Бухгалтер

Глава 54 Сказать, что утром среды Надав проснулся невыспавшимся — значит, не сказать ничего. Он с трудом продрал глаза, в которые словно песка насыпали, оторвал уже заранее начавшую ныть от недосыпа голову от подушки и отключил верещавший на пределах максимума будильник. Мирон все же так продолжал дрыхнуть, уютно обняв подушку, и Надаву нестерпимо захотелось отключить к чертям собачьим телефон, подпихнуть его себе поближе под бок, и выспаться хотя бы раз до человеческого состояния. Он вздохнул, потрепал Мирона по плечу.  — Мне скоро выходить. Не забудь запереть за мной дверь, ладно? Еще не хватало, чтобы Озери до тебя все-таки добрался. И не вздумай открывать ему дверь… да и вообще никому не открывай.  — Ммм… — невнятно промычал тот. Надав сбросил с себя одеяло, с внутренним содроганием опуская голые ступни на холодный каменный пол. Почему Шахар не постелит здесь какой-нибудь завалящий коврик, подумал раздраженно. Как он сам себя заставляет подниматься зимой по утрам? Не робот же, в самом деле, что бы там про него не говорили. Мелькнула мысль купить и привезти сюда в следующей раз коврик из Икеи — у Мирона, кажется, был день рождения недавно, будет запоздалый подарок. Или прощальный, поправил он себя — потому что после вчерашнего стало окончательно ясно, что отныне им не по пути: у Шахара началась новая жизнь, и Надаву в ней не место. Он осознавал, что проведенная вместе ночь мало что меняла. Почему Мирон согласился, было ему очевидно: с понятием «секс от тоски» Надав был и сам хорошо знаком. Оставалось просто принять это, как тоже своего рода прощальный подарок, и смириться с тем, что они всегда принадлежали к разным мирам. Уход из полиции ничего не менял: для нового окружения Мирона «мусор» есть «мусор», им и останется. Скоро тот окончательно перейдет во владение Оханы, научится мыслить по меркам криминального мира, и мало что в нем сохранится от того человека, каким знал его Надав — знал, уважал и… да, чего уж там, любил. А вот долбаный Илай Кремер, по всей видимости, останется в жизни Шахара навсегда, подумал он с горечью — и это понятно хотя бы по тону, каким тот говорил вчера об Илае. Мда, «друг»… а то как же. Жаль, что не спросил, кем Мирон считает его самого. Уж точно не другом, если Илай — «единственный». Не спросил, испугался. Да и не хотел он слышать ответа — и так все было ясно. Пошатываясь от утренней усталости, Надав добрался до кухни. Приготовил себе кофе, налил холодного апельсинового сока. Перекусить чем-то даже не пытался — организм требовал еще как минимум трех часов сна, а не еды. Он старался двигаться тихо, но все равно разбудил Мирона. Тот заглянул на кухню — взъерошенный, недовольный и сонный.  — Тебе принципиально на работу к восьми? — спросил хриплым со сна голосом — какого хрена ты в такую рань поднялся, у тебя же гибкий график?  — Раньше сяду — раньше выйду — буркнул Надав. Мирон только плечами пожал. Налил себе чая, поставил стакан рядом с кофе Надава.  — Как задница, терпимо? — спросил негромко.  — Нормально. Надав вдруг вспомнил, как, переспав с Мироном, на следующий же день после явился к нему с допросом. Накрутил себя перед этим, внушил, что сможет продавить до конца, а там и до свидетельских показаний рукой подать. Состояние задницы Шахара его не особо беспокоило — а ведь для первого раза он с тем не церемонился, мог бы и поосторожнее, если бы захотел. Допрос тоже тогда, помнится, ничем хорошим для Мирона не кончился — еще пару недель тот, появляясь на работе, явно терпел дискомфорт в вывернутом Надавом плече. Стоило ли сейчас удивляться, что взаимностью на чувства ему так и не ответили?  — Почему я был таким идиотом, Шахар? — пробормотал он в кружку — ведь все по-другому могло быть.  — Ты о чем? — без особого интереса спросил Мирон. Надав поднялся, привлек его к себе, крепко обнял обеими руками. Целоваться с утра, не почистив зубы, он всегда считал фантазией голливудских сценаристов — но сейчас ему было плевать. Он отдался поцелую целиком — забыв, что сейчас семь утра, что скоро пора выходить на работу, что они стоят едва одетые посреди кухни, и, скорее всего, целуются в последний раз. Хотя нет — последнее он не забыл, и это придавало лихорадочным и сумбурным ласкам горечь и остроту, и еще сильнее разжигало в нем голод, который можно было утолить только одним путем.  — Мирон — пробормотал он тому куда-то в шею — давай вернемся в спальню, и черт с ним, с «Магелланом». Пожалуйста… в последний раз, обещаю… Осторожно подтолкнул того к спальне, с радостью осознавая, что Шахар не особо сопротивляется. Если впридачу ко всему удастся сегодня и выспаться, я буду самым счастливым безработным на свете, подумал он, прежде чем повалить Мирона обратно на развороченную за ночь постель. Утром среды Илай впервые за последний месяц явился на работу в великолепном настроении. Вчера они с Бернардом на редкость удачно и быстро нашли замену уходящей в конце января Захаве. Соискательниц оказалось чуть более полусотни, но выбранная ими кандидатка была вне конкуренции. Только лишь увидев ее, он бросил быстрый взгляд на Бернарда, и получил в ответ однозначный сигнал: «Да!». Решение было принято мгновенно и единогласно. Молодая секретарша выглядела как Бар Рафаэли в лучшие годы, и Илай старался не думать о скандале, который закатит им с Бернардом Регина, очень кстати просидевшая всю неделю на больничном с недомоганием — кажется, после всего произошедшего Бернарда все-таки ожидало в этом году пополнение семейства. Разумеется, Илаю все еще было безумно жаль расставаться с Захавой. Но он понимал начальника, принявшего это нелегкое решение, пусть даже после беседы с секретаршей стало ясно, что действовала она из самых лучших побуждений:  — Бернард должен был узнать, Илайчук — сказала она, не сильно удивившись его просьбе поговорить с глазу на глаз — а если Регина и дальше пошла бы трепать языком? Поди знай, до чьих ушей в конечном счете добралась бы эта сплетня. И так здесь в прошлом году полиция ошивалась, да и вообще слишком много у нас полицейских в округе в последнее время. Представляешь, что ждало бы фирму, если бы Бернард сел на нары? И это еще после скандала с покойным Габи…  — Ты могла бы ей самой об этом сказать — заметил Илай. Захава покачала головой:  — Это его дело было с ней об этом говорить. Что до выкидыша довел бедную женщину — так это я ему никогда не прощу, потому что и сама теперь чувствую себя в этом виноватой. Но знать о ее болтовне он был обязан. Жаль только, что сумел спихнуть всю вину на меня, а сам остался словно и ни причем, ну да ладно. Жизнь нас рассудит, а Регина через пару лет сама поймет, что к чему. Илай только вздохнул — с позицией Захавы он согласиться не мог, но чего уж сейчас кулаками махать. Обещал хорошие рекомендации и компенсацию в размере двенадцати зарплат. И мысленно пожелал ей больше никогда не оказаться в подобном положении. Проходя мимо столов корректоров, он заглядывал к ним уже больше по привычке, чем по необходимости. После «великого расселения» качество работы отдела коррекции возросло в разы — повысилась эффективность, да и сплетен по офису теперь летало куда меньше. Ариэль в последнее время вела себя тише воды ниже травы — и Илай уже почти готов был простить ей скандал с «Фармагруппой». Она целыми днями просиживала за компьютером, мало говорила, много работала, и отходила только в уборную и на перекусы. Живот ее стал огромным, да и она вся как-то внезапно округлилась, мало напоминая себя стройную и подтянутую до беременности. Ходила она теперь очень по-утиному, и с некоторых пор приезжала и уезжала на машине со своим отцом — видно, добираться на автобусах стало слишком тяжело. Вдобавок, пару дней назад она подошла к Илаю с просьбой доработать до родов из дома, и на следующей неделе он собирался дать добро — выглядела Ариэль неважно, и видно было, что беременность ей давалась далеко не так легко, как той же Захаве.  — Привет, Малки. Та только кивнула в ответ, продолжая смотреть в экран. Илай вытащил из рюкзака купленный утром возле дома «Тоблерон» и осторожно положил на стол возле ее клавиатуры. Ариэль подняла на него удивленный взгляд:  — В честь чего это?.. — спросила немного смущенно.  — Ребенка порадовать — усмехнулся Илай. Мимо стола Любы он постарался пройти как можно быстрее и незаметнее. Не то, чтобы он ее прямо избегал, но… Бывает же так — думаешь, что знаешь человека как облупленного, а он вдруг показывает себя с совершенно неожиданной стороны. И все-таки интересно, что такая скромная, умная, хорошая девушка из интеллигентной семьи нашла в этом варваре? Не может быть, что она не замечает, что он за человек — только слепой не увидел бы. И как с ней в таком случае общаться? Ведь это не Мирон, которого, по сути, заставили... Погруженный в собственные мысли, Илай вышел из здания офиса: к девяти его ждали в промзоне Раананы, и он надеялся успеть на встречу раньше, чем пробки закупопят все дороги, подобно холестериновым бляшкам в артериях.  — Илай Кремер? — окликнули его откуда-то сбоку. Он рассеянно повернул голову:  — Да? К нему неторопливым шагом шел человек на вид лет шестидесяти или около того. Короткие седые волосы, высокий, плотный — пожалуй, даже грузный. И цепкий взгляд темных глаз — чем-то он напомнил Илаю Уду Шахара, и он поежился от этого неприятного сходства.  — Добрый день, Илай — сказал незнакомец негромко — уж извините, что я вас здесь подловил, вместо того, чтобы все по чину сделать, но дело слишком важное и срочное, уже как-то не до церемоний.  — Кто вы? — спросил Илай настороженно. Тот привычным жестом вытащил из кармана полицейское удостоверение:  — Дорон Озери, главный следователь по делу Эхуда Шахара. Сейчас веду расследование по его племяннику, Самуэлю Охане. Слыхали о таком?  — Слыхал — пробормотал Илай, неосознанно делая шаг назад.  — И, вижу, не слишком мне удивлены — усмехнулся Озери — скорее всего, уже знали, что полиция рано или поздно вмешается, и ждали, когда Магомед придет к горе? Тогда вы понимаете, из-за кого я здесь и сейчас с вами беседу веду.  — Мирон… — тихо проговорил Илай. Озери кивнул:  — Точно. У вас найдется пара минут поговорить в спокойной обстановке и без свидетелей? Пары минут у Илая не было — разве что если бы Озери по доброте душевной вызвал полицейский вертолет до Раананы. Но тревога за Мирона застила все — и неожиданно для себя он кивнул:  — Найдется. Только давайте у меня в машине поговорим, там как-то… спокойнее. В машине к Илаю вернулась его обычная здоровая подозрительность. Очень кстати вспомнилось упоминание какого-то «Озери» Надавом в тот день на лестничной клетке — и скорее всего, речь шла о том самом, который в данную минуту, сидя рядом, налаживал небольшой диктофон для записи разговора. Гурину Илай не доверял, но следовало признать, что в делах Мирона тот осведомлен куда лучше него. И все же стоило быть осторожнее — вполне возможно, что Мирон совсем не зря опасался полиции.  — Позвольте взглянуть на ваше удостоверение еще раз — сказал он жестким тоном — только в этот раз как следует и вблизи.  — Разумеется — Дорон снова вытащил ламинированную сине-белую карточку, протянул Илаю. Тот внимательно рассмотрел ее со всех сторон. Вроде все чин-чинарем, но черт его знает, как оно на самом деле.  — Можете проверить меня в интернете — благодушно сказал Дорон — я же вижу, вам этого очень хочется. Честно — это меня не обидит и не оскорбит. Даже похвально, что вы столь бдительны. Илай не стал отнекиваться. Гугл выдал несколько ссылок, фотографий и статей, которые лишь подтвердили личность его собеседника.  — У вас высокий ранг — заметил он — я и не знал, что люди вашего положения сами ходят по свидетелям и занимаются взятием показаний. Дорон вздохнул:  — Когда твои подчиненные — идиоты, Илай, порой приходится и самому ноги поразмять, вспомнить, так сказать, былые навыки. Кроме того, сами понимаете, дело деликатное. Я ведь сейчас не только расследование веду, но и пытаюсь попутно вытащить вашего друга из того дерьма, в которое его запихнул его отчим. К сожалению, пока безрезультатно.  — Вытащить Мирона? И зачем это вам? — спросил Илай настороженно — вас за него попросили, или он вам кем-то приходится?  — Зачем? — задумчиво переспросил Дорон — хороший вопрос. Отвечу вам честно: нет, никто меня за него не просил, да и кому? Друзей у него, насколько я понимаю, раз-два и обчелся, родня не самая благополучная. И мне он никто. Но вот, представьте, бегаю я по всему городу и ищу зацепки, лишь бы ни в чем не повинный человек не пострадал. Странно выглядит, наверное?  — Странно — ответил Илай без обиняков — Извините, но что-то я не верю, что в полиции водятся такие вот бескорыстные правоборцы.  — А кто сказал, что я бескорыстен? — удивился Дорон — кажется, я уже упоминал, что расследую дело Сами Оханы. Мирон Шахар может проходить по нему как главный свидетель — а может как один из сообщников. В последнем случае он, как понимаете, сядет за решетку вместе со своим боссом. Как видите, в его и в моих интересах, чтобы он согласился на первый вариант. Но для этого он должен начать говорить. А говорить он станет, только когда убедится, что и сам не сядет. Такая вот логическая цепочка. Вот я и ищу все, что только можно, чтобы его убедить. И не только убедить, но и сдержать в конечном счете свое обещание.  — Что же вы конкретно ищете?  — Пока не знаю — признался Озери — но если подумать, то скажем так: информацию из дружественных Мирону источников. Людей, которые заинтересованы в том, чтобы он не пострадал, не сел на десять лет, и не был найден со следами множественных пулевых ранений где-нибудь в апельсиновом пардесе.  — Это вы меня таким образом запугиваете? — спросил Илай с нервной усмешкой.  — Отчего же запугиваю? — искренне удивился Дорон — просто описываю вам самое вероятное будущее вашего друга в случае, если мы ничего не предпримем. Не стоит тешить себя пустыми иллюзиями, Илай: Мирон работает на мафию, но навыками выживания в криминальной среде не обладает. Он либо попадет под раздачу при ближайшей полицейской облаве, либо сгинет в мафиозных разборках, либо просто сядет, как я уже сказал, на десять лет, и это в лучшем случае. Дай бог, как говорится, чтобы живым вышел из тюрьмы. Илай молчал.  — Скажите честно, как вы сами себе представляли, чем это закончится для вашего друга? — прервал молчание Дорон — думали, что все само собой рассосется? Или что Охану скоро поймают и посадят, а Мирон окажется как бы ни причем, вернется к вам в компанию и все будет как раньше? Не будет такого, Илай. К сожалению, уже слишком для этого поздно. Илай прокашлялся:  — Если откровенно — пробормотал он — я не думал, что все так… плохо.  — Плохо — это не то слово — заметил Озери — Мирон Шахар с некоторых пор слишком глубоко влез в дела мафии. По сути, стал бухгалтером и финансовым консультантом организации Уды Шахара, которую унаследовал его племянник. Уровень грязи и криминала в таких делах мне вам, надеюсь, объяснять не придется?  — Не придется — обреченно ответил Илай — но как вы ему помочь-то сможете?  — Я знаю закон — пожал плечами Дорон — а еще понимаю, что ваш Шахар далеко не добровольно туда влез. Разобраться и найти смягчающие обстоятельства мы сможем, но мне нужна для этого информация. Он, как понимаете, желанием ею делиться не горит, так что приходится вот так, по крупинкам, по зёрнышку собирать, что получится. Пока что картина вырисовывается неважная, но я не теряю надежды. Может, ваши слова как раз и станут спасательным кругом для вашего друга?  — Что вы хотите знать? — тихо спросил Илай.  — Все, что вы можете рассказать. Считайте, что я ваш психолог. Или исповедник — так это, кажется, называется у христиан? И Илай сдался. Все же некоторых вещей он не рассказывал — например, об оружейной, и о связи Надава с этим делом. Просто потому, что не хотел еще и этот скелет из шкафа вытаскивать. Пусть лежит себе там и дальше. Озери слушал внимательно, не выказывая ни малейших признаков нетерпения. Выслушал все подозрения и страхи, понимающе кивая. Вопросы задавал по существу и правильные — и к концу разговора Илай чувствовал себя как тюбик, из которого выдавили всю до грамма зубную пасту, оставив пустым, легким и бесполезным. Он украдкой посмотрел на часы. На встречу уже безвозвратно опоздал, придется извиняться и переносить — слава богу, что клиент старый и постоянный, на первый раз прокатит.  — К сожалению, больше ничего не могу вспомнить — сказал он с усилием, когда поток вопросов начал иссякать — но у Мирона есть еще друзья, знакомые с Оханой.  — Кто, например? Илай колебался. Упоминать Любу, наверное, было бы не лучшей идеей.  — Илай — мягко спросил Дорон — поймите: все, что вы скажете, поможет оградить вашего друга от каталажки — или еще хуже, от пути на тот свет. Я не собираюсь специально шить на него дело — он и так достаточно натворил, чтобы сесть уже сегодня и надолго, и доказательств у нас более, чем достаточно. Если бы я задался целью засадить его за решетку, он уже сидел бы сейчас в КПЗ и не рыпался. Я ищу смягчающие обстоятельства, потому что понимаю, что Мирон в настоящее время — жертва, а не преступник. Но, работая с Оханой, он рано или поздно совершит самое настоящее преступление. Куда более страшное, чем отмывание денег или уклонение от налогов. Если вы знаете еще кого-то, кто мог бы ему помочь…  — Люба Смирнова — пробормотал Илай — одна из сотрудниц в нашей компании.  — Она знакома с Оханой? Каким же образом?  — Я видел их недавно вместе — выдавил из себя Илай. Интуиция вопила, что надо заткнуться, пока не поздно, выпроводить Озери из машины и сообщить Мирону о беседе с настырным полицейским, даже если в ответ он получит зуботычину. Но он сидел, точно оцепенев. Перед глазами стояла сцена, описанная Озери — труп Мирона посреди апельсиновых деревьев, совершенно неузнаваемый и изуродованный десятками пуль.  — Эта Люба — девушка Оханы? — вопрос Дорона вернул его к реальности — думаете, она будет что-то знать?  — Я не знаю — устало ответил Илай. Разговор вымотал его до изнеможения — может, вам стоит поговорить с ней. Я уже вам сказал все, что мог, и даже то, чего не следовало. Дорон вздохнул. Мягко потрепал по плечу совсем уже сникшего Кремера:  — Я понимаю, как нелегко вам было сейчас мне все рассказать, Илай. Наверняка Мирон требовал от вас молчания и, разумеется, просил ни в коем случае не обращаться в полицию, я прав? Но вы поступили правильно. Недоверие Мирона хорошо мне понятно, оно обусловлено средой, в которой он рос — рабочий район, отчим-криминальный авторитет… Да и он, по сути, прав: в его нынешнем положении ему пока лучше молчать. Но вы — его друг. Вы беспокоитесь о нем и ищете помощи, и вы имеете на то полное право. Черт возьми, а как еще вы можете ему помочь? Возьмете правосудие в собственные руки? Так у вас силенок на это не хватит, вы законопослушный гражданин, а не какой-нибудь Брюс Уэйн.  — Да уж — пробормотал Илай. Больше всего в эту минуту ему хотелось попросить Озери заткнуться. Тот словно почувствовал настроение собеседника и замолк. Выходить из машины, впрочем, пока не спешил.  — Вы собираетесь допрашивать Любу? — спросил Илай осторожно.  — Разумеется — отозвался Дорон — А что?  — Я предпочел бы, чтобы вы не говорили бы ей, кто вас направил.  — Без проблем — тот даже не удивился — может, еще что-то вспомните? Илай только молча покачал головой. Глубокое чувство тревоги никуда не ушло — наоборот, стало еще сильнее.  — Ну что ж, не буду вам больше мешать — проговорил Озери, возвращая диктофон обратно в карман — если вдруг вспомните или узнаете что-то еще, вот мой личный номер телефона. Звоните в любое время дня и ночи. Он протянул положил на приборную доску визитную карточку и, не прощаясь, грузно и неторопливо вылез из машины, оставив Илая одного — разбираться с раздраем в голове и в душе. Второе за день пробуждение Надаву далось куда легче — голова была кристально чистой, несмотря на еще один сеанс крышесносного секса. Он улыбнулся в потолок, как сытый кот. Тело болело, но не глухо и обидно, как вчера ночью — а как после хорошей тренировки в тренажером зале. Он повернул голову. Мирон, который тоже уже не спал, потянулся к стулу возле кровати за телефоном и взглянул на экран.  — Час дня — сообщил он Надаву, откладывая телефон в сторону.  — Бернард меня убьет — пробормотал тот — встреча назначалась на полдень, а я даже не подумал никого предупредить, что не приеду.  — Скажи, что тебя похитили инопланетяне.  — Это ты сейчас попробовал в юмор, Шахар? — восхитился Надав — молодец, делаешь прогресс. Он приподнялся на подушке, вытащил из-под нее телефон, предусмотрительно переведенный в беззвучный режим, и проверил входящие:  — Всего лишь три пропущенных, два от Бернарда и один от бедняги, которого я сегодня продинамил. И два голосовых. Могло быть и хуже. Ладно, перезвоню ему чуть позже. Мирон уселся на кровати. Надав отметил, что холодный пол ему, кажется, совершенно не мешает.  — Пообедаешь со мной? — предложил тот — если уж завтрак мы пропустили.  — Пообедаю. Голоден Надав не был, и вместо обеда с удовольствием повторил бы недавний эксперимент в третий раз, словно ему было не сорок лет, а двадцать. Время неумолимо шло, вытекало сквозь пальцы, и уже совсем скоро следовало попрощаться с человеком, с которым его за последний год связало столько событий — приятных и неприятных — и уехать восвояси. Объясняться с Бернардом, извиняться перед недовольным клиентом. И знать, что завтра Шахар вернется на свою преступную каторгу, через какое-то время уволится из компании — и больше они, скорее всего, никогда не встретятся. На кухне Мирон согрел какую-то еду из холодильника, вскипятил чайник и налил им обоим кофе, оставив его остывать на стойке.  — Спасибо — сказал Надав, принимаясь за еду.  — Так что написали на торте для Озери? — спросил Мирон, втыкая вилку в кусок мяса.  — Не хочу об этом за едой — сказал Надав — серьезно, это было даже не смешно.  — Теперь мне точно интересно. Давай, колись.  — Они заказали торт в виде задницы с вылезающим из нее шоколадным дерьмом и фото Дорона. И сверху добавили надпись: «мы все вышли из внутренних органов». Мирон ухмыльнулся.  — Хорошо — сказал он удовлетворенно. Надав доел, забрал тарелки и сложил в раковину. Вытащил из буфета пачку печенья, которое, он знал, Шахар всегда держал в одном и том же месте. Мирон тоже поднялся, чтобы принести кружки с кофе. Надав перехватил его на полпути, и снова привлек к себе, прикидывая, удастся ли убедить его еще на один заход по-быстрому.  — Не жалеешь, что ушел? — спросил Мирон негромко.  — Из внутренних органов? — фыркнул Надав — честное слово, как бы это теперь развидеть? А если серьезно… знаешь, чего я боялся больше всего еще полгода назад?  — Разоблачения?  — Неудачи. Боялся, что не раскрою это дело. Что меня выкинут из полиции. Что предам свою мечту, опозорюсь, не справлюсь. А знаешь, что я чувствовал, когда у меня забирали полицейское удостоверение? Мирон покачал головой. Он слушал внимательно, без улыбки.  — Облегчение. Дикое облегчение… и радость. Что все наконец-то закончилось, и можно жить нормальной жизнью. Жаль, что я не понял этого еще год назад. Сколько всего можно было бы сделать по-другому… Мирон что-то от его слов радостнее не стал — скорее, помрачнел еще сильнее. Ну еще бы, подумал Надав. Для тебя все только начинается.  — Сколько ты протянешь в таком режиме, Шахар? — сказал тихо — можно делать вид, что все в порядке, но мы оба прекрасно знаем, что такое работать на мафию. Ведь рискуешь не дожить до сорока.  — И что предлагаешь? — спросил Мирон мрачно — опять начнешь затирать про полицию и программу защиты свидетелей?  — Давай уедем — сказал Надав внезапно для самого себя — ордер о невыезде больше недействителен, пока новые следователи спохватятся и опять тебя закроют, мы успеем купить билеты куда угодно — хоть в Нью-Йорк, хоть в Берлин, хоть на край света. Мирон невесело усмехнулся:  — Ты всерьез думаешь, что Охана не подстраховался заранее на этот случай? Он уже дал мне понять, что произойдет, если я дезертирую.  — Хочешь сказать, что у него имеются агенты по всему свету, и они отыщут тебя даже в каком-нибудь Конго? — хмыкнул Надав.  — Хочу сказать, что если я уеду, он расправится с… — Мирон замолк.  — С Илаем — закончил за него Надав, стараясь не показывать своего раздражения — он что-то подозревает про вас двоих, что ли? Я на его месте скорее угрожал бы Ариэль.  — Он знает, что Илай мне дорог — просто ответил Мирон — и знает, что на Ариэль, если бы не ребенок, мне плевать. Но если потребуется, доберется и до нее.  — А про меня он что знает? — спросил Надав со нервным смешком — мною он тебя не шантажирует, случайно? И осекся — потому что по лицу Мирона понял, что, сам того не подозревая, попал в цель.  — Крепко он тебя за яйца держит, ничего не скажешь — пробормотал он.  — Если ты можешь, то уезжай — сказал Мирон ровно — а лучше уезжай в любом случае, даже если не можешь. Лучше быть нелегалом в Нью-Йорке, чем на крючке у Оханы здесь. Что-то в его словах насторожило Надава. Что-то не сходилось, если только…  — Я у него на крючке, стало быть — произнес он медленно — и по какой же это причине, если не секрет? Твоим «лучшим и единственным» другом я не являюсь, ребенка от тебя не ношу. Так чем же я ему лично насолил, а, Шахар? Мирон замер, и Надав понял, что тот точно что-то скрывает. Что-то неприятное, важное, и весьма опасное. И был готов узнать это любой ценой — даже если пришлось бы снова вывихнуть тому плечо.  — Ну же! — с силой встряхнул он Мирона, не заботясь о том, что совсем недавно держал его в своих объятиях, как величайшее сокровище — говори уже, Шахар, что еще ты скрываешь от меня? Мирон не сопротивлялся, не пытался, как обычно, вырваться или огрызнуться, и это было совсем уж нехорошим знаком.  — Охана знает, что ты был полицейским — проговорил он наконец. Надав оцепенел. Так и стоял, вцепившись в плечи Мирона, но не от ярости, а скорее чтобы хоть за что-то удержаться.  — Откуда? — выдавил он из себя.  — От своих людей в полиции. Надав, не отрываясь, смотрел прямо в глаза Мирона, словно по ним мог понять — врет или нет. Тот не отводил взгляда, хоть и было видно, что ему это нелегко дается.  — И как долго тебе об этом известно? — произнес Надав глухо.  — Он сказал мне в конце декабря.  — Я — ходячий труп, Шахар, и ты говоришь мне это только сейчас? — прошептал Надав — хотя чего это я — ты даже не собирался мне этого сообщать, да только язык развязался. И ты всерьез думаешь, что он оставит меня в живых? Господи… и ты все это время молчал?! Да что там молчал — ты, блядь, ебался со мной, зная обо всем!  — Я сделаю все, чтобы ты остался в живых — сказал Мирон тихо — если Охана и уберет кого-то причастного к делу, это будет Озери, а не ты.  — Так Дорон тоже у него на прицеле? — Надав неверяще смотрел на Мирона — скажи, ты в самом деле такой идиот, или прикидываешься?! Ты думаешь, я жив потому, что ты чем-то там полезен Охане? Он просто ждет подходящего момента, идиот! Я — не Илай, не Ариэль. Я, блядь, бывший легавый, он в жизни не оставит меня в живых! А теперь, без полицейского удостоверения, меня убрать — что плюнуть. И Озери со мной за компанию. Твой хозяин же не считает, что Дорон тебе тоже «дорог»?  — Я поговорю с ним — напряженно ответил Мирон — он тебя не…  — О чем поговоришь?! Попросишь его вежливо меня не убивать? И что пообещаешь взамен? Ты и так его с потрохами, Шахар! Ты — его раб! Не партнер, не друг — а его, блядь, ублюдочный калькулятор на ножках! Мирон не ответил. Надав тяжело дышал — ему отчаянно не хватало воздуха, хотелось избить Мирона, а еще лучше — убраться отсюда и никогда больше не видеть человека, разбившего ему сердце и погубившего жизнь. Он выплеснул остывший кофе в раковину, прошел в спальню, больно толкнув Мирона плечом, и принялся быстро одеваться. Тот ему не препятствовал.  — Будь добр — проговорил Надав сквозь зубы, уже стоя на пороге — если Охана соберется по мою душу, позвони мне перед этим хотя бы минут за десять. Он ведь тебя слушается, как комнатная собачка. Авось мне фору даст, если красиво попросишь. И, не дожидаясь ответа, вылетел из квартиры. На выходе из подъезда он набрал номер Озери. Телефон не отвечал, и Надав надиктовал сообщение:  — Охана знает про нас. Ты на крючке, и я тоже. Прошу тебя, Дорон, перезвони мне так скоро, как только сможешь. Богом тебя молю. Я еду к тебе домой, никуда не выходи. Но ни через час, ни после пятидесяти новых звонков, голосовых и текстовых сообщений Озери ему не ответил.