Сквозь пороховой дым и во славу человечества

25 Альбедо, 6 ДПА Ре-Боулорэл, Оккупационная армия Священного Союза Последние лучи солнца уходили за горизонт, оставляя мир во мраке. В такое время большинство жителей деревень, ферм и небольших городков запираются в своих домах, а бродячие торговцы укутываются в тёплый плед перед костром, который отгоняет злых ночных духов и животных. Но в цитадели Ре-Боулорэл, как и во всём городе, царило оживление. Совсем недавно город сдался после нескольких выстрелов из мортиры, во многом благодаря нежеланию коммерческой фракции превращать важную точку торговли мехами в поле битвы, учитывая, что условия капитуляции были более чем приемлемыми. Конечно, старую стражу разоружили и теперь по городу расхаживали патрули роскошно одетых пехотинцев, внушающих не столько страх, сколько восхищение цветами и чистотой формы. Некоторые при виде троих солдат в бело-синих камзолах и начищенных до блеска сапогах, загорались желанием присоединиться к армии неизвестных иноземцев. Такое желание усиливалось и манерой поведения чужеземцев. Чистые лица всегда встречали грязных детей и усталых женщин с улыбкой и иногда даже помогали. Конечно, отчасти это был приказ Генерала, устроившего свой штаб в цитадели. Незадолго до заката в город прибыл крупный конвой. Делегации северных лордов. Когда-то давно Северное Королевство было одним из государств людей, где суровые зимы переживали только сильнейшие, а экономика состояла в основном из торговли мехами и рейдов на соседние государства. Всё это было до прихода Восьми Королей Жадности, которые хоть и были благосклонны к людям, заставили северян стать менее агрессивными. Время шло, а с ним усиливалось влияние Королевства Ре-Эстиз. Всё же передышка от рейдов с севера дала Королевству время для модернизации своих войск, в отличие от северян, чья тактика так и осталась скованной идеей ударь и беги. Брак третьего наследного принца Ре-Эстиз и четвёртой принцессы Северного Королевства должен был укрепить дружбу двух государств, но именно это привело к непоправимому. Во время десятилетия чумы, вместе с сотнями тысяч простолюдинов, погибли и многие представители королевских семей. Болезни, интриги и предательство привели к становлению третьего принца Ре-Эстиз королём Севера, а вместе с этим и к фактической потере суверенитета. Так начались века гнёта Королевства, наполненные постоянными восстаниями и войнами за независимость. Великие герои северного народа гибли в битвах под копытами королевской кавалерии, отражая нескончаемые волны пехоты. Но каждый раз восстания подавлялись, а высшим сословиям северян приходилось давить свою гордость, но до конца она так и не была сломлена. В конце концов, не желая тратить кровь и деньги на постоянные восстания, король Ре-Эстиза оставил идею полной интеграции севера и дал дворянам равные права, лишь бы они держали своих подданных в узде. И это сработало, на удивление всего мира. В какой-то мере северяне всё же поддались южной культуре. Одежда, архитектура и методы войны прижились и стали неотъемлемой частью общества. Настал век мира, но в сердцах людей всё ещё жила надежда на независимость, которую лелеяло поколение за поколением любого сословия. И вот, когда флаг Королевства Ре-Эстиз, развевающийся над городом несколько веков, наконец был спущен, северяне наконец подняли головы, перестав сжимать сердца и увидели. «Может настал час?». Враг моего врага — мой друг. Даже если это иноземцы, они смогли взять город без штурма за считанные дни и по слухам в их распоряжении неизвестная магия и оружие. Союз с такими людьми повысил бы успех восстания. Именно поэтому сейчас в цитадель Ре-Боулорэл прибыло несколько делегаций с разных концов севера. Помимо представителей, тут были и лорды, и бароны, и даже один граф, который прекрасно понимал, что глупо не обсудить возможность союза с людьми, держащими крупнейший город Севера. Ульман Шрёдер Фон Хесен, далеко не последняя фигура среди северных дворян. А дружба с молодым маркизом Кристианом, которого метят на престол после восстания, давала ему ещё больший авторитет. По большому счёту он был одним из первых, кто предложил воспользоваться ситуацией и поднять восстание, и теперь этот шестидесятилетний аристократ, с тонкими закрученными усиками и узким иссохшим лицом, шёл по слабо освещённому коридору цитадели вместе с другими прибывшими, в сопровождении группы солдат, которые поразили и одновременно смутили своей формой высоких гостей. Нахмурившийся Ульман прокручивал в голове варианты развития разговора и уже придумал план на случай отказа, но хотелось верить, что всё пойдёт гладко. Он уже стар, скоро смерть постучится к нему, может поэтому он сейчас изо всех сил пытается оставить свой след в истории. Да и что ему терять? Конечно, у других восставших имелись иные причины, хотя общая цель была едина — восстановление Северного Королевства. Но вот роли в новом государстве они хотели получить неплохие. Думал ли он о возможном поражении? Отчасти. Всё же небольшая горстка мелких дворян осталась верна Королю, а через месяц может прибыть и основная армия. До этого момента они должны иметь сильные позиции. В этом плане Ре-Боулорэл был важен для укрепления общей безопасности. И хоть сейчас город контролировали совершенно неизвестные люди, по крайней мере штурмовать его не приходится. Двери одной из гостиных со скрипом распахнулись и перед прибывшими предстала фигура, склонившаяся над камином. Треск и танец огня завораживал и лишь когда позади Ульмана закрылись двери, они увидели лицо хозяина этого города. Ухоженные тёмно-русые волосы свисали до шеи, а серо-голубые глаза с искрой надменности обратились к новоприбывшим. Белый камзол, поверх которого шёл синеватый мундир, шляпа гордо стояла на каминной полке. Осанка, достойная высших дворян, и благородные, узкие черты лица тут же бросились в глаза графу Ульману, который удивился и насторожился одновременно. Не слишком ли он молод? Человек, стоящий напротив них, был вправду юн, но в его взгляде виднелось пламя, которым обладает не каждый долгожитель. Уверенность в своих способностях и нескрываемая гордость — вот что читалось в этих глазах. Аура этого среднего роста человека в великолепном мундире внушала доверие. Не только Ульман понял, что авторитетом его не напугаешь, а значит переговоры могут затянуться. — Приветствую, господа, — плавный голос обратился к прибывшим, в тот момент, когда рука человека в мундире протянулась для пожатия, — Наполеон Бонапарт, Генерал Верховного Маршала Кайрос. На секунду послы застыли. Неизвестные имена и звания, которые стоящий напротив партнёр говорил совершенно обыденно. Кто же он такой? — Граф Ульман Шрёдер, член совета по освобождению Севера, — ответил Ульман, решивший взять инициативу со стороны своих коллег. Пожав руки, оба приветливо улыбнулись, обменявшись решительностью взять вверх в этих переговорах. Вечер предстоял долгий, а его важность была очевидна обеим сторонам. Если Наполеон не договорится о равном союзе, то обеспечение Госпожи может попасть под угрозу, а следом весь дворец медленно вымрет от голода. Но если Ульман не обеспечит твёрдость договора, то их тылу всегда будет грозить опасность со стороны этих пришельцев. Сев в противоположенные кресла, два человека, от чьих слов зависит будущее своих людей, встретились взглядами, полными бескомпромиссным желанием победы. Переговоры начались.

***

28 Альбедо, 6 ДПА Лес вблизи Дворца Священного Союза был густым тёмным массивом, еле тронутом цивилизацией. Лишь небольшие поселения лесорубов, да городки раскинулись вокруг древнего лабиринта могучих стволов и густой листвы. Сотни безобидных и смертельно опасных видов населяли тёмные глубины этого старого, как сам мир, леса. Мало кто осмеливался заходить глубоко, лишь окраины были пригодными для исследования. Чуть глубже обитали малые оборотни, разнообразные хищные насекомые и дикие звери. Но бичом всех поселенцев и проезжающих по тракту до Ре-Боулорэл были племена лесных гоблинов, которые грабили деревни, караваны, убивали мужчин и уводили женщин в рабство. Сколько групп авантюристов и ополченцев уходили в объятия чёрного леса и пропадали там навсегда. Остались лишь те, кто стали настоящими воинами, как их предки. Северянам запрещалось служить в армии, отдавая предпочтение южанам, которые точно не поднимут восстание. Личные армии северных дворян были ограничены, да и двигать ими без разрешения не позволялось. И вот эти люди, которые хотели лишь мирной жизни, вынуждены, словно воины, брать в руки оружие и защищать себя и свой дом от ужасов леса. Из-за набегов деревни исчезали, а всё больше людей стремились в один из центров. Теперь поселения лесников похожи на небольшие форпосты. Частокол, колья и патрули. Но сегодня в лес вошла группа далеко не лесорубов или авантюристов. Семеро статных мужчин в тёмных, словно парадных, одеждах. Во главе шла женщина, даже точнее сказать девушка в чёрном доломане с ментиком, обшитая золотистым мехом. Стройные ботики для изящных ножек, ступавших по земле пропитанной кровью и завершающая весь образ — меховая шапка с вышитым черепом. Мёртвая голова. Это Луиза Виктория — телохранитель Верховного Маршала и предводитель Гусаров мёртвой головы. Сегодня девушка с нежными голубыми глазами праздно блуждала по лесу в сопровождении своих людей, чей вид отличался белым мехом на ментиках, да количеством пистолей. Охота — то немногое, что могло отвлечь её от печаль и тревог. Хоть это и не королевская охота с собаками и светскими разговорами, но для снятия стресса самое то. Кавалерийский карабин, не идеал для леса, но не беда. На вид хрупкие женские руки крепко держали орудие пороха и огня. Помимо четырёх пистолей, заряженных на любой случай жизни, на поясе висел палаш, ничего особенно, просто добротный клинок. Сегодня результаты не очень, пара серых медведей и огромный крол, кролик-оборотень. Хотя сегодня она охотится не для счёта. Атмосфера во дворце угнетала, надо было развеяться. Причиной была её госпожа, хандрившая уже какой день. Кайрос запиралась в своём кабинете, шарахалась от каждого её движения и порой просто застывала, тупя взгляд обо что-то. Ночь теперь наполнял тихий плач и стон, доносящийся из-за закрытых дверей кабинета. Виктория понимала, что её госпоже плохо, но не могла помочь, лишь смотрела и страдала сама. Ещё один скалозуб упал на землю, пока Мёртвая Голова аккуратно насыпала порох на полку замка. В голове всё ещё звучал тот стон отчаяния и грусти, который пробирал душу холодом, подобно лютому морозу. Тогда она лежала в своей постели, глядя в потолок, пока скорбь скребла в груди. Почему? Почему её госпожа страдает? Они что-то не так делают? Почему? — Почему вы молчите… почему держите в себе, — тихо прошептала себе под нос Виктория так, что никто из её людей не услышал, полных грусти слов. Лес успокаивал, шелест листвы отгонял ту тяжесть, что накидывалась на Мёртвую Голову в дворце. Выдохнув, она поднялась, повесив заряженный карабин на плечо. Тут ей нечего бояться. Местные звери легко поддавались пулям, хотя глубже Виктория заходить не хотела. Не из-за страха, но из-за соображения безопасности. Если что-то случится во дворце, то лучше быть как можно быстрее. За их лошадьми приглядывает восьмой гусар на окраине леса. Редкие опушки, лес, небольшие горные выступы, опять лес. Где-то виднелись какие-то развалины, но гусарам было всё равно, это страсть Наполеона, а не их. Но что-то привлекло их внимание в одних руинах, окутанных зеленью и трещинами, говорящих о великом возрасте. Звук. Приглушённое клацанье, хрюканье и ржание. Не хохот, а именно ржание. Виктория и её люди были под прикрытием леса и могли лицезреть омерзительный источник гама. Гоблины. Мелкие зелёные создания, устроившие лагерь в этих руинах. Их уродливые, покрытые пупырышками лица исказились в животной улыбке, пока они впивались в еле прожаренное мясо. По виду — кучки человеческих костей с ещё видными следами крови и мяса, было нетрудно понять, чьей плотью они лакомятся. Из самодельных палаток и шатров то и дело выходили зелёные коротышки, расхаживая по своему лагерю, перекидываясь с сородичами какими-то примитивными фразами. — Приготовить ружья, — тихо кинула Виктория своим людям, которые с явным отвращением смотрели на коротышек, — время немного размяться. То ли от омерзительного зрелища гоблинов, то от желания заглушить ноющую боль в груди, Виктория навела мушку на зелёнокожего в церемониальном головном уборе из костей и кусков кожи. По виду шаман или вождь. Идеальная первая цель. Вероятность попадания — восемьдесят процентов. Её пассивные навыки и прокачка повысили те жалкие цифры до нужного уровня. Хоть она и оставалось бойцом ближнего и конного боя, стрельба из пистолей и кавалерийских карабинов была для неё простейшим делом. Серия выстрелов из ружей Виктории и её гусаров в тёмных доломанах пронзила округу, поразив семь из восьми целей и затянув свою позицию пороховой дымкой. Крики и гам воцарились в лагере гоблинов, которые, лишившись шамана, начали бегать, словно муравьи у растоптанного муравейника. Из леса открывался прекрасный вид на лагерь, который они могли безнаказанно расстреливать. И пока гоблины бегали туда-сюда, пытаясь скрыться от неизвестных стрелков, гусары с Викторией уже успели дать ещё три залпа. Пули разили мелких животных, пока вся простреливаемая зона не была усеяна зелёными трупами в примитивной броне, если она вообще была. Но гоблины может и были трусливы, но точно не глупыми и вскоре ни Виктория, ни кто-либо из гусар не мог нормально вести огонь. Чёртовы животные попрятались в своих норах. Были бы собаки, они вытравили бы их, но увы. Придётся запачкать свои клинки. С явным сожалением они глянули на свои палаши, которые ценили как дар Великих Маршалов. Перемахнув через поваленное старостью дерево, за которым они практиковались в меткости на гоблинах, Гусары Мёртвой Головы во главе своего Генерала двинулись в сторону древних поросших руин. На вид это был какой-то дворец или собор, количество разрушенных колонн и потухшего со временем мрамора поражало. Но от этого становилось ещё противнее, что такие животные, как гоблины, посмели осквернить столь мирное место своими бренными телами. Очищение силой стали и пороха. Пока трое человек, включая Викторию, шагали вперёд и беря центр, остальные распределились поровну, прикрывая фланги и тыл, те части, куда точно ударят эти уродцы. И они не заставили себя ждать. Выпрыгнувшие коротышки попытались ударить своими примитивными орудиями, но быстро падали под огнём ружей и пистолей. Это почти было похоже на танец, в котором ружья элегантно сменялись компактными пистолями, а те изящным палашом, крошившим гоблинов словно боевой молот хрусталь. И в какой-то момент гусарам показалось, что так они хотели бы провести следующие часы, просто разрубая беззащитных существ без какого-либо напряжения, но в то же время умер последний гоблин, пытавшийся убежать в щель, где, видимо, был небольшой лагерь. Виктория пробежалась глазами по очищенным руинам и, облегчённо выдохнув, отряхнула свой палаш от тёмно-алой крови. Напряжение чуток ушло и была даже минута, когда она забыла о проблемах и заботах, отдавшись целиком резне. Это было просто и приятно, будто порыв ветра. Хотелось не останавливать этот танец крови и стали, а дать ему захлестнуть себя, но этого не случилось. Появилось некое чувство предательства. Чем она занята? Ходит по лесу и режет существ, чьё существование еле сравнивается с мусором, пока её госпожа страдает в одиночестве. Почему… Глава Гусаров Мёртвой Головы виновато покачала головой и ровно произнесла: — Возвращаемся. Вложив палаши и перезарядив пистоли с ружьями, они уже хотели отходить к своим скакунам, когда от одного из гусар донёсся растерянный возглас: — Госпожа, тут… Гусар в тёмном ментике стоял возле одного из шатров, разбитого у треснувших стен. Примитивная работа, похожая на ночлежку бездомного. Сморщившись от омерзительного запаха, гнили и выделений, Виктория подошла к палатке, край которой приоткрыл гусар. Увиденное внутри нельзя описать иначе, как склад тел. Прикрытие лишь каким-то тряпьём в лучшем случае, несколько девушек валялись на подстилке из гнилой соломы вперемешку с экскрементами. Пустые глаза, которые отражали немой стон души, не отрывались от одной точки, даже когда на их истерзанную кожу упал дневной свет. Страшно было даже представить, что те мелкие уродцы творили с этими юными девами. Отшатнувшись, Виктория на мгновение лишилась дара речи, ужаснувшись от картины, скрывавшейся в этом невзрачном шатре. Мысли спутались, метясь от непонимания такого зверства, до желания выпотрошить зелёных ксеносов, сотворивших подобное, правда они уже все были мертвы. Но всё же, переборов сжимающееся от смеси жалости и ненависти сердце, Виктория ещё раз взглянула на те безжизненные оболочки, праздно лежащие в шатре, и решилась на самый опрометчивый поступок, который был возможен. — Мы забираем их с собой, — подавив ком в горле, произнесла она. Повисла секундная тишина, которую посмел прервать один из гусаров: — При всём уважении, Генерал, но как на это отреагирует Госпожа Кайрос? — Ты сомневаешься в милости Госпожи? — непреклонно ответила Виктория, — Госпожа Кайрос никогда бы не бросила людей, пострадавших от лап проклятых ксеносов. — Слушаюсь, Генерал, — гусар смиренно поклонился и вместе со своими товарищами вошли в зловонный шатёр, пропитанный криками и страхом.

***

Лошади были давно в своих стойлах, а клирики из гарнизона помогают жертвам зелёнокожих. Но Виктория Луиза, несмотря на спасение девушек и новости об успешных переговорах с послами северян, была глубоко в своих переживаниях. На горизонте уже собирались тёмные тучи. Будет буря, она это чувствовала. Проходясь в полумраке по второму этажу, мимо гостиных и галерей, где обычно обитают офицеры Наполеона, который сейчас борется за будущие владения Госпожи, Виктория не могла отделаться от мрачных мыслей. Картина тех девушек, которые попали в тот ад, не оставляла её. Сейчас Госпожа ослаблена болезнью. Что если с ней сотворят что-то подобное? Нет-нет! Глава Гусаров Мёртвой головы с бессильным шипением встряхнула голову, будто прогоняя неприятные мысли. Для того она и тут, чтобы защитить Кайрос от всех бед, пока она не вернёт себе былую мощь. Что же стало с её Госпожой… Ей больно, но причина сокрыта тайной. Она верила, что Кайрос сильная, по-другому и быть не могло. Правда сейчас даже Виктория понимала, что продолжаться так больше не может. Необходимо сделать хоть что-то, неважно что, пусть это даже будет безумием. Пройдясь взглядом по большому коридорному окну, по стеклу которого начали сползать молодые капли дождя, Виктория остановила свой взгляд на одной фигуре в противоположенном окне. Эта была Кайрос…

***

Бокал опустел, как и бутылка, стоявшая на письменном столе в полумраке комнаты. Дождь не утихал и всё продолжал отыгрывать на окне свою угнетающую симфонию. Подойдя к стеклу, от которого так и веяло холодом, Кайрос хотела провести пальцем. Чтобы прочувствовать, как кожа прилипает к запотевающему от её тепла стеклу, чтобы ощутить ту влагу, которая остаётся на мягких подушечках, чтобы убедиться в реальности всего происходящего. Но рука остановилась, так и не коснувшись стёкла. Глаз начал дёргаться, будто пытаясь отрицать, что это её пальцы, что эта нежная кожа принадлежит ей. По бокалу прошлась лёгкая дрожь, а в следующий момент он устремился к книжной полке, разлетевшись там на сотни маленьких осколков. Последние нити самообладания были оборваны. Душа, истрепанная словно рубашка уличного мальчишки, больше не могла сдерживать тот порыв отчаяния, что захлестнул её. Хотелось кричать, но голос умирал в зачатке, отдаваясь лишь эхом стона, который тихо звучал во мраке комнаты. Дрожащие губы сжимались всё сильнее, но и они больше не могли хранить тот порыв, что пронзил тело девушки. Некогда стойкие, но на вид такие хрупкие ноги подкосились и Кайрос упала на жёсткий пол кабинета. По трясущимся щекам сползали прозрачные капли, которые она уже не пыталась стереть. Руки впились в сложенные серебристо-белые волосы, отчаянно пытаясь вернуть хотя бы иллюзию контроля. Но всё давно было потеряно. В бездне отчаяния ей хотелось лишь вернуться домой, обратно. Бороться уже просто не было сил. Сдаться, покончить с этим навсегда и в мгновение проснуться в своей постели. Мелкие, еле солёные капли падали с лица Кайрос, растворяясь в безразличном дереве. Дрожь не унималась, да и могла ли она? На полке, где рядом со стройным рядом однотипных книг валялись осколки стекла, те остатки вина, что всегда остаются на дне, медленно впитывались в сухую обложку гримуара под приглушённые всхлипывания и стоны, раздающиеся в тёмной комнате, которую освещает лишь тусклый свет, выглядывающий из-за туч луны. Но истязающий душу скрежет безысходности и печали был прерван мягким касанием руки, которая плавно легла на трясущееся плечо Кайрос. С ужасом вздрогнув, она открыла заплаканные глаза и уже хотела обернуться, но в тот же момент её взгляд пересёкся с Викторией, которая опустилась к ней. Ласковый взгляд голубоглазой девушки будто проникал в самые тёмные и отчаявшееся уголки измученной души Кайрос, которая уже не могла закрыться от неё. И уже в следующий миг Виктория прижала к груди свою беззащитную госпожу, прикрывая от всего того одиночества и страха, в котором она утопала, но отказывалась это признавать. Лицо всё глубже погружалось в тёплый ментик, который покорно впитывал слёзы и стоны, которые всё больше перерастали в рыдание. Виктория нежно обняла девушку, поглаживая по растрепавшимся волосам, с каждым движением забирая часть того яда, что мучил её госпожу. Кайрос уже не сдерживалась, всё больше прижимались к успокаивающему теплу Виктории, словно ребёнок, ищущий защиты у матери. «Почему я тут? Почему только она со мной? Почему?» Дрожащие руки девушки неуверенно заходили за спину телохранителя, всё ещё отказываясь принять очевидное. Всхлипывания разбивались об плотную ткань ментика, пропитанную болью и слезами Кайрос. Пальцы медленно соединялись на спине Виктории и через мгновение девушка обхватила ту единственную, кто пришёл к ней в этот час. Та, кто с искренней понимающей улыбкой проводил по мягким волосам. Та, кто делилась своим теплом в эту холодную ночь. Та, кто сейчас прижимала и впитывала в себя всё то, что накопилось в отчаявшемся человеке. А опустевшая бутылка всё так и стояла на письменном столе, безмолвно взирая на слившихся в одно девушек, объятых хладным лунным светом наступившей ночи.