. Проклятая сделка с оружием изменила все. После того, как его выкинули пинком под зад из военной полиции, думать о том, чтобы проситься на службу в полиции гражданской не могло быть и речи. А потом он совершил еще одну огромную ошибку — согласился стать шестеркой Уды, вместо того, чтобы попробовать выплыть самому. Умом понимал, почему согласился — в ту тяжелую минуту никого другого рядом не оказалось, а Шахар предлагал легкие деньги за вполне законную работу: в основном приходилось подвозить того, да ездить по разным мелким поручениям, ничего особенного. Но до сих пор не мог простить себе ошибки — одного этого было достаточно, чтобы навсегда забыть о работе в органах. Он почти смирился со своим положением. Смог выплыть, получить хорошую специальность — умелые продажники нужны всем и всегда. Уже почти не думал об ином раскладе. Пока однажды не столкнулся лицом к лицу с Озери, выходившим одновременно с ним из тренажерного зала — как оказалось, жил тот в соседнем районе. Даже странно, что они ни разу не сталкивалась до тех пор. После неловких приветствий пошли расспросы — как, когда, почему… Поначалу Надав отвечал неохотно — ему казалось, что Дорон прекасно знает причину, по которой он не общается с семьей. Но тот выглядел добродушным и понимающим, как и всегда — и Гурин немного расслабился. Рассказал, что работает менеджером по продажам в крупной мобильной компании, что у него неплохо получается — ему хотелось сказать это гордо, а вышло горько.  — Не своей жизнью живешь, а, Надав? — сказал Дорон спокойно, и тот не нашелся, что ответить. Потому что Озери был прав — Надав уже давно жил не своей жизнью. Первая случайная встреча привела к еще одной, второй, третьей — уже неслучайным. Озери слушал внимательно, сам говорил мало. Надав рассказывал в основном про работу в компании, про Уду молчал. Но как-то не выдержал.  — Я хочу работать в органах, Дорон — сказал он. Надоело ходить вокруг да около, а тот, кажется, давно ждал этого признания. — что мне для этого надо сделать? Озери совсем не удивился. Значит, и правда ждал вопроса.  — А что ты можешь предложить? — спросил он резонно — продажники у нас не сильно нужны, как понимаешь. Нам нужны следователи, которые раскрывают дела. Сложные дела, а не типа того, кто из соседей у бабули картошку украл. Надав сжал кулаки на коленях. Вот он, момент истины.  — Я могу предложить Уду Шахара — сказал спокойно — этого будет достаточно? Несмотря на относительно высокий пост Озери и на протекцию, благодаря которой Надав вопреки всему смог прорваться в недоступный до сего времени отдел по борьбе с организованной преступностью, штатным сотрудником полиции он не стал. Его взяли на условный испытательный срок, и главным условием был Уда Шахар. Расследование по нему шло уже давно — и шло из рук вон плохо. Своих агентов подсадить в его организацию не получалось: их быстро вычисляли и отправляли назад — живых, но очень нездоровых. Завербовать кого-то изнутри тоже было гиблым делом: Шахар умел выбирать верных людей. Наверное, он ошибся только раз — с Надавом. И теперь ему следовало расплатиться за эту ошибку. Поначалу дело шло прекрасно. Надав строчил отчеты, методично фиксировал свои и босса передвижения, встречи и визиты. Шахар держал сеть подпольных казино и публичных домов, не безговал и экспортом оружия — но доказать этого пока не получалось. А Озери, как назло, хотел сорвать большой куш — поймать Шахара на мокрухе. До поры Дорон не унывал и не давил на Надава. Он требовал от только одного: максимальной прозрачности. Не утаивать ничего — ни малейшей детали. Впрочем, Надав и не собирался. Былые навыки возвращались быстро — наблюдать, анализировать, делать выводы. Но дело продвигалось медленно, слишком медленно. Куш не срывался. Проблема заключалась в том, что, как и все предыдущие десять лет, Уда не поручал своей шестерке ничего сложнее работы шофера и курьера — доставлять пакеты клиентам. Пакеты эти тщательно просматривались под рентгеном, но опять-таки, ничего противозаконного в них не находилось.  — Да он издевается над нами! — взорвался как-то Надав, когда оказалось, что в очередном пакете находилось десять новых белоснежных рубашек, которые следовало отвезти по адресу какому-то абсолютно левому типу — кажется, кантору в местной синагоге. Озери пожал плечами.  — Он тебе не доверяет, и это понятно. Старайся лучше, что я могу тебе сказать. Иначе о должности штатного следователя можешь забыть. И Надав старался. Предугадывал приказы босса, работал на сто десять процентов, всячески показывал свою верность и готовность работать еще больше. Работу в мобильной компании пришлось бросить — времени катастрофически не хватало. И это принесло свои плоды: Уда, казалось, был впечатлен. Зимой Надав был назначен шпионить за пасынком босса, и это давало надежду, что удастся пробиться глубже в организацию и расколоть наконец это гиблое дело. Да только ни к чему хорошему это, как оказалось, не привело. Домой Надав приехал поздно. Устроил пробежку на тренажере, искупался и поужинал. Взял со стола пульт от телевизора, лениво пощелкал каналами. Озери больше не звонил, но Надав понимал, что от тяжелого разговора уйти не выйдет — слишком уж много он напортачил за последнее время. Чего стоило только вранье в отчетах, на которое он пошел ради Мирона. Дорон идиотом не был, рано или поздно догадался бы обо всем. Может, стоило самому позвонить начальнику? Признаться во всех грехах: мол, увлекся тут одним типом, который вообще этого не стоит, похерил ради него расследование и налажал с рапортами. Виноват, больше не повторится. Переписать все, как есть, и пусть Мирон катится в тюрягу следом за Удой. Сейчас он и сам не понимал, какого хрена поставил под опасность свой единственный шанс — и ради кого? Ради упрямого, равнодушного, почти асексуального счетовода. Он на автомате потянулся за забытым на столе телефоном, разблокировал экран и застыл, потому что на том немедленно высветилось короткое сообщение: «У меня под дверью полиция. Твоя работа?» Сообщение пришло час тому назад, когда он бегал на дорожке с наушниками в ушах, и, разумеется, ничего не слышал. Представив, что могло произойти за это время, Надав застонал от ужаса и принялся лихорадочно набирать Мирона. Длинные гудки. Бесстрастный автоответчик. Писк.  — Идиот — прошептал он в трубку — только не говори, что ты открыл дверь, идиот. Какого хуя ты открыл дверь, Шахар?! Уда убьет меня и будет прав, блядь. Через две минуты он уже заводил машину, и старался не думать о том, что сейчас творится дома у Мирона. — Можно мне колы?  — Возьмите сами. Дорон Озери вальяжно прошел к холодильнику, взял с дверцы непочатую бутылку, оставленную еще Надавом — Мирон себе такого не покупал. С хрустом распечатал и присосался к ледяному горлышку. Какое-то время было слышно только, как он громко и со вкусом глотает. Потом он наконец отлип от бутылки, вытер губы и смачно рыгнул. Мирон поморщился.  — За что я люблю Гурина — сказал Озери слегка севшим от холодного напитка голосом — что в местах его обитания всегда водится кола. Ты тоже это заметил?  — Он здесь не обитает — хмуро ответил Мирон.  — И с каких это пор? Тот не ответил. С той самой секунды, как начальник Надава переступил порог его дома, небрежно помахав перед носом ордером, он ощущал себя канатоходцем, идущим над пропастью без страховки. Каким образом Озери получил ордер, что именно он знал про него и с какой целью явился сюда — все это было пока неясно. Не открыть дверь Мирон не мог — провести ночь в изоляторе, отказавшись открывать полиции с ордером ему не улыбалось. Но отвечать на вопросы он пока не спешил — а тот и не сильно настаивал. Расслабленно переключал каналы пультом, взятым без разрешения, пил колу, приветливо и немного жутко улыбался.  — Кажется, мы начали немного не с той ноги — сказал Озери. Он поставил булылку на полку, закрыл холодильник и подсел к Мирону за стол — давай я проясню тебе ситуацию, а ты наконец поймешь, какого хрена я тут делаю — ведь ты это хочешь знать, так? И может, дела у нас после этого пойдут на лад.  — Проясните — процедил Мирон. Озери развалился на стуле, посмотрел на него взглядом сытого и довольного кота.  — Итак, как я уже тебе сообщил, я начальник Надава в отделе по борьбе с организованной преступностью. Непосредственный начальник. То бишь — получаю отчеты и рапорты я, довожу до вышепоставленного начальства тоже я. Столько ясно?  — Ясно.  — Надав у нас, скажу тебе по секрету, находится на испытательном сроке. Это значит — на птичьих правах. Уж очень он налажал по молодости, но тебе это знать необязательно. А поручился за него знаешь кто?  — Вы? — равнодушно предположил Мирон.  — Точно. На правах старого армейского знакомого и хорошего друга его отца. Ведь Гурин, по сути, неплохой парень, а?  — Вам виднее.  — Ну так вот. Мне стоило огромных усилий вернуть Надава в органы. И сделал я это по одной причине — он обещал мне Уду Шахара. Только вот произошло это два года назад, а Шахар все еще на свободе, как видишь. Нехорошо получается, правда? Мирон не ответил. Озери поднялся со стула.  — С твоего позволения, я возьму еще колы. Кстати, есть что пожрать?  — У вас же ордер на обыск. Что найдете, то и жрите — сказал Мирон желчно.  — Вот оно, ашкеназское гостеприимство — одобрительно ответил Дорон — пожалуй, я так и поступлю. На глазах Мирона он навалил себе на тарелку пастромы, помидоров черри, хлеба и чипсов. Взял из ящика вилку и нож — резать мясо. Прихватил бутылку колы и вернулся к столу.  — Не успел поужинать. Чертова работа, так и до язвы недалеко — пожаловался, присупая к еде. И я не успел, подумал Мирон. Впрочем, аппетита у него, в отличие от незваного гостя, не было.  — Так вот — прожевав изрядную часть бутерброда с пастромой, продолжил Озери — Надав работает над делом Уды уже третий год. Как понимаешь, это до хрена времени. Подвижек нет, результата тоже. И это очень меня огорчает, потому что поступал он с условием завершить расследование в рекордные сроки. Мирон молча слушал.  — Ты всегда такой молчаливый? — спросил Озери с почти искренним интересом.  — Только когда рядом нет моего адвоката — буркнул тот.  — Я же уже сказал тебе — я не пришел тебя допрашивать. Мы просто по-дружески беседуем. Ужинаем. Кстати, вкусная пастрома. Где покупал? Или это тоже только в присутствии адвоката скажешь? Озери прожевал еще один мощный кусок бутерброда, и внезапно спросил уже совсем другим тоном:  — Что у тебя с Надавом?  — Ничего.  — Он тебя ебет?  — Нет — с нажимом ответил Мирон.  — Тогда какого черта он тебя так упорно выгораживает? В отчетах твоего имени почти нигде нет, хотя точно известно, что он тебя охраняет по приказу Уды. Подозрительно как-то, не так ли? Мирон пожал плечами.  — Ты знаешь, почему я взял к себе в отдел именно Гурина? — спросил Дорон.  — Нет.  — Мы работаем над Удой уже слишком долго. Твой отчим — та еще лисица, почти что Амир Мюльнер*. Мне требовался человек внутри организации — свой человек. Представь, как я удивился, во время одного из наблюдений заметив в компании Шахара сына своего друга. И как мне повезло, что этот сын до сих пор лелеет детскую мечту работать в полиции. Дорон облизал жирные от масла губы.  — Да только что толку? — сказал он горько. Впрочем, горечь оказалась почти заглушена остатками пастромы. —  Два года псу под хвост. Отчеты превратились в легенды и мифы древней Греции, расследование стоит на месте, а сам он игнорирует мои звонки. Невесело, как понимаешь.  — Вы пришли ко мне жаловаться на то, что ваш сотрудник не работает, как надо? — не выдержал Мирон — извините, не по адресу.  — Я пришел сюда, чтобы понять, что происходит. Кого он покрывает и зачем. И какую игру ведет за моей спиной. И почему не отвечает на мои звонки. Как понимаешь, доверять я ему больше не могу. А вдруг он переметнулся обратно к Уде? А вдруг он сливает тому информацию о расследовании? Почему спустя два года сносной работы я вдруг начинаю находить в отчетах вранье? И кто стоит за этим? А, Шахар? Дорон уже не изображал из себя добродушного дядюшку. Его лицо стало жестким, голос лязгал.  — Я не дурак, Мирон. Я не знаю, что за бес в ребро ударил по Надаву, и почему он думает, что может меня обмануть своими писульками. Но еще три месяца назад ты фигурировал в отчете как потенциальный осведомитель, а теперь тебя там нет. Но зато появился некий «Ави Гарти». Знаешь такого? Мирон покачал головой.  — Как же ты так, людей своего отчима не знать? — укорил его Дорон — один из ваших шестерек. Молодой, ему еще и тридцати нет. Представь себе, Гурин назначил его своим главным осведомителем. А ты почти полностью исчез с радара, хотя я могу представить себе, сколько времени вы проводите вдвоём, если он, по идее, твой телохранитель. Если Гурин думает, что таким образом может меня обмануть, он не так умен, как мне казалось. Или же сильно меня недооценивает. Мирон молчал.  — Ну давай, скажи что-нибудь — подбодрил его Озери — я же вижу, что ты в ахуе. Неужели нет вопросов?  — Нет.  — Понятно. Нелюбознательный, так и запишем. И все же, чем ты так зацепил Надава, хотел бы я знать. Просто так в отчетах не врут, Мирон. Надав не первый и не последний, кто покрывает кого-то, я за многие годы научился уже это замечать. Покрывают близких людей, друзей, любовниц. Вы любовники?  — Нет.  — Вот и я думаю, что нет. Не похож ты на человека, от которого можно голову потерять. Но Надаву виднее, как понимаешь. Или же ему очень хочется трахнуть пасынка Уды Шахара — для куража, так сказать. А? Как думаешь? А ведь если бы у меня сейчас был пистолет, я убил бы его, пришло Мирону в голову. Не сомневаясь, убил бы. И только потом бы разбирался, куда прятать труп. Телефон лежал на кухонном буфете, иначе он давно незаметно набрал бы Гурина. Или даже Охану — прямо сейчас ему было плевать, кто и как разберется с Озери.  — Вы пришли, чтобы проверить, не я ли свернул Надава на кривую дорожку? — сказал он вслух — нет, не я. Вы сами признались, что расследование и раньше шло не шибко гладко. Так чему же удивляетесь сейчас? Озери вздохнул.  — Что ты пообещал Гурину в обмен на саботаж, Шахар? Что за игру вы двое ведете? Мирон покачал головой.  — Нет никакой игры. Я просто хочу остаться в стороне. Озери снова вздохнул и тихонько отрыгнул.  — А Гурин, понятное дело, согласился тебе помочь. И после этого ты меня пытаешься убедить, что между вами ничего нет? Он пошел на должностное преступление, парень. Его отчеты должны отражать реальность, а превратились в бульварное чтиво. Ради кого — тебя? Если да, то почему? Просто так своей карьерой и свободой не жертвуют, Мирон. Он отодвинул от себя опустевшую тарелку.  — Я хочу, чтобы ты понял одно — продолжать скрывать тебя невозможно. Ты не сможешь остаться в стороне, как бы вы двое этого ни желали. Зачем тебе нужно помогать копу под прикрытием, я пока что понять не могу… хотя нет, могу. Пойти против отчима, перехватить власть — вполне естественное желание для таких, как ты, выкормышей мафии.  — Я не собираюсь идти против Уды — произнес Мирон слабо.  — Неужели? — изумился Дорон — тогда почему же ты до сих пор покрываешь копа? Почему не сдал его отчиму? Мирон не ответил. Озери посмотрел на часы.  — Засиделся я тут с тобой — заметил он — пора и честь знать. Все, что мне надо, я узнал. Спасибо за угощение, как говорится.  — И что же вы теперь собираетесь делать теперь?  — Вернусь в участок и напишу отчет о нашей беседе — само-собой разумеющимся тоном ответил Дорон — или от меня ты тоже ждешь, что я тебя прикрою перед Удой? Да и с Надавом у меня будет свой разговор, слишком много он себе начал позволять. Так что жди повестки, Шахар. Отсидеться в стороне не выйдет — попробуешь увиливать, и Уда с Оханой узнают, что ты от них все это время скрывал нашего агента. При этих словах Озери коротко улыбнулся, и Мирона замутило — это была улыбка палача, провожавшего свою жертву на эшафот. Тем не менее, он молчал, стараясь не показать своего состояния. Озери поднялся с места.  — А ты неплохо держишься — заметил он — я-то думал, что у меня в ногах будешь валяться и пощады просить. Теперь понятно, чем ты смог зацепить беднягу Гурина. Он любит таких, как ты. Ладно, бывай. И он повернулся к выходу. Мирон почувствовал, как голова его наливается яростью. Рука словно сама собой потянулась к ножу, которым Озери резал пастрому. Все его принципы и убеждения пошли к черту, в эту секунду он был готов убить — и будь что будет. Но он не успел даже приподняться с места — заскрипел ключ в замке, входная дверь распахнулась, и в квартиру вошел Надав.