Бухгалтер

Глава 39 Странно было Мирону возвращаться на работу — вроде бы всего два дня «прогулял», а ощущение такое, что отсутствовал полгода, не меньше. Всего лишь пару дней назад он выходил из своего кабинета не подозревая, что переспит с Гурином, что предаст — да, именно предаст, не надо хоть самому себе врать — Уду, согласившись перевести весь капитал того на ненавистного Охану. А потом вдобавок выдаст истинное состояние отчима тому же Гурину, которому, откровенно говоря, меньше всего полагалось быть в курсе происходящего. Вспомнив вчерашний разговор, он на пару секунд даже остановился на месте, пытаясь справиться с нахлынувшими в душу раскаянием и стыдом. Почему он так легко поддался? Его никогда не пугали вспышки агрессии со стороны Надава — оба они физической силой были приблизительно наравне, и можно было дать отпор, да хотя бы нос разбить, как в старые добрые времена. Неужели испугался? И сам себе ответил — испугался, верно. Да не Гурина. Озери. Потому что понимал — попав в лапы «начальничка», целым и невредимым уже не выберется. Был бы здоров Уда, можно было бы понадеяться на какую-никакую защиту: люди у того в полиции имелись, и на Дорона нашлась бы управа. А теперь… Охана вряд ли пальцем двинет, чтобы защитить его от ареста — особенно сейчас, когда деньги дядюшки прочно обосновались на его собственных счетах, и Мирон ему уже как бы и не нужен. От мыслей этих стало совсем уж погано на душе, и в эту минуту его слегка толкнули в плечо:  — Ты вообще собираешься сегодня с места двигаться, тормоз? — спросил Илай, незаметно подошедший сзади, и нажал кнопку лифта.  — Доброе утро — Мирон и сам удивился тому, как обрадовался, увидев бывшего лучшего друга. А ведь недавно и смотреть на того было тошно. Все, оказывается, познается в сравнении, даже мудачество.  — И тебе доброе — они зашли в лифт. Илай встал чуть позади, и Шахар, слава богу, не видел взгляда ему в затылок, иначе, наверное, сразу бы побежал жаловаться в отдел кадров на сексуальные домогательства.  — Что нового? — спросил и кашлянул — уж очень хрипло прозвучал голос.  — На работу вот пришел — не оборачиваясь, ответил Мирон.  — Я хотел к тебе заглянуть, но ты меня от дома отлучил в последний раз, побоялся, что с лестницы спустишь — Илай хотел сказать это шутливо, а получилось… слишком серьезно получилось.  — Угу — только и сказал Мирон. Но отчуждения в его голосе не было. Лифт дрогнул и остановился. Илай поднял руку, чтобы подтолкнуть друга вперед — он часто так делал в былые времена, но так и остановился с поднятой рукой, не отважился. Побоялся испортить что-то хрупкое, что, кажется, снова возникло между ними. В офисе оказалось, что что-то случилось с монитором — экран не включался даже после того, как Мирон выключил и снова включил компьютер. Пришлось звать Михаэля.  — Кирдык монитору — констатировал тот — сейчас принесу запасной. «Сейчас» неожиданно затянулось на полчаса, и Мирон вышел из кабинета искать затерявшегося где-то программиста и заодно приготовить себе кофе. Увидел Михаэля в дальнем конце опен-спейса. Разумеется, тот был занят очень важной беседой с Ариэль, даже мертвый монитор подмышкой ему не мешал.  — Привет, Мирон. Он вздрогнул. В закутке прямо напротив двери в его кабинет сидела Люба.  — Что ты здесь делаешь? — спросил он.  — Илай меня сюда пересадил — ответила она мрачно. Мирон бросил взгляд на воркующего невдалеке Михаэля.  — Ясно — сказал он, тяжело вздохнув. Регины и Бернарда видно нигде не было, дверь в кабинет директора оказалась заперта. Всезнающая Захава огляделась по сторонам и просветила его тихим голосом:  — Там какие-то проблемы у Регины, они еще ночью в больницу поехали.  — С ребенком проблемы? — зачем-то уточнил Мирон. Захава удрученно кивнула и погладила свой собственный слегка округлившийся живот:  — Не дай бог такое никому, верно? Мирон не ответил. Всего в десяти метрах от него сидела женщина, беременная его абсолютно ненужным, незапланированным и непрошенным ребенком. Да, он помнил, что поначалу даже немного обрадовался ее залету — идея, что и у него, мамзера, появится потомство, пусть даже таким способом, какое-то время казалась не такой уж плохой. А потом… потом начались проблемы. С Оханой, с Удой, с Надавом. Непонятно, останется ли он на свободе к тому времени, как придет время Ариэль рожать. Да что там на свободе — останется ли хотя бы в живых? Да и мысль о том, что теперь ему придется иметь дело с ней в ближайшие лет двадцать, тоже не воодушевляла. Если бы матерью его бастарда была бы та же Регина, та же Люба… Разве удивительно, что всплыла на секунду в голове трусливая мыслишка о том, что на месте Регины в больнице сейчас лучше было бы находиться Ариэль? Лучше для всех, даже для нее самой — и зачем втемяшилось той в голову становиться в юные тридцать лет матерью-одиночкой ребенка от мамзера?  — Мир? — окликнул его Илай — что это с тобой сегодня? Он очнулся, протянул замдиректору бумаги, приготовленные на подпись Бернарду:  — Подпишись за босса, будь добр. Илай вытащил фирменную ручку, подмахнул документы.  — Ты себя вообще как чувствуешь? Может, слишком рано вернулся на работу? — спросил озабочено. Хреново чувствую, подумал Мирон. Мечтаю о том, чтобы ребенок от нелюбимой женщины не родился, чтобы человек, с которым переспал сдуру, провалился бы в тартарары, чтобы родственники отчима и доблестная полиция оставили бы меня наконец в покое. Если бы ты только знал…  — Все в порядке — ответил он вслух сухо — что там с неустойкой для Фармагруппы?  — Тебя же не было позавчера — спохватился Илай — я тебя введу в курс дела чуть позже, ладно? Его окликнули, и он, махнув рукой, умчался куда-то в сторону отдела продаж. В кабинете Мирон смахнул пыль со стола — всего пару дней отсутствовал, а уже налипла, надо же. Надо бы сказать Кремеру, чтобы велел прочистить фильтры центрального кондиционера. Михаэль наконец явился, споро и скоро поменял монитор, проверил, как тот работает.  — С обновкой — поздравил шутливо.  — Спасибо — рассеянно ответил Мирон. Как и ожидалось, в аутлуке его ожидал завал из пары сотен непрочитанных писем, список задач пестрел красными пропущенными заданиями, и было ясно, что за один день ему с этим не управиться. Нанятая в этом году помощница из затянувшегося отпуска не вышла, и все так и лежало одной нетронутой горой дерьма. Он почти силой вытолкал программиста из кабинета, запер дверь изнутри, и глубоко вдохнул, как ныряльщик перед погружением в море. Илай уже раза три деликатно и вежливо стучался Мирону в кабинет. По стуку клавиш и приглушенным телефонным разговорам за дверью было ясно, что тот на своем месте — но и постукивание, и тихое «Мир, у тебя есть минутка?» тщательно игнорировались. На четвертый ему все-таки открыли. Взъерошенный и раздраженный бухгалтер смотрел чуть ли не волком.  — У меня дохуя работы, Кремер — сказал он зло — чего тебе?  — Да вот захотелось подбросить тебе еще работенки — усмехнулся тот — ты же сам насчет неустойки спрашивал?  — Вот чёрт — пробормотал Мирон — а раньше ты прийти не мог? Шагнул назад, пропуская начальника внутрь, и опустился на неудобный железный стул. Потом словно очнулся:  — Кстати, где мое кресло? Илай замялся.  — Бернард взял его для Регины. Говорит, что у нее только в нем спина не болит. Пообещал, что это временно и она тебе его вернет в целости и сохранности, как только родит.  — Временно — усмехнулся Мирон — пусть оставит себе, чего уж там. Только пригони мне что-то нормальное вместо этого алюминиевого кошмара. Он опять погрузился в работу, а Илай осознал, что неожиданная уступчивость друга его скорее встревожила, чем обрадовала. Мирон дорожил этим креслом, полученным от ныне покойного главного директора. Что-то оно для него символизировало — и Илай мог только догадываться, что. А теперь так легко отказался от своего трофея. Неспроста это, ох, неспроста.  — Ты куда-то собрался уходить? — спросил, прежде чем успел подумать. И, к его еще большей тревоге, друг не стал его разубеждать. Впрочем, и не подтвердил ничего:  — Не собираюсь, но черт его знает, как оно будет — сказал неопределенно.  — Что именно «будет»? — уточнил Илай — о чем ты вообще? Мирон наконец отлип от экрана, внимательно посмотрел на него.  — Как ты себя чувствуешь? — спросил абсолютно неожиданно. Полузабытая за последние месяцы, и вместе с тем ставшая за многие годы столь привычной забота в миг выбила Илая из колеи.  — Я? — спросил он недоверчиво, с трудом сдерживаясь, чтобы не ткнуть себя в грудь для верности.  — А кто же еще? — буркнул Мирон — октябрь на дворе. Сам знаешь, что с тобой в это время обычно происходит. Илай скрипнул зубами. Замечание было резким, бестактным, но верным — октябрь и ноябрь всегда были для него «черными» месяцами. Он боялся этого времени года, специально подгонял рабочий календарь так, чтобы на осень приходилось бы как можно меньше важных встреч и мероприятий. Порой брал отпуск, тщательно скрывая, что по факту это скорее затяжной больничный. Только Мирон знал, что творилось с ним в эти страшные дни. Что уж сейчас вспоминать. Многое было — и попытки суицида, и тревожные атаки одна за другой, и бесконтрольные приступы рыданий… Мирон был свидетелем всех, даже самых уродливых проявлений болезни. Так что неудивительно, что сейчас спрашивал в лоб. Хоть и больно. Но, наверное, и правда новое лекарство помогало — хоть тревожность никуда не ушла, но и черная дыра, всегда засасывавшая его в это время, словно решила в этом году отпустить свою жертву. А он и думать об этом позабыл.  — Хорошо себя чувствую — ответил резче, чем собирался — спасибо, что напомнил, как говорится. Мирон приподнял бровь: — Я что-то не то сказал? — Напомнил мне, что я псих, а так ничего — криво усмехнулся Илай. Тот собирался что-то ответить, но тут в кабинет постучались, в проеме возникла голова Захавы:  — Илай, можно тебя на минутку?  — Да — сказал он с облегчением — конечно. Оставил бумаги возле Мирона — пусть сам разбирается, с него самого хватит — и вышел к секретарше. Судя по всему, дело было серьезное — лицо у той, обычно всегда готовой над чем-то посмеяться, было совсем невеселым.  — У Регины выкидыш — сказала она очень тихо — Бернард позвонил, они останутся сегодня в больнице, а потом она неделю проведет дома на больничном. Он послезавтра вернется, просил пока что проследить за работой. Илай удрученно кивнул. Бедняга Бернард… то скандал с Фармагруппой, то это.  — Пусть приходят в себя, бедолаги — сказал вслух — я ему позвоню позже выразить свои соболезнования. Следовало признать: без Ариэль работалось скучно, но продуктивнее. Люба включила в наушниках аудиокнигу, но прослушивание ее не отвлекало — наоборот. Под мягкий голос и ненавязчивый текст работа шла незаметно и скоро. Даже, пожалуй, немного начали раздражать периодические набеги на ее кьюбикл со стороны Миши — и не скажешь же прямо, что мешает работать, но она, что называется, «вошла во швунг*». Двести страниц скучнейшего юридического договора под Иоанну Хмелевскую оказались плевым делом, ошибки и опечатки словно сами лезли в глаза, и любое посягательство на ее внимание воспринималось почти болезненно. К обеду она все-таки выползла из своего закутка. Обнаружила, что от четырех часов непрерывного чтения дико пересохли глаза, и закапала капли перед тем, как отправиться на кухню. Судя по поведению окружающих, что-то произошло не слишком приятное. Коллеги ходили какие-то подавленные, и вместе с тем взбудораженно обсуждали что-то вполголоса.  — Что случилось? — спросила она Ариэль.  — Регина потеряла малыша — ответила та тихо. Люба ахнула — совершенно искренне. Да, у нее все еще были чувства к Бернарду и легкая горечь к его избраннице — но такого горя не заслужил никто.  — Ужасно — прошептала Арэиль. Ладонь ее, казалось, намертво приклеилась к животу, словно так она убеждала себя, что с ней такого уж точно не случится. Люба рассеянно пообедала — аппетит пропал, и хотелось поскорее вернуться за рабочий стол, сбежать под уютное крылышко пани Иоанны. Слава богу, другие, под воздействием новостей, тоже особой оживленностью не отличались. Ариэль помалкивала, и Люба, наскоро прополоскав свою коробку из-под обеда, вернулась к себе. Еще четыре часа прошло незаметно, разве что резь в глазах давала знать о себе все настойчивее. От последнего файла ее отвлекло сообщение, пришедшее на телефон. Она пробежала глазами по экрану. «Вечером тетя Лена зайдет в гости. Успеешь?» Она чертыхнулась. Вот кого совсем не хотелось видеть, так это тетю Лену — опять начнутся расспросы: «Где хавер**? Почему с женихом расстались, такой ведь хороший мальчик из порядочной семьи!». «Сегодня позже приеду, много работы», написала она в ответ. И задумалась — как бы убить сегодняшний вечер? Можно было бы посидеть с Ариэль в какой-нибудь кафешке поблизости, но та уже умотала домой час назад. С Мишей тоже связываться не хотелось — парень целеустремленно ищет себе жену, не надо давать ему пустых надежд. А объяснять, что «это не свидание, а встреча друзей»… нет, Миша пролетает. Она выключила компьютер, забрала со спинки стула сумку и медленно побрела к выходу. В конце концов, можно провести вечер одной. Поехать в каньон***, погулять по магазинам, а потом поужинать там же. Давно она сама себе не устраивала приятный вечер в приятной компании. На выходе из здания ее что-то обеспокоило. Вроде и нечего — обычная парковка, машин почти не оставалось, но еще пара стояли, ожидая хозяев. Но ощущение, что за ней следят появилось и не исчезало. Люба нервно прижала к боку сумку и быстрым шагом пошла через всю парковку к автобусной остановке на соседней улице. Ощущение следящих за ней глаз становилось все сильнее и невыносимее, и она незаметно полезла в сумку, где в одном из кармашкев лежал перечный баллончик — купила, когда приходилось бывать в Тель Авиве несколько лет назад, а среди молодых арабов появилось модное развлечение — пырять ножами израильтян. Хорошо, что не выбросила, подумала, судорожно сжимая баллончик в вспотевшей ладони.  — Люба? Она резко обернулась, руку с «оружием» выбросила вперед, но как-то неловко и жалко. И даже не сориентировалась, куда именно полагалось стрелять. И слава богу, что так — потому что позади нее обнаружился не злобный злоумышленник с ножом, а всего лишь ее начальник — Бернард Ливне. Заметив баллончик, он немедленно вскинул вверх руки — в шутку, а может и на полном серьезе, фиг его разберешь.  — Все в порядке, Люба? — спросил с кривой усмешкой.  — Это я вас должна спросить — ответила она сердито, пряча нелепое «оружие» обратно в сумку — что вы здесь делаете?  — Приехал забрать кое-что из офиса. Он вроде как выглядел как обычно, и вместе с тем — не так. Всегда идеально глаженая рубашка помята, волосы взъерошенные, и видно, что как минимум пару дней не брился. Типичный образ «мужа в беде», усмехнулась она про себя, и все же жалость кольнула в сердце. Она хотела спросить, не он ли следил за ней пару минут назад, но не стала. Мало ли, просто показалось.  — Сейчас обратно в больницу едете? — спросила, чтобы поддержать разговор.  — В больницу? — рассеянно переспросил он — нет, не в больницу.  — Разве Регину уже выписали? — и прикусила язык. Не стоило показывать столь неприкрытую осведомленность — теперь боссу сразу понятно, что о нем и жене весь день судачили на работе. Он невесело усмехнулся:  — Все уже в курсе, да?  — Ну… — она замялась.  — А ты почему так поздно выходишь? Вы с Ариэль обычно позже пяти не задерживаетесь — поменял он резко тему.  — Вот сегодня решила задержаться.  — Давай я тебя подвезу — предложил неожиданно Бернард — куда тебе, домой?  — Я хотела вообще-то по магазинам погулять и перекусить где-нибудь — призналась Люба — не надо, мой автобус приедет минут через десять…  — Садись уже — прервал ее начальник — подкину тебя куда скажешь. Она не кочевряжилась — десять минут в темноте на пустой остановке порой могут казаться вечностью. На Айялоне**** они попали в мертвую пробку. Стояли посреди неподвижной замершей реки машин, и Люба мучалась угрызениями совести. Ведь если попросила бы до дома подвезти, то уже давно он ее довез бы и сам был бы у жены. А так — приспичило ей в центр Тель Авива, да еще в самый пик пробок. Ну, Люба, и тормоз ты.  — Так о чем сегодня говорили? — словно продолжая недавний разговор, спросил Бернард — небось Захава всем растрезвонила?  — Мммм — неопределенно ответила Люба — я, если честно, мало что слышала. Много работы было. Но… — она поколебалась, потом все же спросила — Регина… как она?  — А как она может быть? — ответил он негромко — удручена. Сломлена. Подавлена. Хрен ее знает, как она.  — Что? — слабо спросила Люба. Последнее замечание выбило ее из колеи. Машина не двигалась. Красные тормозные огни впереди создавали впечатление, как будто сама вселенная предупреждала: лучше не лезь в это, Любовь.  — Это я виноват — сказал Бернард. Очень спокойно сказал, словно прогноз погоды комментировал — из-за меня она потеряла нашего ребенка.  — Вот оно как — осторожно ответила она, и подумав, добавила — может, оно так выглядит для вас, но большинство выкидышей происходит спонтанно, по независящим…  — Я знаю — прервал он ее — но в данном случае все произошло именно по зависящим. Люба вдруг осознала, что забыла дышать. Незаметно перевела дыхание, расцепила вспотевшие пальцы. Бернард продолжил:  — Что бы ты сделала, если узнала, что тебя предал самый близкий и любимый человек?  — Не знаю — пробормотала она.  — Представь, что у тебя есть секрет — сказал он, не обращая внимания на ее слова — тайна, скелет в шкафу. Ты прячешь его от всех долгие годы. Даже от себя самого. А потом открываешься одному-единственному человеку. Вот этому самому, близкому и любимому. Сзади загудели. Бернард спохватился и продвинулся вперед на целых десять метров, чуть не уткнувшись вплотную в задний бампер машины перед ними.  — А он — сказал тихо — он рассказывает твой секрет… да первому попавшемуся рассказывает. Люба молчала. Даже не знала, что сказать.  — Я узнал и не сдержался — сказал Бернард после паузы — не поднимал на нее руку, боже упаси. Но и того, что высказал, хватило, чтобы… Он замолк. Люба сидела тихо, как мышь. Зачем ты мне это рассказываешь, билось в голове. Какое-то недоумение, жалость, и… злость?  — Что за секрет? — спросила она. Голос ее был немного севшим, невыразительным.  — Это неважно — отмахнулся Бернард. Они продвинулись еще метров на двадцать. Бернард запоздало включил радио — напряженная тишина в машине словно легла обоим на плечи и придавила вниз. Люба думала. Надо было, наверное, что-то сказать. Например, что это все равно не его вина. Может ли у женщины случиться выкидыш, если на нее просто наорали? А если не просто? Что за секрет такой, интересно? Хотя… она совсем не была уверена, что хочет знать. И кому это Регина его разболтала?  — Она тоже считает, что это по вашей вине?.. — спросила она наконец.  — Да — коротко сказал он.  — И… что теперь?  — Не знаю — ответил он, словно дверью перед ее носом хлопнул. Минута откровенности закончилась. Люба не настаивала. Пробка как-то незаметно рассосалась, они уже с умеренной скоростью двигались по аялонскому шоссе, а она думала, смогла ли бы на месте Регины простить близкому человеку нерожденного ребенка. А он? Да что это за секрет такой, господи боже… Еще месяц назад она, наверное, была бы на его стороне целиком. Влюбленность во властного и влиятельного начальника не отпускала ее достаточно долго — но с недавних пор как-то приутихла. Она смирилась с тем, что Бернард счастлив с Региной, что у него будет ребенок — и смотрела на него уже просто как на красивую картинку в журнале. Приятен для глаз, но недосягаем. А теперь какое-то шестое чувство, скорее, чутье говорило ей, что захоти она — и маятник качнется в ее сторону. Он зол, замкнут в себе, но вместе с тем — раним. Рассказал о ссоре — а мог бы не рассказывать. Признался в своей вине — а мог бы молча довезти до Азриэли и помахать ручкой на прощание. Но он рассказал. И ожидал от нее чего-то. Понятно чего — сочувствия. И искренних убеждений, что он уж точно не виноват. Просто так случилось. А ведь я могу сделать так, что сегодня мы переспим, подумала она отчетливо. Немного слов утешения, чуточку участия — и завтра мы проснемся в одной постели. Да только нужно ли оно мне? Ранимый мужик, доведший жену до выкидыша. Нужен ли он мне — такой?  — Приехали — прервал молчание Бернард. Они стояли напротив трех бело-синих небоскребов Азриэли*****, он припарковался возле автобусной остановки, и Люба подумала, что ему сейчас наверняка очень хочется, чтобы она пригласила его с собой. Боишься один остаться, бедняга, подумала с состраданием. А ведь это последний шанс, Любочка. Больше не дадут. Бернард смотрел на нее. Не на дорогу, не на руль. На нее. Серьезно смотрел, и вместе с тем — с какой-то отчаянной надеждой, словно Люба могла что-то исправить в его жизни. Еще пару месяцев назад она душу отдала бы за такой взгляд от него. Сердце ее дрогнуло. Нет, невозможно вот просто так…  — Спасибо — сказала она вслух — что подвезли. И я правда не считаю, что это ваша вина. Всякое может случиться… — Люба… — сказал он тихо. Она сжала пальцы на ремне сумки. Нет, Люба. Нет. — Во всяком случае, спасибо — сказала торопливо — передайте Регине мои соболезнования… пожалуйста. И, не давая себе возможности передумать, быстро вылезла из машины.