Бухгалтер

Глава 66 В девять утра написал Бернард — сообщил, что похороны назначены на час дня. В двенадцать часов Мирон лихорадочно рылся в гардеробе, пытаясь найти одну-единственную имевшуюся у него водолазку с высоким горлом — полоса на шее, оставленная чересчур увлекшимся Вакнином, даже не начинала бледнеть. Наконец он оделся, спустился вниз и уселся в машину рядом с Ави, пытаясь вспомнить, когда в последний раз сидел за рулём сам. Тот, видимо, почувствовал запах водки, хотя Мирон принял с утра душ и зубы почистил два раза. Поморщился. — Тебя в должности понизили, что ли? — спросил у него Мирон. — С чего бы это? — Ты без выходных за мной надзираешь. Не самая высокая это должность в его организации, по опыту знаю. — А, это — небрежно бросил Ави — так я с тобой последние деньки разъезжаю, парень. Уже составляю график дежурств для наших молокососов. Одно дело — когда ты сидел на крючке полиции, а теперь… кому ты нужен, подумай сам. Наверное, Сами скоро совсем снимет с тебя охрану. Вот только разберется с… — он осекся. — С кем разберется? — спросил Мирон, хотя и сам прекрасно догадывался. — Неважно — отрезал тот, видимо, пожалев о своем длинном языке. И всю остальную дорогу не проронил и слова. День был смурной и серый, тучи низко нависали над кладбищем, и Мирон проникся благодарностью к телохранителю, перед выходом из машины заставившим его на всякий случай взять зонт. Его не отпускало жуткое чувство дежавю. Всего несколько дней назад он присутствовал на таких же точно похоронах молодой прерванной жизни, при полном составе сотрудников «Магеллана». Так же рыдали женщины, так же растерянно пересматривались мужчины. Ещё одна жизнь оборвалась зря. И опять — целиком по его собственной вине. — Это уже проклятие какое-то — услышал он чей-то шёпот за спиной. Обернулся, встретился взглядом с хмурым нечесаным Михаэлем. У того, как и у самого Мирона, тоже прибавилось седины в волосах. А ведь если Люба выбрала бы хотя бы Михаэля, подумал он в который раз с отчаянной горечью. Хрен редьки не слаще — но тогда она по крайней мере осталась бы жива. В глазах программиста он увидел ту же самую отзеркаленную мысль — и отвернулся. Они оба проиграли, и сейчас было слишком поздно о чем-либо сожалеть. Захава, обычно энергичная, сегодня была какого-то зеленоватого оттенка. Едва улыбнулась бледными губами и прикоснулась к его щеке прохладным поцелуем: — Прими мои соболезнования, Мирон. — И ты мои. Подошли ещё несколько человек, пробормотали что-то приличествующее. Хлынул ливень — прорвавшись, как река через плотину, навстречу иссушенной зимней засухой земле. Присутствующие поспешно пораскрывали зонты, Мирон тоже вытащил свой, раскрыл, незаметно стараясь, чтобы беззонтичный и безучастный ко всему Михаэль попал под его прикрытие. Во время церемонии он и сам словно впал в транс. Попытался, подобно другим, вспоминать живого и веселого Илая, но нужные воспоминания не находились. Только одно преследовало его теперь: темный фонтанчик крови, выплёскивающейся ему на лицо и одежду, мертвый взгляд синих глаз и стук тела об пол. И опять он напомнил себе избавиться от майки немедленно, как только вернётся домой. После окончания молитвы «Эль Рахамим» присутствующие разбились на группы. Родственников у Илая не было, но людей собралось множество: школьные друзья, армейские друзья, университетские друзья, коллеги, сотрудники, знакомые по индустрии… Бернард всё-таки взял на себя львиную долю всех организационных дел, милосердно оставив Мирону только немногочисленных сотрудников «Магеллана». Мирон нашел его взглядом в толпе. Бернард тоже заметил его и пробрался к нему через толпу. — Что ты решил делать с поминками и траурной неделей? — спросил он так, чтобы не слышали другие. Мирон до этого момента даже не думал об шиве. Мысль о том, что траурная неделя будет проводиться в доме убийцы покойного, вызвала в нем такое активное противление, что его замутило. — Давай потом об этом поговорим — сказал он тихо. Бернард нехотя кивнул и отошел. Мирон стоял посреди толпы, низко опустив зонт, стараясь не попасть ни на чье поле зрения, ни с кем не заводить беседу, ни с кем не встречаться взглядами. Это помогало слабо: минут через пять к нему пробралась Ариэль. Лицо ее было отекшим и в красных пятнах, веки — опухшими от слёз. — Альма с бабушкой осталась — сказала она охрипшим голосом — хочешь вечером ее навестить? — Можно — ответил Мирон, стараясь не думать о том, что ребенка он будет брать руками, оскверненными человеческой кровью. — Почему он так с собой… — прошептала Ариэль, опустив голову. Из глаз ее опять потекли слезы, и она стёрла их скомканным бумажным платком, который держала в руках. — Он был болен — произнес Мирон лживую банальность, которую повторил вчера по телефону раз двадцать — это не он, а его болезнь взяла вверх… Он замолчал. От собственного вранья опять затошнило, словно падали объелся. — От тебя водкой пахнет — сказала она с укором. — Ты этому удивляешься? — пожал он плечами — сама когда-нибудь пыталась заснуть после опознания тела близкого человека? Она помолчала, закусив губу. Мирон, к сожалению, по опыту уже знал, что с таким видом она обычно обдумывала перед тем, как сказать ему какую-то гадость. И не ошибся. — Наверное — сказала она тихо — если бы ребенок был бы от него… Может, Илай все ещё был бы сейчас жив. Может, хотя бы мысль о дочери удержала бы его от… Мирон глубоко вздохнул. Посчитал до десяти. — Наверное — сказал почти спокойно — кто его знает. Она осеклась. — Прости — сказала искренне — я просто очень… очень по нему скучаю, Мирон. Ее плечи затряслись, она уткнулась ему в грудь лицом и зарыдала в голос, судорожно всхлипывая. — Я тоже по нему скучаю — прошептал Мирон. Дождался, когда она немного успокоится. Осторожно отстранил, посмотрел в покрасневшее ещё больше от слёз лицо и сказал, молясь про себя, чтобы только она бы не отказалась: — Ариэль… если тебя это не затруднит, ты не могла бы устроить шиву по Илаю у себя дома? Думаю, это очень много для него бы значило. Разумеется, она с готовностью согласилась. Мирон с облегчением сдал ее на руки Бернарду, не обращая внимание на холодный укор во взгляде начальника. На выходе из кладбища вымыл по обычаю руки под специальным краном. Бинты совсем раскисли, и он напомнил себе их поменять, когда вернётся домой. А потом вдруг вспомнил, кому вчера так и не позвонил, чтобы сообщить о смерти Илая. Впрочем, этого человека Мирон с удовольствием не видел бы до самого конца жизни. После кладбища все отправились в ресторан, заранее заказанный Бернардом. Еда была, наверное, очень вкусной, но Мирону кусок не лез в глотку. Истекающее соусом и соком мясо вызвало воспоминание о ране в голове Илая, а запах свежей выпечки очень уж напомнил пиццу, поданную в компании с «Магнумом». Поначалу, как и положено, все разговоры крутились вокруг Илая. Но слишком много оставалось у присутствующих вопросов, чтобы их можно было игнорировать и дальше. — Без Илая компания осиротела — негромко сказала Захава — даже не представляю себе будущее «Магеллана» без него. Что скажешь, Бернард? Чего нам ждать в ближайшее время? Бернард медленно отпил воды из стакана. Видимо, собирался с мыслями и с духом. — И я тоже не знаю, Захава — сказал он наконец — по-видимому, нам ничего не остаётся, кроме как наблюдать, чем все закончится. Могу сказать только одно: в головном офисе все в шоковом состоянии. Как понимаете, после третьей неестественной смерти сотрудника компании за последние девять месяцев у них сложилось далеко не лучшее впечатление об Израиле в целом и о нашей фирме в частности. Все сторонние разговоры мигом стихли. — Нас закроют? — спросил со своего места Нафтали — продадут? Бернард вздохнул. — Это будет зависеть от перформанса компании. От того, сколько клиентов останутся с нами после случившегося… К сожалению, после смерти Любы пошли слухи о связи компании с преступными группировками, да и сомнительную репутацию покойного Габи Арензона никто не забывал. И пускай даже если смерть Илая не имеет отношения к двум первым трагедиям, люди всегда верят в самое худшее. «Магеллановцы» подавленно молчали. — Я не говорю, что нам всем следует немедленно начинать искать новую работу — сказал Бернард после короткой паузы — но и не хочу оставлять вас в неведении с закрытыми глазами. Как главе филиала и представительному лицу «Галлеона», мне по сути запрещено как-либо комментировать сложившуюся ситуацию и тем более давать прогнозы. Но как… словом, как человек, проработавший с вами бок о бок более года, я не могу скрывать от коллектива истинное положение дел. Надеюсь, что дальше этого форума мои слова пока не пойдут. Собрание загудело — тихо, как потревоженный и ограбленный пасечником улей. Бернард старался не смотреть ни на кого, и даже отсюда Мирону было видно, насколько тому сейчас некомфортно. Сам он готов был дать директору по шее за ненужную и совершенно излишнюю откровенность. Илай бы никогда не допустил бы подобной глупости. — Спасибо за честность — откашлявшись, сказал со своего места Михаэль — предупрежден значит вооружен, правда? Даже смерть Илая не могла настроить его бывших подчинённых на поистине траурный лад так, как это сделали дурные известия. Остаток мероприятия прошел в подавленной и тяжёлой атмосфере, беседа не ладилась, и тревожный гул становился все недовольнее. Бернард встретился глазами с Мироном. Смотрел тот без улыбки, очень нехорошо, и Мирон отвел глаза. Его можно понять, подумал он. С точки зрения Бернарда, все беды на компанию навлек исключительно один-единственный человек: ее главный бухгалтер. Кроме того, что-то подсказывало ему, что Бернард, кажется, в какой-то момент понял куда больше, чем хотелось бы Мирону. А ведь он прав в своем гневе, подумал он, залпом допивая красное вино из бокала. Если бы не мое упрямство, если бы я ушел сразу же, как только Бернард предложил мне уйти, сколько людей осталось бы в живых сейчас… Надав не совал бы свой нос куда не следует, он даже в компанию не пришел бы работать. Люба осталась бы жива, Илай остался бы жив. Даже Дорон Озери, к сожалению, все ещё был бы жив — и, возможно, оказался бы намного успешнее в своем расследовании против Оханы: ведь Илай в этом случае не явился бы к ним с Удой с предупреждением о кроте. К шести часам мероприятие свернулось. Мирон расплатился специально рассчитанной для подобных мероприятий кредиткой компании, собрал со всех присутствующих нужную сумму чаевых, сдал на кассе, забрал все необходимые чеки для отчётности. Ожидая, пока распечатают чек, наблюдал, как расходятся «магеллановцы» — бесшумно, как соучастники убийства, и давно устоявшимися кучками и группами. А ведь если Бернард прав, подумал он, и компанию ждёт крах, то смысла увольняться нет — и значит, завтра, в крайнем случае послезавтра ему надлежит вернуться к рабочим обязанностям в офисе. Все мыслимые и немыслимые уважительные причины закончились. Словно прочитав его мысли, к нему, надевая на ходу демисезонное пальто, пробрался начальник. — Завтра я хочу видеть твоё увольнительное письмо у себя на столе — сказал сухо, не глядя на Мирона — причин, думаю, объяснять не надо. Отработаешь свои две недели и вали на все четыре стороны. И ещё… уж извини, но рекомендаций я тебе давать не собираюсь. Скажи спасибо, что не увольняю с волчьим билетом, и, надеюсь, что не пожалею об этом. Ни одна фирма в этой стране не заслуживает такого… Он замолчал, плотно сжав губы. — Хорошо — ответил Мирон, стараясь скрыть облегчение — завтра я занесу письмо. Когда Бернард отошёл, к нему подъехал Михаэль: — Мирон, ты сейчас куда? — Домой. — Подвезешь нас?.. На него поодаль ожидающе глядели Ариэль с Захавой. Точно, ведь одной из его обязанностей было развозить четверых сотрудников — Ариэль, Любу, Михаэля и Захаву — по домам после рабочих мероприятий и корпоративных вечеринок. Теперь уже — троих… Правда, делал Мирон это обычно на своей личной машине, а не на мафиозной тачке телохранителя. Он открыл было рот, чтобы объяснить ситуацию, а потом подумал: а почему нет? От Ави, как говорится, не убудет — пусть отрабатывает свой хлеб. Вспомнил, как тот сопровождал его до камеры с Илаем, и даже пожалел, что развозить недалеко и недолго. Послать бы его, и лучше куда-нибудь в Газу… Машина, как обычно, сторожила у обочины. — Ави, они со мной — коротко сказал телохранителю Мирон, кивнув на троицу. Тот пожал плечами, не высказывая ни удивления, ни недовольства: — Куда везти-то? Михаэль, Захава и Ариэль вразнобой назвали адреса, усаживаясь на заднем сидении. Ави настроил Вейз и тронул машину. Поначалу троица вела себя необычайно тихо, и Мирон понадеялся, что остаток пути они проведут в благоразумном молчании. К сожалению, он сглазил. — Кто же знал, что у обычных бухгалтеров в наше время водятся собственные шоферы — пробормотал в воздух Михаэль. Ариэль закашлялась, Захава не отрываясь смотрела в окно, лицо ее было непроницаемым. Больше всего Мирон опасался именно ее реакции — она-то, кажется, все прекрасно поняла. Надо было отправить их всех по домам на первом же такси, и списать как дорожные расходы, подумал он с запоздалым раскаянием. Ави хмыкнул: — Что, хотел бы сейчас оказаться на его месте? Михаэль перевел взгляд на сидящего впереди Мирона. На перебинтованные несвежим бинтом ладони; на шею, на которой временами предательски проглядывалась полоса из-под длинного ворота водолазки. На куртку в сомнительных пятнах. — Нет — подумав, серьезно ответил он — не хотел бы. Но все равно спасибо за услугу, Ави. — Авихай — поправил тот — и на здоровье тебе, русский парень. Умный ты всё-таки человек. Последней они подвезли Ариэль. Перед тем, как вылезти из машины, та бросила многозначительный взгляд на Мирона. — Можешь проводить меня до подъезда? — сказала, кашлянув. Мирон вылез вслед за ней, стараясь не обращать внимания на насмешливый взгляд Ави. — Ты в порядке? — спросила она, едва они направились к прохожей части. — Конечно — рассеянно ответил он. Ариэль вздохнула. — Знаешь что, Мирон? Идиотов здесь нет. Все, кто увидел твоего Авихая и у кого есть мозги, сложили дважды два и поняли, что здесь происходит. И поэтому я спрашиваю: все в порядке? Или ты теперь крутой мафионер, у тебя всё зашибись, ни о чем не спрашивать? Мирон невольно оглянулся назад, надеясь, что Ави не слышит их разговора. — Не всё в порядке — сказал он — но я мало что могу изменить в настоящий момент. И мало что могу рассказать. — Понятно — она поджала губы — знаешь, Мирон… Да, я собиралась тебя пригласить наверх поздороваться с Альмой, но… Давай подождем, пока… словом, пока ты не разберёшься со своей жизнью. Согласен? Он только молча кивнул, открывая перед ней подъездную дверь. Она была в своем праве, защищая и ограждая Альму от проблемного отца. Настаивать он не собирался — слишком много жертв и смертей принесла его бездумная настойчивость в прошлом. Утро в «Магеллане» почти всегда начиналось одинаково. Теплое солнце вовсю слепило окна офиса. Тихо щелкали клавиатуры, гудели кондиционеры, булькала вода в синей бутыли Тами-4. Лемлем, утренняя уборщица, пылесосила ковролин в проходах, тихонько напевая себе под нос. Зато опенспейс «Магеллана» с некоторых пор был тих и пустынен. Стол Любы Смирновой и ее компьютер покрылся тончайшим слоем пыли: кажется, суеверная Лемлем боялась потревожить ее мятежный дух. Стол свежеиспечённой мамы-Ариэль, обычно заваленный посудой, коробками с чаем и чёрствым печеньем, тоже пустовал. У других сотрудников настолько уважительных причин не имелось, но, тем не менее, они сегодня тоже блистали своим отсутствием, видимо, посчитав похороны замдиректора и вчерашнюю речь гендиректора достаточно хорошей причиной, чтобы филонить сегодняшним утром. Бернард Ливне, главный директор «Магеллана», заглянул по очереди во все кабинеты и начитал от силы пять человек. Нафтали Коэн посмотрел на него с лёгкой тревогой, отрываясь от важного разговора, но Бернард только рукой махнул: не отвлекайся, все в порядке. Впрочем, телефоны тоже сегодня вели себя подозрительно тихо, и это был весьма нехороший знак. Зато почта гендиректора к полудню оказалась завалена письмами — к сожалению, дурные новости в их индустрии распространялись слишком быстро. Нет, никто пока не разрывал долгосрочных контрактов — без веских причин сделать это было не так уж легко, а доказать, что веские причины имелись — невозможно. Но к часу дня они потеряли половину клиентов на стадии сметы. И это было только началом. Бернард устало прикрыл красные от недосыпа глаза ладонями. Год назад он получил на руки прекрасную, подающую большие надежды компанию. Он и сам был полон надежд и энтузиазма. От него требовалось одного: развить «Магеллан» до международного стандарта, так, чтобы продав фирму через год, корпорация смогла бы получить за нее приличную прибыль. В какой же именно момент все пошло прахом? Он сидел неподвижно, прислушиваясь к высокому голосу уборщицы. Эфиопские напевы его обычно раздражали до дрожи, но сегодня отчего-то не вызвали никакой реакции. В тот самый момент, когда ты уступил Илаю, согласившись оставить Мирона Шахара в штате работников, тихо сказал ему внутренний голос. И кого в этом сейчас винить, кроме как себя и свою мягкотелость? Илай-Илай, подумал он с горечью. Как же легко ты отделался. Обратился к компьютеру, пролистал ещё несколько новых сообщений с «искренними соболезнованиями» и вежливыми отказами. Стоит ли вообще увольнять Шахара, если мы и так на ладан дышим, подумал, разглядывая рисунок младшего сына в рамке на столешнице. Привлечь его к ответственности по закону — и пусть либо платит, либо садится на срок. Чертов Шахар словно чувствовал, что о нем думали. Постучался и зашёл в кабинет, сумрачный и повседневный, как обычно. Хотя все же что-то в нем сегодня было не так — немного более мятая одежда, немного более заметная небритость, немного темнее круги под глазами и ярче седина в светлых волосах. — Написал? — спросил Бернард. — Написал. Белый прямоугольный лист лег ему на стол текстом вниз. — Сядь — приказал Бернард. Нет, подумал он. Ещё раз он этой ошибки не совершит. Оставлять этот кластер неприятностей только для того, чтобы сделать гадость — а чем ему самому придется расплачиваться, если всё, как всегда с Шахаром, пойдет по пизде? За Мироном стоят… Уже понятно, кто за ним стоит, криминальную сводку Бернард с некоторых пор читал ежедневно. Такие не дадут своему человеку сесть, скорее, закопают всю компанию целиком. Деньги из бедового бухгалтера вытрясти тоже шансов нет. Нет, слишком опасно. — Ты не хочешь напоследок ничего рассказать? — сказал он наконец. Мирон машинально повернул к себе лицом рисунок в рамке. Посмотрел и положил обратно раньше, чем Бернард собрался дать ему по рукам. — Что именно ты хочешь слышать? — спросил глухо. — Что на самом деле случилось с Илаем. Как ты в этом замешан. Всё, всю правду. — Я ничего не… — Давай так — перебил его Бернард — я расскажу тебе сейчас кое-что. А ты потом расскажешь мне то, что посчитаешь нужным. Хорошо? Мирон пожал плечами. Бернард ненавидел, когда тот так делал. Он помолчал, собираясь с духом. — В двадцать лет я убил человека — сказал, наконец решившись. — Терро… — Нет, не террориста. Тот был уже после… Не перебивай, Шахар. Я убил совершенно не повинного человека. Просто потому, что мне было интересно, каково это — убить. Он бросил быстрый взгляд на Мирона, но тот не высказывал ни удивления, ни отвращения, ни недовольства. Просто слушал. — Я избавился от его тела в тот же день. Мне за это ничего не было — продолжил Бернард глухо — а во второй раз, как ты знаешь, моей жертвой стал уже террорист. И я понял, что если дам себе волю, то будут ещё жертвы. Будет и третий, и четвертый — пока меня не загребут. И мне не… В общем, мне понравилось. Понимаешь? — Зачем ты мне это рассказываешь? — спросил Мирон — это что, способ вызвать меня на откровенность? — Да — не стал отрицать Бернард — а ещё потому, что ты и сам знаешь правду о том, кто виноват во всех наших сегодняшних проблемах. Ты дал себе волю, Шахар. Делал что вздумается — потому что тебе этого хотелось. Тебе это нравилось. А расплатились за твои грехи совсем другие люди. Люба, Илай, вся наша фирма. И как, стоило оно того? В кабинете наступило мертвое молчание. Лемлем наконец выключила пылесос и ушла. Бернард напомнил себе при случае попросить ее вытереть пыль на столе у Любы. — Ты тоже, получается, знаешь правду — глухо произнес наконец Мирон — почти ничего, что я мог бы сказать сейчас, для тебя новым не станет. А некоторые вещи лучше не знать никому. Бернард подумал, кивнул. — Понятно. Что ж, спасибо и на том. Ты подтвердил мои догадки. И ещё спасибо за письмо, оно принято. Будем надеяться, что налоговая не устроит нам проблем из-за увольнения главбуха незадолго до банкротства предприятия. Впрочем, я верю в твоих покровителей — тебя отмазали бы даже от ограбления банка. — Мне бы твоя вера — криво усмехнулся Мирон. Бернард задумчиво посмотрел на него. Который раз он поражался, насколько обманчива может быть внешность. По виду Шахара никто никогда не смог бы догадаться о его связи с криминальным миром. Библиотекарь, школьный учитель, на худой конец — программист. Ну, или законопослушный главбух. Идеальная маскировка. — Что там насчёт… финансовых проблем? — спросил тот внезапно — ты уверен?.. Бернард заметил, что Шахар, как и многие бухгалтеры на его памяти, всячески избегал слова «банкротство». Это суеверие всегда его забавляло. — Не знаю — ответил он честно — но все к тому и идёт. Если ты перед уходом хотя бы поможешь с расчетами и документацией… считай, что в следующем мире воздастся. — Помогу — отозвался Мирон — а ты сам как, если… В наихудшем случае? Начнёшь искать новую работу? — Сойдусь с бывшей женой и уеду обратно в Канаду — безразлично ответил Бернард — и там начну искать новую работу. К чести Мирона, тот не стал расспрашивать, где же находится Регина в этих планах. И хотя бы за это Бернард был ему особо благодарен.