Антону крайне тяжело проснуться утром. Он выпадает из дрёмы и лежит, не меняя позы, пока снова не вырубается, но долго это длиться не может. У соседа сверху начинает хреначить на всю многоэтажку «Утренняя гимнастика» Высоцкого, и Шаст даже тихонько скулит в подушку, надеясь, что ему это лишь снится.
— Я умру, и в аду будет играть его плейлист, — комментирует Арсений, в этот момент заходя в зал с балкона, где до этого курил айкос и думал о том, каким образом ему теперь строить отношения с этим мальчишкой. С каждым его необдуманным поступком всё становилось лишь сложнее и хуже, и вот теперь пришло время вспомнить, что он взрослый мужчина и должен думать головой, а не тем, чем думал ранее. Антон — несовершеннолетний парень, погрязший в проблемах, и его задача сейчас — окружить его комфортом, и даже если юноша по-прежнему будет ненавидеть его, Арс хотя бы будет знать, что старался это исправить.
— Может, ты уже в аду? — вопрошает подросток, приподняв свою русую макушку и уставившись на учителя слипающимися от недосыпа зелёными глазами. Арсений хмыкнул, прошёл в комнату, присел на край дивана. Антон инстинктивно отодвинулся к спинке, то ли освобождая больше пространства, то ли избегая контакта.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает мужчина, протянув руку к его лицу, и, не увидев сопротивления, нежно коснулся щеки замявшегося от этого жеста подростка. Он повернул его лицо на себя, внимательно рассматривая запёкшуюся полоску крови на губе от сильного укуса, и, сместив большой палец на нижнюю, слегка оттянул её вниз, рассматривая, как далеко уходит рассечение. Антон скривился от боли и ушёл от касания, отпрянув назад.
— Я живой, — только и произносит он. Арсений удивлённо приоткрывает рот и тут же закрывает. Ему нечего ответить на это. Антон чертовски прав — он живой. Это определённо хорошо. Попов вряд ли бы смог смириться с обратным исходом. Он не хочет об этом думать.
— Дать тебе обезболку? — интересуется учитель, переводя взгляд на перебинтованное запястье. Он старается не думать о том, что Шаст мог соврать про Славу. Старается не думать, что такой порез подросток мог бы и сам оставить на своём запястье. Старается не думать, что Антон действительно мог умышленно причинить себе боль. Ведь у него разбиты коленки и губа, а глаза были полны страха… Но Арсений не может не думать об этой теории. Шаст заперся в ванной, лежал в ней в крови, не пытался позвать на помощь, а до этого завёл разговор о суициде… Арсений крепко сжал зубы, отчего желваки заходили на скулах, и отвернулся, чтоб не видеть этот бинт, служивший ему упрёком — не уследил, не уберёг.
— Вряд ли она поможет, так что не надо, — со скептицизмом отозвался младший, садясь на диване и опуская ноги на пол. Он морщится и шипит от боли, но всё равно отказывается от помощи, когда поднимается на ноги и бредёт в ванную комнату, чтоб умыться и почистить зубы. Арсений молча следует за ним, только сворачивает в противоположную сторону — на кухню.
Антон видит так и не убранный никуда со вчера ремень и берёт его в руки. Проводит по крепкому материалу подушечками пальцев, рассматривает следы от зубов и ёжится от воспоминаний о пережитой вечером боли, которую он боится, не любит, не хочет испытывать больше никогда. Шаст ведь реально даже думал когда-то порезать себе руку, именно так делали девчонки в школе, чтоб как-то справляться со стрессом, да вот только рука не поднялась.
Невзначай девятиклассник вспоминает, как один из маминых дружков пытался выпороть его ремнём — только другим, более крепким, совковым, кожаным. Она тогда совсем не выбирала мужчин, приводила всю компанию, которую могла собрать за вечер, в дом и не вмешивалась, когда кому-то что-то не нравилось в поведении Антона, позволяла как-то наказать его, приговаривая, что в воспитании сына не хватает крепкой мужской руки. Благо, он был достаточно смышлёным в свои пятнадцать, чтоб дать дёру и не появляться в квартире до рассвета.
На парне сейчас обычные чёрные пижамные штаны Арсения, которые слегка велики, но держатся на резинке, но так как возвращаться в зал лень, Антон опоясывает бёдра ремнём и туго затягивает его, чтоб не падал, так как шлёвок на этих штанах, конечно же, не было. Ремень особенно сильно подчёркивает общую худобу, но Шаст с ней давно свыкся.
Освежившись и приведя себя в порядок, он заходит на кухню, так как больше идти ему особо некуда. Здесь Арсений заваривает себе кофе. Антону приятно смотреть на его сосредоточенное лицо, и он понимает, что пялится, стоя в проходе, но не может заставить себя отвернуться.
И вот его ты любишь? — с отвращением спрашивает внутренний голос.
И вот его я люблю, — вежливо отвечает его подсознание.
— Саша написал, чтобы я прямо сейчас поменял тебе повязку, — произносит мужчина, не поднимая головы. Антон дёргается. Старший всё это время знал, что он на него пялит? Что он в комнате? Вот дерьмо.
— Я сам справлюсь, — неловко отвёл глаза Антон и поспешил выйти в коридор, смутившись того, что спалился. Он не должен смотреть на Попова. Не должен думать о нём и любить тоже не должен. Это глупо и странно. Это неправильно.
— Антон! — строго одёргивает его учитель, выходя следом. Когда парень совсем не реагирует на него, продолжая свой путь в одному ему известном направлении, Арсений ловит в воздухе его здоровую руку и тянет на себя, а в следующую секунду прижимает к стене ойкнувшего от неожиданности подростка, нависая сверху и поставив руки по обе стороны от его головы. Антон замер, как загнанная в угол мышка. Он уставился на мужчину своими большими зелёными глазами и вздрогнул всем телом. Запах учителя ударил по обонянию, и Шаст стыдливо втянул в себя воздух носом, опустив голову, стараясь сделать это незаметно, ощущая мятный гель для душа, дезодорант и аромат кофе. — Посмотри на меня, Тош, — сердце пропустило удар от этого нежного «Тош».
— Арс, отвали, — противореча собственным мыслям, прорычал Антон, беря себя в руки. Он сощурил глаза и уставился на учителя с прежней холодностью, которая давалась ему тяжело.
Ятебяненавижу, — пытался убедить себя мальчишка, но его уверенность разбивалась о скалы ледяных айсбергов в глазах напротив.
— Слушай, ну хочешь, я не знаю, ударь меня? Только хватит
так смотреть, — видимо, влюбленный взгляд Антона мужчина трактовал по-своему и отнюдь не столь радужно.
— Что ты несёшь? — поморщился парень, спрятав руки в карманах пижамных штанов, подпирая лопатками стену. Руки Арсения по обе стороны всё ещё не давали сконцентрироваться на чём-либо другом, как и его пытливые глаза напротив. Они стоят так близко, так непозволительно близко друг к другу. Антон может рассмотреть волокна в голубых радужках.
— Я знаю, что виноват, вижу, что ты меня избегаешь. Если это хоть немного поможет тебе сбавить обиду — ударь меня. Я заслужил, — Антон фыркнул и показательно растянул губы в улыбке, которая означала «ты такой идиот».
— Может, лучше отсосёшь мне? — нахально предлагает он, поиграв бровями, как последний мудак. Попов оторопел на минуту, крепко стиснул зубы и даже отстранился, убрав наконец свои руки. Антон всё ещё смотрит с вызовом и даже, в принципе, не жалеет, если ему за такое немножко всекут по лицу. Он откровенно нарывается, потому что видеть жалость в глазах любимого человека по отношению к себе — последнее дело.
— Ладно, — наконец отвечает Арсений. Шаст замирает, теряя всю свою напускную крутость, и удивлённо приоткрывает рот. Руки мужчины ложатся на такой ненужный этим штанам ремень и начинают ловко расстёгивать его. Школьник, испуганно распахнув глаза, схватил эти самые руки, блокируя их и удерживая на месте.
— Ты что?! — восклицает парень, тут же уходя от прикосновений и шарахаясь в сторону.
— Определись уже, что тебе нужно, — закатывает глаза Арсений. — Всё, успокоился? — добавляет он спустя ещё несколько секунд напряжённого молчания.
У Антона сердце бьётся так, словно вот-вот выпрыгнет. Учитель почти сделал ему минет по его же просьбе. Что за нахуй происходит в этом доме…
— Теперь дашь мне спокойно обработать твой порез? — Антон, всё ещё пребывая в странном состоянии, не говорит ничего, только молча уходит в зал и садится на диван. Попов приносит аптечку и садится перед ним на колени, берёт в свою ладонь руку мальчишки и вытягивает её вперёд так, как ему удобно. Аккуратно поддев кончик бинта, мужчина разрезает его ножницами сбоку, и от металлического холода, который касается кожи, мальчик покрывается мурашками. — Эй, меня пугает, когда ты так долго молчишь и даже не язвишь, — с несколько нервной усмешкой произносит мужчина, подняв взгляд на загруженное лицо подростка. — Тоша-а, — протягивает Арсений.
— Я не хочу сейчас говорить, — отзывается притихший парень, внимательно следя за руками учителя.
— Ладно, — отвёл взгляд старший, возвращаясь к запястью. Сняв бинт, он ещё раз придирчиво осмотрел порез на левой руке. — Подадим заявление на этого Славика? — спрашивает Попов, вынимая мазь, которую советовал Сашка, и нежными прикосновениями покрывая ею края раны.
— Я же сказал, что не хочу сейчас разговаривать, — насупился Шаст, окончательно закрываясь в себе.
— Ты ведёшь себя как ребёнок… — фырчит Арсений и тем не менее осторожно сжимает запястье, боясь причинить боль, и так же бережно наносит широкие ровные слои бинта один поверх другого, формируя надёжную повязку.
— Зато ты как взрослый, — ёрничает Шаст, явно произнося фразу с долей иронии.
— Не больно? — уточняет мужчина, пропустив колкость мимо ушей.
— Нормально, — кивнул головой школьник.
Учитель, отложив аптечку в сторону, сложил обе руки на худых коленках подростка и положил на них подбородок, всё ещё не торопясь вставать с колен. Антон уставился на него оторопело. Арсений мягко ему улыбнулся.
— Тош, мне невыносимо видеть тебя такого, — говорит он вдруг, рассматривая снизу вверх красивое лицо юноши. Мальчишка выглядел растерянным. — А ещё мне невыносимо видеть, какой ты худющий, — добавил он, приподняв подбородок. — Пойдём завтракать, — уютно, по-семейному произносит он, выпрямляясь и протягивая руку. — Пожалуйста, — добавляет Попов, заставляя выкинуть из головы все протесты. Антон, всё ещё подозрительно косясь на старшего, принимает протянутую ладонь, и учитель легко вздёргивает его на ноги.
Антон ест вкусное пюре с мясными котлетами и не может поверить, что Арсений реально так заморачивается с едой.
Арсений думает, что у него может получиться сделать Антона чуть счастливее, если он очень сильно постарается.
Арсений звонит своему бывшему однокласснику, который сейчас работает в прокуратуре, чтоб проконсультироваться. Ситуацию с приёбнутым Славой необходимо решать.
***
— Выглядишь пиздецки, — комментирует Матвиенко, окинув взглядом друга. Шаст, всё такой же высокий и тощий, что совсем не удивительно, был бледноват, его волосы растрёпаны, а его губа, всё ещё распухшая и болезненно саднящая, была с запёкшейся ниткой крови. Его ноги слегка подгибаются, когда он поднимается по ступенькам на второй этаж заброшки, потому что колени всё ещё ноют и саднят.
— Чувствую себя так же, — фыркнул Антон, придавая тону напускной весёлости, чтоб не напрягать парней. — Привет, — он пожимает руки парням и расслабленно приваливается плечом к стенке. Запястья надёжно скрыты рукавами серой толстовки, так что девятиклассники точно не спалят его перебинтованную рану. Шаст… не хочет, чтоб за него переживали.
— Как дела вообще? — осведомляется первым Дима обеспокоенным голосом.
— Да нормально всё. Правда, всё ок, хули вылупились так, — улыбнулся Антон, скрывая за этим игривым настроем общее подавленное состояние. Ему хотелось увидеться с друзьями, убедиться, что у них всё хорошо, выкурить по сигарете и немного сбавить нахлынувший стресс. Шаст чувствует, как все отрицательные эмоции копятся в нём, и просто надеется, что не сойдёт от этого с ума в будущем. — Есть что вкусненькое? — улыбается уголком разбитых губ, смотрит с прищуром.
— Ха, бро, ты щас ахуеешь, чё Димка достал, — смеётся Матвиенко, пихая парня в плечо. Позов недовольно поправляет слетевшие от толчка очки средним пальцем и стаскивает с плеча рюкзак, с которым не расстаётся даже на будничной прогулке.
Школьник, недолго копаясь, вынимает железную круглую банку стильного чёрного цвета. Антон выгибает бровь.
— Этот задрот заказал по интернету снюс, — горделиво улыбается Серёжа, явно довольный своим парнем. Димка, усмехнувшись, открывает крышку и подходит к Шасту. В банке полно небольших, как будто бы крафтовых, полупрозрачных пакетиков с табаком внутри, размером не больше маленькой карамельной конфеты.
— Нихуя-я-я кошерно, — отзывается Антон, беря один из таких пакетиков. — Как его правильно?.. — уточняет он.
— Под губу или за щеку положи и рассасывай. Только не проглоти, — добавляет Матвиенко.
Стоять в одной комнате с табаком за щекой довольно странно. Но, в принципе, опыт интересный.
— Бля, а снафф остался? — не выдержав такой скуки, осведомляется Шаст.
— Ой, блять, эстет, — закатил глаза Серж, но всё-таки протянул баночку с остатками нюхательного табака. Шаст, сплюнув снюс под ноги, щедро вдохнул в себя снафф. Глаза защипало от ментола. Стало как-то лучше. Легче.
Парни говорят о какой-то ерунде и больше всего о школе. Они тактично избегают темы с Арсением, хотя им и интересно, какие отношения между парнями, но не вмешиваются.
***
Когда Антон возвращается в квартиру, тихо прикрыв за собой дверь, он с порога понимает, что дома не один. Рядом с привычной обувью Арсения стоят яркие красные кроссовки, выделяющиеся из общей гаммы бело-серо-чёрных оттенков. На кухне раздаются спокойные мужские голоса — в одном сразу угадывается Арс, а во втором узнаётся Саша.
— Надеюсь, ты спокойно отнесёшься к моему решению, — произносит Попов. Антон, тихонько сняв с себя обувь, крадущейся походкой подбирается к кухне, останавливается в паре шагов, чтоб лучше слышать разговор. Ему интересно, и он ничего не может с собой поделать.
— А мне казалось, у нас могло что-то получиться, — вздохнул Саша, и Антон тут же живо представил, как парень отвёл взгляд к окну.
— С самого начала у нас были свободные отношения. Секс — и ничего больше, мы договаривались, — напомнил Арсений, судя по звуку, поставив на кухонную тумбу стеклянный стакан.
— Так почему бы не оставить всё как есть? — уточняет Саша, подходя ближе к мужчине — это Антон понимает по звуку шагов и приближению голоса. Парень до этого стоял в дальней части комнаты, а сейчас переместился к Арсению, который стоит около плиты.
— Потому что я больше не могу и не хочу заниматься сексом с тобой, — подчёркнуто выделяет последнее слово брюнет. У Антона от такого грубого отношения даже рот приоткрывается. Попов, где твои чёртовы манеры!
— Понятно, — досадливо хмыкнул Саша. — Это из-за того мальчика? Он… милый, — Арсений замолчал на долгие секунды. У Шаста сердце пропустило удар, и его словно током прошибло. Разговор идёт о нём?.. Антон испуганно смотрит по сторонам, словно его могли застать в эту самую секунду, и его уши предательски краснеют от стыда. Он не должен это слышать, не должен знать. Всё и без того слишком сложно.
— Да, из-за него. Надеюсь, мы с тобой останемся друзьями? Я бы не хотел потерять тебя, — Саша хмыкнул, что-то негромко ответил, а после продолжил громче:
— Дружим и никакого секса… Эх, Арсений, я буду скучать по этому, — Попов рассмеялся первым, парень подхватил весёлость. — Но у меня всё равно будет вставать на тебя каждый раз, — игривым тоном добавляет парень.
— Мне приятно это знать, — смеётся в ответ Попов, приобнимая парня.
— Так какие у тебя… планы? На этого мальчика, — наконец, осведомляется тот.
— Если бы я знал… — ответил голубоглазый, покачав головой. — Просто… просто он не заслужил этого всего. Я и так наделал много ошибок.
— Значит, обрубаешь все концы и пробуешь начать сначала? — хмыкнул Саша.
— Вроде того, — задумчиво отозвался учитель.
Антон ощущает себя жутко неправильно, ведь он этого слышать не должен был. Всё и так было сложно, а теперь он чувствует себя совсем сбитым с толку, растерянным и ошарашенным. Шаст, сделав глубокий вдох, испуганно смотрит по сторонам, словно его могли заметить в этот момент, и инстинктивно бросается к двери, чтоб поступить, как всегда: сбежать от проблем.
И тут же замирает на месте, уже потянув ручку вниз и приоткрыв дверь. В подъезде тихо, слабо сияет лампочка, пахнет сигаретным дымом. Шаст, немного приведя дыхание в норму, делает шаг назад и нарочно громко захлопывает дверь, обозначая своё появление.
Антон думает, что надо было зайти так с самого начала.
Антон думает, что ему бы сейчас спрятаться ото всех и обдумать услышанное.
Голоса на кухне замирают, а затем слышатся шаги.
— Привет, — махнул рукой из-за спины Арсения Саша, когда оба вышли в коридор.
— Тебя долго не было, — осведомился Попов, окидывая юношу пристальным взглядом. — Ты такой бледный. Всё нормально? — обеспокоенно добавил он. Антон и сам понимал, что на нём лица нет, и даже не мог выдавить из себя улыбку, только лишь кивнул головой и двинулся вперёд.
— Привет, — отозвался он негромко, стремясь скрыться в зале, но Попов феерично обламывает его, когда пацан пытается протиснуться мимо. Мужчина просто выставляет руку и обхватывает ею плоский живот мальчишки, и притягивает к себе, вынуждая Шаста притормозить и оказаться вжатым спиной в мужскую грудь. Антон пыхтит недовольно, как рассерженный ёжик, и чужие руки ложатся на плечи, разворачивают его лицом к учителю. У Арсения взгляд встревоженный и напряжённый.
— Мне, наверное, пора, — неловко отзывается Саша, понимая, что в этой ситуации он уже третий лишний.
— Нет, — не оборачиваясь, продолжая смотреть в зелёные глаза мальчишки, отвечает старший. — Я бы хотел, чтоб ты осмотрел его порез, если ты не против, — добавляет он. Шаст, чуть прищурившись, смотрит на него глазами ядовитой кобры и едва сдерживается, чтоб не оскалиться, как бездомный пёс на угрозу.
— О, хорошо, без проблем, — тут же отозвался Александр, неловко улыбнувшись школьнику, который перевёл на него взгляд из-за плеча учителя.
Антон думает, что сейчас пошлёт их обоих нахуй и убежит на балкон курить.
Антон вспоминает, что порез и правда надо бы продезинфицировать, он ведь не дурашка, и лучше пускай это сделает Саша, чем Арсений.
Антон смирно сидит, пока парень довольно нежно обращается с его запястьем.
Саша уходит, как только заканчивает с обработкой.
— На ужин гречневый суп, — информирует Арсений, привалившись плечом к дверному проёму и наблюдая, как младший переодевается. Парень его совершенно не стеснялся, всё же Попов уже видел его в одних трусах, когда переодевал, да и вообще они оба парни и вряд ли чем-то сильно отличаются.
— Я хочу лечь спать, — упрямо поджимает губы Шаст, стягивая вслед за футболкой джинсы. Тощий силуэт кажется болезненным, Арсений недовольно покачал головой. Парень стоит спиной к нему и этот жест не замечает.
— Поужинай — и ложись, — отзывается учитель. Парень, бросив шмотки на диван, развернулся в профиль к старшему, копошась в вещах, разбросанных на кресле.
— Я устал, хочу спать, — упрямо продолжает младший, вытягивая из кучи чёрного что-то чёрное и рассматривая в полумраке комнаты. Понюхав и удовлетворившись запахом, он натягивает на себя футболку с надписью «Полетели» на груди и следом выуживает из бардака шорты, в которых спится уютнее всего.
— Ты анорексик? — хмурится Попов. Антон, не сдержавшись, коротко заржал.
— Нет, — фыркнул он, заканчивая с переодеванием.
— Так какого хера тебя так сложно накормить, — недовольным тоном произносит мужчина, закатив глаза.
— Я привык есть мало, окей? — Попов внимательно наблюдает за тем, как парень хмурится и отводит взгляд. — Мама не заботилась о том, чтоб накормить меня, а нормальных продуктов дома почти никогда не было, так что тебе не нужно пытаться заставлять меня есть по три раза в день. Если я захочу — то пойду и сожру что-то, не сомневайся, — Антон не часто бывает столь откровенным с ним, и Арсению действительно стыдно, ведь он и сам должен был понять это.
— Прости. Просто ты такой худой… Да, я понял, это не моё дело, а ты уже взрослый мальчик, — заметив колкий взгляд Антона, быстро капитулировал он. — Спокойной ночи, Тош, — и это ласковое прозвище раз за разом разбивает парня на куски. Арсений уходит на кухню. Антон обессиленно падает на диван и запрокидывает голову на его мягкую спинку.
Антон думает, что «Тош» из губ Арсения звучит как то, что он хотел бы слушать вечно.
Антон думает, что всё стало слишком сложно. Антон боится. Антон хочет другую — нормальную — жизнь. Но погряз в этой руками и ногами. И что с этим делать — он пока не придумал.
