Бухгалтер

Глава 38 Только выйдя из ворот резиденции, Мирон запоздало вспомнил, что его вчера привез Гурин, которого, разумеется, сейчас поблизости не наблюдалось, и возвращаться придется на такси. Он вызвал «гетт»* — по счастью, ждать пришлось всего минут десять — устроился на заднем сиденье и задумался. Впрочем, сосредоточиться на чем-то одном не получалось — мысли скакали с умирающего Уды на Сами, потом перескакивали на самую насущную проблему — что делать с Гурином, ждущим его, несомненно, как гиена ждет свою порцию падали. Требовалось скормить тому какую-то «дезу», чтобы отстал на время — но это было временным решением, и было ясно, что Надав так просто не отступится, и продолжит давить, коли уж почуял, что таким образом дело идет эффективнее, чем обычными уговорами. «Весь в мать, пасуешь перед жестокой силой», вспомнил он недавние слова Уды и слегка передернулся от отвращения самому к себе. Неужели так оно и есть? Водитель оказался тактичным и молчаливым, целиком оправдывая высокий рейтинг в аппликации. Не мешал и даже включил Дебюсси, и под «Лунный свет» мысли невыспавшегося Мирона текли тягуче и бессвязно. Вчера он делал все, чтобы не думать о ночи, проведенной с Гурином: погрузился с головой в учебу, и смог как-то отстраниться от неприятных ощущений и понимания, что совершил, сдавшись, серьезную ошибку. Сейчас он и сам не мог бы объяснить себе, зачем согласился, да еще и на пассивную роль — не страсти же животной поддался, в самом деле. Страсти он, пожалуй, не чувствовал вовсе. Любопытство? Усталость? Легкий интерес? Пожалуй, и то, и другое, и третье. И, наверное, не жалел бы об этом так крепко — если бы Гурин на следующий день не начал вести себя, как полный мудак. Теперь же ему хотелось стереть эту ночь — из памяти, а желательно вообще из реальности. Задним умом все умны — а ведь еще после Ариэль следовало смириться с тем, что секс-интрижки не его сфера: одна залетела, второй решил, что Мирон теперь принадлежит ему со всеми потрохами… Интересно, как это у Илая так легко получается — выпархивать из чужих постелей без последствий? Мысли как-то незаметно перескочили на недавний разговор с Оханой, и думать об этом было даже мерзче, чем о Гурине. Работая с преемником Уды, остаться «чистеньким» не получится. Да, может, он выживет. Может, даже проживет долгую жизнь — или короткую, кто знает? Но ясно одно — тот не даст ему остаться в стороне от грязи, как это старался делать Уда. Мирон будет вовлечен во все дела «фирмы» — пусть не напрямую, но… Все в нем противилось от одной мысли об этом. Та же ошибка молодости в армии до сих пор аукалась ему, а ведь он не был никак связан напрямую ни с одной из человеческих жертв — не он нажимал на курок проданного оружия, не он отдавал приказания, не он организовывал теракты. Будь он способен сделать выбор в пользу криминального мира легко и просто — все было бы иначе с самого начала. Наверное, и десяти лет честной и легальной работы в «Магеллане» не случилось бы, он так и остался бы возле Уды, служа тому верой и правдой. Может, и карьеру успел бы сделать к этому времени, подумал и усмехнулся невесело. От одной мысли о будущем сотрудничестве с «родственником» к горлу подступала душная тошнотворная паника. Нет, криминальный мир — не для него. Он всего лишь хочет одного — сохранить человеческий облик. Что подразумевало, как минимум, не быть замешанным в многочисленных убийствах и вероятной новой войне между мафиозными группировками, которая начнется после смерти Уды. Надав явился ожидаемо к семи часам — наверное, заехал сперва домой, чтобы переодеться после рабочего дня и сразу же — к своему подопечному. Было видно, что он твердо решил продолжать вчерашнюю тактику, коли уж та начала приносить плоды.  — Рассказывай — бросил, едва успев зайти в квартиру — что узнал?  — Ни хрена — честно ответил Мирон — всю ночь счетами занимался, да только твоего начальника это не слишком заинтересует. Надав окаменел лицом.  — Я вчера дал тебе уйти к папочке с единственным условием — что ты принесешь мне информацию. Заметь, ты сам мне это обещал.  — Ты тоже много чего обещал — хмыкнул Мирон — еще скажи, что это нечестно и ножкой топни.  — Шахар — Надав изо всех сил пытался сохранить адекватность — мы договорились вчера. Озери дал мне отсрочку, но я обязан с ним встретиться и предъявить хоть какие-то результаты. Я уже информировал его вчера, что доставил тебя к Уде для продвижения расследования. Ты хоть понимаешь, как это меня подставляет? В отличие от вчерашнего, он, хоть и выглядел раздраженным, рук не распускал — держал слово, данное в машине.  — Расскажи с самого начала, что ты делал у Уды дома — сказал он более спокойным тоном после короткой паузы — видимо, сумел взять себя в руки — что он делал, о чем вы говорили.  — Я его увидел только сегодня утром — неохотно ответил Мирон.  — Так. А вчера что же?  — Вчера в основном беседовал с Оханой.  — О чем?  — Я уже сказал тебе — о финансовых делах. Почему это настолько не интересует твоего босса? — не выдержал он — знаешь, на сколько лет засадили того же Аля Капоне за неуплату налогов?  — Потому что, если расследование перейдет на финансовую сферу, дело передадут в другой отдел — сказал Надав, словно тупому втолковывал — дело — в другой отдел, Дорона — на пенсию. А меня, как его протеже на испытательном сроке, пинком нахуй из органов.  — Вот оно что — пробормотал Мирон. От осознания того, что его жизнь и свободу похерили только ради того, чтобы Озери не вышел на заслуженную пенсию греть брюхо на Мертвом море, а Надав потешил свои амбиции, на душе стало совсем уж мерзко. Надав, кажется, прочел его мысли.  — Видишь, я не скрываю от тебя ничего — сказал он — просто хочу, чтобы ты понял, что за человек этот Дорон. До конца года ему необходимо предоставить значимые результаты, а ты — его последний козырь и надежда. Ты думаешь, он успокоится на одном-единственном визите к тебе домой теперь, когда ты у него на крючке? В лучшем случае станет являться к тебе каждый день, в худшем — тебя вызовут в полицию под любым предлогом для допроса, а уж допрашивать он умеет, поверь мне. Единственный выход из ситуации — ты даешь мне что-то, с чем я могу пойти к Дорону на рапорт, и мы получаем отсрочку.  — Отсрочку от чего? — не понял Мирон — ты сам сказал, что он вцепится и не отпустит, пока не получит результатов.  — Отсрочку от вызова в полицию — ответил Гурин само-собой разумеющимся тоном — ты тем временем успеешь навестить Уду еще не раз, разузнаешь побольше. Мирон, я ведь не прошу, чтобы ты подвиг Эли Коэна** совершал. Просто рассказывай, о чем вы с Удой толкуете. О чем он с Оханой беседует, с кем встречается, пока ты там свомим делами занимаешься. Да и прослушку надо тебе все-таки организовать… найдем что-нибудь такое, последний писк хай-тека, чтобы не засекли ни при обыске, ни на металлоискателе. Да ты, вижу, за меня уже все решил, подумал Мирон с иронией.  — А что я с этого всего получу? — спросил он вполне резонно — ты ожидаешь от меня, что я буду для вас с Озери таскать каштаны из огня. Ладно, он получит почет и отсрочку пенсии, ты — постоянство в полиции. А я?  — А чего бы ты хотел?  — Отмену ордера на невыезд — честно ответил Мирон.  — Невозможно — покачал головой Надав — по крайней мере, не сейчас, это точно. Откуда мне знать, что ты не сбежишь сразу же после этого? Нет, проси чего-то другого. Они помолчали. Стало ясно, что переговоры зашли в тупик, приведя к тому же результату, что и всегда: ни одна из сторон не удовлетворена условиями. Непонятно, к каким выводам пришел Надав, но вдруг без всякого предупреждения он шагнул вперед — то ли в порыве нежности, то ли наоборот — агрессии. После вчерашнего Мирон этого выяснять не был намерен — да и нежностей от предателя принимать не хотелось. Отшатнулся и отступил, далеко не ласково посмотрев на Гурина.  — Что же ты… — пробормотал тот — я же ничего… А потом, противореча собственным словам, резко и неожиданно сократил расстояние между ними, заграбастав Мирона в медвежьи объятия. Прижал к книжной полке и провел руками по напрягшейся, словно каменной спине.  — Пошли они все — пробормотал ему в ухо — Дорон, Уда… черт с ними. Соскучился я по тебе, Шахар… по запаху твоему, по твоей заднице… хочу тебя, прямо здесь хочу… Это уже было выше того, что Мирон мог вынести. Перспектива, что Гурин сейчас завалит его прямо сейчас и здесь была в данную секунду просто невыносимой. Он с силой отшвырнул легавого от себя. Надав, этого никак не ожидавший, не удержался на ногах на гладком каменном полу — грохнулся на пятую точку. Впрочем, быстро поднялся, отряхнулся.  — Что же ты так — сказал насмешливо — тебе ведь понравилось той ночью, зачем сейчас строишь из себя невесть что?  — Пошел ты… Надав пожал плечами. Подошел к столу и принялся собирать с него свои вещи.  — Пойду — сказал покладисто, рассовав все по карманам — только не туда, куда ты думаешь, а к Озери.  — Зачем? — насторожился Мирон.  — Потому что он меня вызвал к себе. Выбора у меня нет. Подам ему рапорт, что так и так, докладывать нечего. И передам тебя в его ведомство, а сам умою руки. Посмотрим, сколько ты выдержишь против него. Еще назад попросишься ведь. Он говорил спокойно, но по коже Мирона пошли противные мурашки. Переход в ведомство Дорона Озери в его планы не входил — уже два дня назад стало понятно, что Гурин тому и в подметки не годится по части угроз. Но и так просто идти на попятный…  — Ну так как, что решил? — спросил Надав. Он стоял поодаль, не пытаясь больше сократить расстояние между собой и Мироном, руки небрежно в карманах. Можно было играть в полную несознанку и дальше — но как долго это прокатило бы? С Озери — до первого допроса с пристрастием. Мирон себя не обманывал — он не был крутым парнем или суперменом, а всего лишь счетоводом. Как долго у него получится продержаться в пыточной… простите, в комнате для расследований один на один с человеком по прозвищу «Гестапо»? Следовало рассказать хоть что-то — кинуть подачку, и пусть они с Озери подавятся. Но что? Надав ждал. Было видно, что мысль передать вчерашнего любовника в лапы начальника не доставляет ему ни малейшего дискомфорта, а скорее даже наоборот, нравится все больше и больше. Чтобы вы подавились оба вашим расследованием, подумал Мирон с тоской, понимая, что выбора ему, как всегда, не оставили. Но что именно он мог рассказать, не став при этом соучастником преступления? Про то, как Уда методично планировал войну с Харари всего пару месяцев назад? Про закопанного в одном из окрестных пардесов «карманного прокурора», работавшего на тех же Харари? Все это он старался пропускать мимо ушей, забывать, игнорировать. Хватало того, что его собственная работа на Уду тянула уже на приличный такой срок.  — Шахар… — начал Надав, и Мирон, смертельно уставший от звука его голоса, перебив, произнес:  — Уда умирает. Ему осталось жить от силы пару месяцев… или даже недель — добавил, вспомнив серое лицо больного на белых подушках и скрюченные от боли пальцы. К черту, все равно правда о состоянии Уды скоро вылезет наружу, так что вреда особого от его откровенности не будет, разве что крайне невыгодно Охане — тот наверняка надеется до последнего всех тянуть за нос, прячась за спиной смертельно больного дядюшки. Эта информация была самой безопасной из всего, что Мирон мог сообщить, и в то же время она наверняка отвлечет полицейских от более насущных вопросов.  — Интересно — задумчиво сказал Надав — от чего же он так скоропостижно умирает?  — Глиобластома или что-то в этом роде. Об этом пока не знает никто, кроме самого близкого круга — Мирон позволил себе криво улыбнуться — мне кажется, твоему начальнику будет приятно получить от тебя такой эксклюзив. Надав сжал губы. Видимо, крепко задумался — да и было о чем. Уда умрет — и дело на него отправят в архив. Как и самого Надава с его предпенсионным шефом. Заведут, конечно, новое — на преемника — но кто его будет вести? Уж точно не двое неудачников, позволившим главарю мафии умереть на свободе, своей смертью и в собственной постели. Поднялся тяжело, вытащил из кармана телефон.  — Я позвоню Дорону, перенесу встречу на сегодня. И дир баллак***, если ты соврал, Шахар. Не я — Дорон из тебя душу вынет. Понял?  — Понял — пробормотал Мирон. На душе было хреново: как-никак, но он выдал состояние Уды представителю закона, лишив отчима, по сути, спокойной тихой кончины. Да и Охана, прознав, что обо всем стало известно, легко поймет, кто донес все до ушей полиции. Оставалось только надеяться, что до этого нескоро дойдет — или что Уда умрет еще раньше. Навигатор бесстрастно вещал, направляя Надава то направо, то налево, а он, на автомате выполняя положенные повороты, обдумывал сложившуюся ситуацию. Уже второй день подряд он понимал, что ошибся — ошибся в тактике, в том, что пошел против Мирона, когда тот наконец доверился ему хоть в чем-то, что отпустил к Уде… что вместо второй ночи сладкого, пьянящего секса с человеком, которого он так долго добивался, невесть зачем начал толкать вперед, как навозный жук свое дерьмо, это затянувшееся, опостылевшее, никому не нужное расследование. От близости с Мироном сегодня его чуть ли не трясло — и надо было послать к черту Уду, Дорона, убедить, заманить упрямца в спальню и отделать по первой категории — так, чтобы у того ноги тряслись еще неделю. Но он поспешил, да и вчерашее отвратительное поведение аукнулось — и его вполне ожидаемо отвергли. А эта новость об Уде… черт, как невовремя старик решил преставиться! Организованная преступность от смерти главаря не уменьшится — у спрута поменяется глава, только и всего. Глава, с которым придется начинать все сначала — и не факт, что это позволят сделать ему с Дороном. Да и кто станет этим главой? Ясное дело, что преемником Уда назначил своего племянника, Сами Охану — это уже давно секретом не было. Но согласятся ли с этим более матерые партнеры Уды? Каждому захочется урвать свой кусок владений мертвого льва, а не делиться с каким-то почти неизвестным никому молокососом. В этом была и пложительная сторона — война группировок означала, что у полиции окажется больше возможностей замести ее участников. Не все в криминальном мире насколько параноидально осторожны, как Уда Шахар — и это пойдет расследованию на руку. Если только к этому времени Дорон не будет заниматься тай-чи с другими пенсионерами в парке, а он, Надав… Он мотнул головой, отгоняя неприятные мысли. Предупрежден — значит вооружен. Пока Уда жив, у них с Дороном будет время подготовиться. Они выплывут. В детстве Надав бывал у Дорона с отцом, но тот тогда жил в другом доме — в просторной четырехкомнатной квартире в Раанане вместе с женой и детьми. Новый адрес начальник ему дал еще давно, а навестить, получается, вышло только сейчас. Квартира была совсем не такой, как та в Раанане. Темная, двухкомнатная, с печатью почти нежилой — чувствовалось, что в ней жил холостяк, которому плевать на быт и плевать на понятия о том, каким должен быть свой угол. Надав слышал в отделе, что Дорон несколько лет назад с развелся с женой — не полюбовно, расставшись врагами и с ней и с дочерьми — но с начальником они личную жизнь не обсуждали. Мебели в квартире почти не имелось — полупустые книжные полки, старое кресло из Икеи и напротив него тумба с телевизором. Голые стены и плотно закрытые трисы. В углу стоял обеденный стол цельного дерева — наследие прошлой, семейной жизни. Надав помнил этот стол еще с детства — Дорон и отец усаживались за одним его концом, толкуя о своих взрослых делах, пили вино и играли в нарды, пока маленький Надав на другом его конце пил чай с конфетами за компанию с дочками Дорона. Конфеты были вкусными, импортными. Дочки — скучными и вертлявыми девчонками, с которыми не о чем было говорить. Надав всегда старался подвинуться поближе к взрослым, послушать разговоры — несомненно, важные и очень-очень интересные. Теперь этот стол стоял здесь, растеряв на своем жизненном пути почти все стулья, кроме двух, только подчеркивавших неуместную монументальность его в этой холостяцкой берлоге.  — Садись, в ногах правды нет — усмехнулся Озери — кофе будешь?  — Нет, спасибо — пробормотал Надав — воды, если можно. Импортных конфет в этом пустом доме вряд ли можно было бы ожидать. Они уселись возле большого стола — на темной матовой поверхности Надав заметил многочисленные круги и полукружья, и украдкой провел пальцем по глубокой царапине возле края — результат эксперимента с хлебным ножом, попавшим как-то ему в скучающие руки, когда взрослые отвлеклись на пару минут. На пальце левой руки этот нож тоже оставил отметину — крошечный белый шрам. А кровь из порезанного пальца хлестала тогда на славу…  — Что нового? — спросил Дорон небрежно. Он выглядел, как кот, поймавший и съевший большую жирную крысу — самодовольный, расслабленный и надменный. Но Надав знал его слишком хорошо — за расслабленным фасадом за ним следили внимательно и настороженно.  — Я встретился сегодня с Мироном Шахаром. Ничего путного мне из него вытащить не удалось — Надав еле сдержался, чтобы не добавить: по твоей, кстати, вине, но продолжил — кое-что важное все-таки узнал. Уда Шахар умирает от рака со всеми вытекающими отсюда последствиями. Дорон побарабанил пальцами по столешнице:  — Ты проверил эту информацию?  — Проверю. Но вряд ли он солгал.  — Хреново — констатировал Дорон, подтверждая мысли Надава. Помолчал, потом сказал:  — Больше медлить нельзя, Надави. Ты ведь это понимаешь сам?  — Понимаю — хмуро ответил тот — но что ты предлагаешь?  — Надавить на ублюдка. Спровоцировать что угодно. Дать тому же Уде понять, что пасынок якшается с полицией — может, если не живой, так мертвый Мирон нам поможет захватить этого лиса до того, как тот концы отдаст.  — Какие еще опции? — все так же хмуро спросил Надав.  — Больше никаких. Времени нет, Харари мы проворонили, Уда затаился — теперь понятно, почему. Нам нужна жертва. Одна, но такая, чтобы сразу стало ясно, кто стоит за убийством. Ты продолжишь ходить с Мироном — в случае чего выступишь свидетелем, что его порешили именно люди Уды, а не конкуренты. Дадим Уде понять, что Мирон сливает информацию полиции. Найди кого-нибудь болтливого среди ваших шестерок, чтобы слух пошел. Надав напряженно думал. Дорон был прав — медлить нельзя. Со смертью Уды они оба в органах не задержатся. Но… стоит ли это дело смерти Мирона? Озери играл уже не по-мелкому, ставил на зеро: смерть подставной жертвы в обмен на… На что? На еще лет пять протирания штанов в участке перед пенсией для Дорона? На «работу мечты» для него, Надава? А останется ли она, эта работа, столь же желанной, если из-за нее погибнет невинный человек? Стоит ли игра свеч? Для Дорона — несомненно. Мирон ему — никто и ничто. А вот для него…  — Не обязательно доводить дело до мокрухи — сказал он примирительно — докажем, что Уда заказал Мирона, а там я его прикрою, если что. Озери покачал головой.  — Не пойдет, Надави. Ты прекрасно знаешь, что «покушение на убийство» и «убийство» это совершенно разные статьи и совершенно разные сроки. Не смотри на меня так. Думаешь, я не вижу, не понимаю? Прикипел ты к нему, бывает. И у меня такое случалось — и страсти такие кипели, что Шекспиру с его «Ромео и Джульеттой» не снилось.  — И что, спокойно смотрел, как твоих «Джульетт» убивают? — мрачно спросил Надав.  — Нет, конечно — вздохнул Дорон — но пришлось провожать некоторых из них за решетку. Совесть полицейского это такая штука… незапятнанной до пенсии не останется, это однозначно. Или ты выбираешь работу и все остальное побоку, или… Он посмотрел на мрачного Надава почти с состраданием:  — Скажи, что еще мы можем сделать? Если были бы результаты, если бы от Мирона твоего был хоть какой-то прок, я бы даже не думал об этом варианте. Потому что ты прав — неприятно это. Но выбора у нас нет, понимаешь?  — Ты можешь выйти на пенсию — сказал Надав с усмешкой. Озери приподнял бровь.  — Пытаешься показать мне мое место, парень?  — Пытаюсь помочь тебе войти в пропорцию. Жизнь ни в чем не повинного человека в обмен на твою трудозанятость — не слишком жестоко?  — Ни в чем не повинного? — деланно удивился Озери — ты так в этом уверен? Он прекрасно знает, чем занимается его отчим, и знает давно. Ты серьезно думаешь, что никаких грязных подробностей ему не известно? Уда обсуждает при нем все свои дела, я уверен в этом на все сто процентов.  — И тем не менее — упрямо сказал Надав — он никого не убивал, ни в чем не замешан. Если мы всегда будем работать такими методами, чем мы будем лучше того же Уды Шахара?  — А ничем — спокойно сказал Дорон — но он окажется за решеткой, а мне продлят договор достаточно, чтобы я мог загнать туда же его выродка-племянника. Вряд ли этот Охана будет столь же осторожен, как его дядя. Надав молчал. В душе его творился полный раздрай. С одной стороны — он понимал, что участвовать в «жертвоприношении» Мирона для него неприемлемо. Что, при всем уважении к Дорону, которого он знал всю свою жизнь, согласиться на такое — значит поставить себя вровень с Шахаром, Оханой и им подобными. А с другой — было совершенно ясно, что убедить Дорона оставить этот замысел невозможно. Тот, по сути, уже все решил. Мирон должен умереть и все тут. А если Надав начнет протестовать — просто приведет план в реальность без участия этом «непослушного» протеже. Выбор сейчас заключался в том, что он, Надав, станет делать дальше. Что делать? Умыть руки от всего этого? Предупредить Мирона? Одно точно: своими соображениями он с Озери делиться не станет, прекрасно зная, что тот как бык — уперся рогом и не сдвинешь.  — Обрисуй план действий — сказал он, стараясь звучать спокойно — через кого передать инфу, как, когда, сколько. Озери не спешил отвечать, и неудивительно — обмануть его небрежным тоном было трудно.  — Лучше тебе держаться от этого подальше, Надави — сказал наконец — я же вижу, что тебе тяжело об этом даже думать. Прикипел ты к нему, прикипел. По-хорошему, надо бы снять тебя с этого дела насовсем, чтоб ты и сам «вошел в пропорцию», и понял, что свет на отмывающих деньги для мафии бухгалтерах клином не сошелся. Еще кучу таких встретишь. А лучше, если не встретишь. Женись лучше на нормальной бабе, а еще лучше — на своей, полицейской. И заботиться тогда будешь не об ублюдках с сомнительным прошлым, а о своих детях и семье. Последнее было сказано совсем невесело, с изрядной долей горечи, и Надав снова подумал: интересно, из-за чего с таким скандалом порвал начальник со своей собственной семьей? Потом до него дошло.  — Так ты меня с дела снимаешь? — спросил он растерянно — не доверяешь, что ли?  — Ты прекрати это «доверяешь-не доверяешь» — хмыкнул Дорон — такие манипуляции только с детишками типа Мирона и действуют. Я вижу, что тебе это не в радость уже. И как мне тебя оставить при деле, если ты побежишь Шахара спасать, а? Надав открыл было рот, чтобы возразить, но Дорон продолжил:  — Совсем я тебя с расследования не снимаю. Держись поближе к объекту, как я тебе и говорил, но ничего не предпринимай. Станешь свидетелем. Информацию кто-то другой передаст, не хочу тебя перед Удой подставлять. Доносчику ведь, известно, первый кнут. Только сразу же мне скажи сейчас, потянешь или нет. В отделе полно других дел, перекину тебя на худой конец к Арику, он жаловался, что людей ему не хватает.  — Потяну — ответил Надав словно через силу — я не для того сколько времени жилы рвал ради места в отделе, чтобы отступиться в последний момент. Потяну. Дорон мимолетно улыбнулся:  — Отрадно слышать. Ну что ж, рапорта я от тебя сегодня требовать не стану, хоть мы об этом тоже договаривались. Постарайся пока у Мирона узнать побольше насчет Уды, и какие у Оханы планы. Но не перегни палку — пусть обьект расслабится пока. Устроим ему приятный отдых.  — Понял.  — Свободен. Надав поднялся на негнущихся, ватных ногах. Что-то обессилел, как будто вагоны разгружал — даже споткнулся, пока шел к выходу. Озери смотрел ему вслед, и ничего хорошего не было в этом взгляде.