Шрамы

Сон ускользал от меня по мере того, как события недели продолжали прокручиваться у меня в голове. Я ворочалась с боку на бок, желая поскорее уснуть, очистить разум, но каждый раз терпела поражение. Это был один из тех раздражающих случаев, когда чем больше ты пытаешься ни о чем не думать, тем больше глупых мыслей приходит в голову. В конце концов я застонала от раздражения, осознав, что по какой-то неведомой причине перебрала в уме уже двенадцать различных способов использования драконьей крови, ингредиенты для Эйфорийного эликсира и в данный момент перечисляю звезды в разнообразных созвездиях. Жизненно важные мысли в три часа ночи, по мнению моего мозга. Перед рассветом пятничного утра я наконец уснула, но это был не легкий сон без сновидений, на который я так надеялась. Вместо этого меня мучили нелепые и, откровенно говоря, немного сбивающие с толку грезы. В последние несколько месяцев мои сны всегда были одинаковыми и неизменно возвращали меня в тот ужасный день. Иногда они походили на воспоминания, снова и снова прокручиваясь у меня в голове, а иногда я оказывалась в замке и видела события, которые, как я понимала, на самом деле не происходили. Иногда мне снилось, что мы проиграли или что Гарри умер, а в другую ночь виделось, как я беспомощно стою, пока Фред или Римус погибают. К сожалению, мой последний сон принадлежал ко второму типу. Я находилась в замке в самый разгар битвы, и по бесчисленным коридорам школы меня преследовал Пожиратель смерти в маске. Я ощущала, как паника распространялась по всему телу, когда, убегая, обрушивала на преследователя шквал заклинаний. Физически я чувствовала, как он догоняет меня. Я забежала в одинокий пустынный коридор и попыталась двигаться быстрее, но споткнулась, в этот момент получив сильный толчок в спину. Боль пронзила все мое тело, и я упала на пол. Пожиратель смерти медленно приближался ко мне, и я поняла, что оказалась лицом к лицу с отвратительной маской убийцы. Только прорези для глаз раскрывали истинную личность, скрывавшуюся за ней. Я заглянула в холодные, жестокие глаза, находящиеся всего в паре сантиметров от меня. Они показались мне странно знакомыми. Обеими руками потянувшись к маске, я сняла ее с человека, стоявшего передо мной. Увидев лицо, взирающее на меня, я ахнула. Это был Малфой. Я отшатнулась от него, шокированная тем, что он оказался Пожирателем смерти. Что он был способен на такое зло. Вытащив свою палочку, Малфой направил ее на меня, и я в страхе закричала, прежде чем проснуться. Рывком сев на постели, я обнаружила, что нахожусь в своей комнате, а простыни обернулись вокруг моих ног и с лица капает пот. С облегчением я осознала, что это был всего лишь сон. Я лежала в кровати, тяжело дыша и ожидая, когда сердце перестанет вырываться из груди. Откинувшись на подушки, я попыталась снова уснуть, но меня охватил страх, что, если я закрою глаза, кошмары вернутся. В итоге я лежала без сна, пока тьма, окутывавшая комнату, наконец не рассеялась и бледное зарево за окном не принесло с собой пение птиц. Спустя некоторое время я выскользнула из кровати и быстро оделась, стараясь не разбудить спящих соседок. Замок все еще оставался безлюдным, когда я спустилась из общежития и пошла куда глаза глядят. Восходящее солнце отбрасывало тени на серые стены, и звук моих шагов эхом разносился по коридорам. Я не могла выбросить из головы приснившийся кошмар и страх, который я ощущала, пробегая во сне по этим самым коридорам. И все же на удивление эти тихие и безлюдные стены приносили мне утешение. Спустя некоторое время бесцельного брожения я очутилась на вершине Часовой башни. Я наблюдала, как солнце медленно подымалось над горами, а теплые лучи света отбрасывали блики над мерцающей поверхностью прозрачного озера. Чувство успокоения охватило меня при виде этой картины, и еще какое-то время я стояла, наблюдая за умиротворенностью раннего утра, прежде чем не спеша вернуться в замок, ощущая, как вновь обретенные покой и безмятежность ускользают от меня с каждым шагом. Я вошла в полупустой Большой зал, в котором находились только несколько когтевранцев и пуффендуйцев, что неудивительно в такую рань. Положив книгу перед собой, я открыла ее на случайной странице и просто уставилась на слова, даже не пытаясь читать. Как бы я ни любила книги, но однажды я обнаружила интересный факт: если перед тобой лежит раскрытая книга, то люди не будут тебя беспокоить. Пока я бездумно пялилась на страницы, мой мозг вернулся к сегодняшнему сну. Малфой — Пожиратель смерти. В этом не было ничего удивительного, и все же во сне я была шокирована этим фактом. Я знала, что он был Пожирателем смерти, и также была слишком хорошо осведомлена о том, на что он способен. И если мне нужно было напоминание об этом — его комментарий накануне днем не оставлял никаких сомнений в том, что он думает обо мне. Почему-то от этой мысли в груди неприятно кольнуло. Я мысленно приказала себе не думать об этом. Я отказывалась задумываться о том, почему его действия продолжают завладевать моими мыслями и, что еще важнее, почему они так сильно меня беспокоят? Что во мне изменилось? Я смогла убедить себя в том, что для меня это было просто частью незавершенной головоломки, которые я терпеть не могла, а его недавнего поведения было вполне достаточно, чтобы пошатнуть мое равновесие. По крайней мере, я пыталась себя в этом уверить. — Гермиона? — внезапный голос позади прервал мои раздумья. — Мм? — оторвав взгляд от книги, я с удивлением заметила, что Большой зал полон людей и движения. Когда это успело произойти? Я обернулась на источник звука и увидела приближающихся ко мне Гарри, Рона и Джинни. — Все хорошо, Гермиона? — спросил Гарри, все еще глядя на меня с беспокойством. Можно с уверенностью сказать, что в последние дни он относился ко мне так же мягко и бережно, как к ребенку. Возможно, он и опекал меня немного сильнее, чем стоило, но в глубине души мне было приятно, что он находился рядом и что мы снова были близки. — Да, я в порядке, — сказала я, пытаясь ободряюще ему улыбнуться. — Правда? — По его взгляду было понятно, что он мне не верит. — Потому что мне пришлось трижды позвать тебя, прежде чем ты повернулась. Упс. Видимо, я была глубже в своих мыслях, чем осознавала. — Извини, я не слышала. Наверное, просто устала, — предложила я в качестве объяснения. — Плохо спала сегодня? — снова спросил Гарри. — Как ты понял? Я так плохо выгляжу? — я попыталась пошутить. — Нет, конечно же, нет. Я не это имел в виду. Я имею в виду, ты выглядишь хорошо, — Гарри в панике начал отступать. Замечательно, значит, я действительно выгляжу ужасно. — Гарри лишь пытается сказать, — пришла на помощь своему парню Джинни, — что сегодня утром ты очень рано покинула комнату, что странно. Обычно ты не из тех, кто первыми просыпаются и уходят. Гарри с благодарностью посмотрел на Джинни, радуясь тому, что она помогла ему выйти из неловкого положения. Я всегда была раздражительной, если не высплюсь, поэтому растерянное лицо Гарри заставило меня почувствовать себя немного виноватой. Я глубоко вздохнула, прежде чем ответить: — О, Гарри, прости меня, — я подарила ему извиняющуюся улыбку, — ты прав. Я плохо спала прошлой ночью — опять кошмары. Извини, что сорвалась на тебе. — Ничего страшного. Со всеми случается, — ответил он, но его глаза погрустнели. Джинни наклонилась и погладила Гарри по руке, пытаясь приободрить. Великолепно. День еще даже не начался, а я уже испортила всем настроение. Ну, всем, кроме Рона, который оставался совершенно безразличен к смене атмосферы, так как продолжал накладывать еду в тарелку, попутно закидывая ее в рот. По правде говоря, иногда я завидовала его очевидной глупости. Как здорово, должно быть, совершенно не обращать внимания на чувства остальных и просто делать то, что хочешь, не беспокоясь постоянно об окружающих тебя людях. После этого я решила помалкивать, боясь, что мое плохое настроение передастся всем остальным. Поэтому я лишь наполовину слушала, как эти трое разговаривали о предстоящем квиддичном матче с Пуффендуем — первая игра в сезоне, которая должна состояться завтра. Пока другие смеялись над какой-то забавной ситуацией, произошедшей вчера на тренировке, я не могла не ощутить неприятный укол в животе, который, как я знала, был ревностью. Я знаю, что это глупо, но мне начало казаться, будто я упускаю что-то важное. Гарри, Рон и я всегда были неразлучны, и теперь казалось странным, что мы не проводим столько времени вместе. Если они не играли в квиддич, тогда Гарри был с Джинни, а Рон большую часть своего времени крутился вокруг Лаванды. А когда они находились в Общей комнате, я отрабатывала свое наказание. Я чувствовала, что меня оставляют в стороне. Будто я и так была недостаточно раздраженной, в Большой зал вошла Лаванда. Обвив шею Рона руками, она села к нему на колени, что стало для меня последней каплей. Когда ее губы накрыли его рот — а она постаралась, чтобы это увидели все, — я почувствовала, как невольные слезы щиплют мне глаза. Я поняла, что мне необходимо уйти прочь прежде, чем я устрою сцену и в очередной раз выставлю себя на посмешище. Я поспешно сунула книгу обратно в сумку и пробормотала, что мне нужно в библиотеку. Мое старое доброе надежное оправдание. Никто из них даже глазом не моргнул, когда я ушла. Что, может быть, и к лучшему, ведь никто не заметил и того, как из моих глаз потекли первые слезы. К счастью для меня, профессор Флитвик весь урок рассказывал о плюсах и минусах некоторых заклинаний, предоставляя нам теорию, что означало, что я могла тупо уставиться на доску, не думая ни о чем. Сдвоенная Нумерология сильно не отличалась от Заклинаний: профессор Вектор учила нас тому, чем я в совершенстве овладела еще во время подготовки к СОВ, поэтому следующие два часа я просидела, все так же пялясь в пространство, изредка бросая взгляд на пергамент, делая вид, что конспектирую. А поскольку день был скучным, он неизбежно затянулся. Время, казалось, застыло в одной точке. Я все чаще бросала взгляд на часы, каждый раз разочаровываясь из-за того, как медленно идет время. В конце концов я принялась постукивать пером по столу, за что получила недовольные взгляды от моей соседки из Когтеврана. Что ж, это ее проблемы. К тому времени, как наступил последний урок, Зельеварение, я чувствовала себя, мягко говоря, паршиво. Голова отказывалась работать должным образом, а нервная система была готова взорваться в любой момент. Я чуть не снесла голову второкурснику, который врезался в меня в коридоре, потому что не смотрел, куда идет. Конечно, я не в буквальном смысле снесла ему голову, но заставила довольно сильно заплакать, из-за чего позже почувствовала угрызения совести, но в тот момент у меня не было времени и энергии, чтобы подумать об этом. Я ненадолго остановилась перед дверью кабинета, чтобы немного успокоиться и взять себя в руки, прежде чем войти. Сейчас мне нужно хотя бы постараться выглядеть внимательной, так как у меня было ощущение, что профессор Хейвен не окажется такой снисходительной, как другие преподаватели. Я подозревала, что не нравлюсь ей, что было неудивительно, но немного обескураживающе для человека, который заработал репутацию учительского любимчика с первого дня учебы. Я заметила, что у профессора Хейвен появилась тенденция наблюдать за нами с Малфоем, подобно ястребу, и задавать самые сложные вопросы, явно имеющие цель поймать одного из нас на незнании. Но, к несчастью для нее, такого еще не случалось, и это, как я могла заметить, ее жутко раздражало. Каждый раз, когда ей не удавалось подловить нас, ее взгляд становился твёрдым, а губы плотно сжимались в одну прямую линию. Обычно меня немного беспокоили взгляды, которые она кидала в мою сторону, но сегодня, войдя в класс и заняв свое место, я поняла, что у меня даже не было сил, чтобы обращать на них внимание. В ожидании начала занятия я начала водить пером в углу пергамента, пытаясь отвлечься и не уснуть. Я даже не сразу осознала, что Малфой выдвинул стул и сел рядом со мной. Я все еще пребывала в смятении после своего сна, в моих мыслях крутилось только: «Пожиратель смерти, Пожиратель смерти», поэтому, перебросив волосы на правое плечо, я постаралась скрыться от его глаз и продолжила расписывать бумагу, пока профессор Хейвен не встала в передней части класса и не начала рассказывать о зелье, которое нам предстояло сегодня приготовить. Через полчаса наше зелье было готово уже наполовину. Рука Малфоя зажила, и на этой неделе он смог сам нарезать ингредиенты, за что я была очень благодарна, так как обнаружила, что постоянно отвлекаюсь и не могу сосредоточиться на том, что должна делать. Он, казалось, был счастлив снова взять инициативу в свои руки, а я была счастлива позволить ему это. Мне даже удалось не смотреть на Малфоя, постоянно находясь к нему спиной, а поскольку мы усовершенствовали наше искусство совместной работы, во время которой могли не говорить ни слова, то об этом мне тоже не пришлось беспокоиться. И план прекрасно работал практически до конца урока, когда мы уже начали убирать своё рабочее место, но тут к нашему столу вдруг подошла Джинни, неся в руках ингредиенты, которые собиралась отнести обратно в кладовую. — Ну что, Гермиона, ты уже в хорошем настроении? — спросила она с дразнящим огоньком в глазах. Прекрасно видя, что это не так. Я бросила мрачный взгляд в ее сторону. — Это значит нет? Еще один убийственный взгляд от меня. — Не хочу показаться грубой, Джинни, но ты что-то хотела? — спросила я. Возможно, слишком язвительным голосом, но не могла ничего с собой поделать. — Ну, — угрожающим тоном произнесла Джинни, явно не понимая намека на то, чтобы уйти, и продолжила: — Я не могла не заметить твоего плохого настроения в последнее время, и я подумала: может, это как-то связано с Кормаком? Краем глаза я заметила, как Малфой вдруг замер на месте, прекратив убирать. Она что-то узнала? Если Гарри рассказал ей, я убью его голыми руками. — Что ты имеешь в виду? — Я пыталась, чтобы мой голос звучал как можно естественней. — Да ладно тебе, Гермиона, я знаю, что он тебе нравится. А после того, что случилось на вечеринке, я была уверена, что вы сойдетесь. Тебе правда стоит поговорить с ним и дать ему шанс. Я имею в виду, он же милый и хороший парень, ну же. Тебя же не заставляют выходить за него замуж, просто повеселись. Я правда не понимаю, в чем проблема. Негромкий смешок позади меня напомнил о том, что Малфой находится рядом и может слышать каждое слово. К счастью, Джинни, казалось, не обращала на него никакого внимания. Я посмотрела на подругу, не веря своим ушам и удивляясь, как такая умная девушка могла так неверно истолковать ситуацию. Хорошо, что Джинни влюбилась в Гарри, потому что у нее определенно был дерьмовый вкус на парней. Я никогда не воспринимала ее как безнадежного романтика или сводницу, но, судя по всему, я была неправа. Девушка стояла передо мной, сложив руки на груди и с довольным выражением лица, будто только что привела убедительный аргумент, с которым я не могла не согласиться. И она опять ошиблась. Не желая вести этот разговор рядом с любопытными ушами Малфоя, я схватила Джинни за руку и потащила ее в уединение кладовой. Убедившись, что мы остались одни, я повернулась к ней лицом, наконец отпуская все, что накопилось внутри: — Джинни, давай начистоту, я скажу это один раз и навсегда. Мне не нравится Кормак. Мне никогда не нравился Кормак. Он грубый, он высокомерный, он мерзкий. Возможно, он милый, но если хотя бы на секунду ты могла подумать, что я захочу быть с таким парнем, то, очевидно, ты совершенно меня не знаешь. Я поцеловала его только потому, что была пьяна и ревновала Рона к Лаванде, о чем ты могла бы знать, если бы удосужилась уделить мне хоть немного внимания. И, прежде чем ты скажешь еще что-то, — добавила я, увидев, как загорелись ее глаза и уже было открылся рот, — не утруждайся, этот поезд уже ушел. Я знаю, что вы с Гарри счастливы вместе, и, поверь мне, я рада за вас, но только попробуй еще раз произнести подобные слова. Возможно, я и сама по себе, но это не значит, что в меня нужно бросать всех мужчин подряд. Я лучше буду в одиночестве, чем застряну не с тем человеком. Я не стала дожидаться ответа, лишь прошла мимо и вышла из кладовой, оставив пораженную Джинни позади. Никогда прежде я не разговаривала с ней таким тоном и была поражена своим поведением. Я все еще тяжело дышала, когда вернулась на свое место, но впервые за много лет тугой узел гнева, сжимавший меня изнутри, начал ослабевать. Когда урок закончился, я принялась, как обычно, собирать и приводить в порядок свои вещи. Остальные сразу поспешили на тренировку по квиддичу, поэтому я покинула кабинет Зельеварения в одиночестве, планируя отправиться в библиотеку, чтобы сделать домашнее задание. — Грейнджер, — услышала я голос позади. Я прекрасно знала, кому он принадлежит, поэтому ускорила шаг. Он не мог сказать мне ничего нового. — Грейнджер! Я слышала его приближающиеся шаги, и в один момент он уже оказался передо мной. — Ты никому не рассказала о Маклаггене? — он посмотрел на меня, как мне показалось, с беспокойством. С беспокойством за самого себя, несомненно. — О, не волнуйся, Малфой, я сохраню твой секрет. Меньше всего мне хочется, чтобы у тебя возникли неприятности из-за меня, — произнесла я голосом, полным сарказма. — И, кроме того, зачем мне говорить кому-то? Я ведь сама во всем виновата. Я заслужила то, что со мной произошло. Не так ли? Он пошатнулся от моих слов, но я не стала ждать ответа. Проснувшись на следующее утро, я поняла, что всякая надежда на то, что мое настроение улучшится, исчезла. Я все еще была разочарована словами Малфоя, которые занимали мои мысли днями и ночами. Я легла спать сердитая из-за того, что Рон попросил меня помочь ему с домашним заданием по Заклинаниям, которое он, как обычно, дотянул до последней минуты. Раньше я неизменно помогала ему. Сначала я делала вид, что раздражена, и недолго сетовала, но на самом деле всегда была рада, когда Рон во мне нуждался. На этот же раз я накричала на него и сказала, чтобы за помощью он обращался к своей девушке. Еще была Джинни. Хоть я и чувствовала себя лучше из-за того, что все ей прояснила, но Джинни не очень хорошо восприняла жесткую честность. Внешне мы были само дружелюбие по отношению друг к другу, но между нами явно ощущалось почти физическое напряжение. Это был классический пример пассивно-агрессивной девчачьей ссоры. Я была уверена, что Гарри уже слышал обо всем от Джинни, но все же он был единственным, помимо Малфоя, кто знал о причине моего отношения к Кормаку. Наверное, поэтому он садился между нами, выглядя совершенно испуганным, в то время как мы посылали друг другу милые улыбки, обмениваясь ментальными оскорблениями. Не только ситуация с Джинни и Роном выбивала меня из колеи. Войдя в гостиную этим утром, я обнаружила своих друзей в квиддичной форме, готовящимися к первому матчу сезона. Я подбадривала их вместе с остальными, пока не пришла оставшаяся часть команды, пытаясь не обращать внимание на чувство, появившееся в животе. Чувство, которое, я знала, я не имела права испытывать. Это было чувство вины за то, что я пропускаю игру из-за наказания, и чувство ревности, от которого я никак не могла избавиться. Тем утром во время завтрака Гарри и Джинни были, как обычно, спокойны, возможно, только немного тише, в то время как Рон не произносил ни звука и ничего не ел — верный признак того, что он был сам не свой. Рон всегда очень переживал перед матчем, и, пожалуй, перерыв в игре длительностью в год не укреплял его уверенности в себе. Завтрак прошел довольно тихо. Рон хранил гробовое молчание, выглядя так, будто его вот-вот стошнит, а Гарри и Джинни сидели с сосредоточенными выражениями лиц, пытаясь пробежаться по игровой стратегии. Единственный раз, когда кто-то из нас заговорил, был когда другие студенты подошли пожелать ребятам удачи. Гарри и Джинни быстро поблагодарили их, а лицо Рона приобрело еще более зеленый оттенок. Гарри наконец встал, и это был сигнал, что время пришло. Я с завистью наблюдала, как остальные провожали команду к двери, пытаясь добраться до трибуны как можно раньше, чтобы занять лучшие места. Я повернулась к Гарри, намереваясь пожелать удачи и подбодрить, но его плотным кругом уже окружили фанаты. — Удачи, Гарри! — крикнула я куда-то в толпу, надеясь, что он меня услышит. — Спасибо, Гермиона! Увидимся позже! — крикнул Гарри в ответ, прежде чем скрыться в потоке людей. Остальные даже не обернулись, чтобы попрощаться со мной, лишь последовали за своим капитаном на выход. Я осталась стоять там, пока Большой зал полностью не опустел и шум не сменился оглушающей тишиной. Затем я собрала свои вещи и направилась в библиотеку для очередного наказания. Шагая по пустым коридорам, я была поражена царившей повсюду тишиной. Помимо моих шагов, единственным источником шума были периодические подбадривающие крики толпы, направляющейся на стадион. Я не считала себя особенно большой фанаткой квиддича, но меня также не радовала необходимость находиться одной в пустом замке, пока все остальные веселятся снаружи. Я вошла в пустую библиотеку и обнаружила, что Малфоя еще нет. Факт, который снова разозлил меня. Если он пропустит наказание ради матча по квиддичу, я убью его. Он заявился спустя десять минут, даже не потрудившись объяснить причину своего опоздания. Маленький клубок раздражения превратился в закипающий котел гнева. — Очень мило с твоей стороны почтить меня своим присутствием, — саркастически пробормотала я, даже не пытаясь скрыть недовольство в голосе. Малфой не удосужился ответить, но хмурый взгляд, брошенный в мою сторону, ясно говорил о том, что он меня услышал. Я удовлетворенно ухмыльнулась, довольная тем, что смогла спровоцировать его реакцию. И с этого момента я поняла, что не могу ничего с собой поделать. Я огрызалась в ответ на каждый вопрос, который он задавал; критиковала его за малейшую ошибку; громко вздыхала, если он слишком долго делал что-то. И Малфой терпел это без единого слова. Чем дольше он молчал, тем решительней я старалась вывести его из себя. Я хотела, чтобы он ответил, чтобы он начал ссориться со мной. Я хотела выплеснуть на кого-то разочарование и гнев, которые испытывала, без чувства вины, и Малфой идеально подходил для этого. Но он не велся ни на одну из моих провокаций. Когда громкие аплодисменты с квиддичных трибун нарушили тишину библиотеки, глаза Малфоя обратились к окну, и он разочарованно выдохнул. — Какая-то проблема? — спросила я саркастически, хотя точно знала, что его так раздражало. Малфой обожал квиддич, но вместо того чтобы сейчас наблюдать за матчем, застрял в библиотеке со мной. Из нас двоих у него было больше причин быть раздраженным. — Вообще-то да, — наконец ответил Малфой, поворачиваясь ко мне лицом. Я поздравила себя с тем, что его маска безразличия сменилась злобным негодованием. — Прямо сейчас проходит первый матч сезона по квиддичу, но вместо того чтобы наблюдать за игрой, я вынужден находиться здесь в твоей компании, когда ты ведешь себя как стерва больше обычного. — Прошу прощения?! — воскликнула я, и адреналин заструился по моим венам в предвкушении ссоры. — А чего еще ты ожидаешь от меня? Я также не в восторге от того, что увязла здесь с тобой на весь день. И я не стерва, — добавила я. — Ну уж прости, что из-за меня ты не можешь провести все утро, пуская слюни на Уизли, — парировал Малфой. — Представляю, как тебе, должно быть, тяжело вместо этого застрять здесь со мной. — О чем ты вообще говоришь? — ответила я, растерявшись от того, куда вдруг зашел разговор. — Не то чтобы тебя это касалось, но мне не нравится Рон. — Ну конечно, — отозвался Малфой, — да ты же все эти годы сохла по Уизли. Каково это — быть на втором месте после Лаванды Браун? — ухмыльнулся он. Не знаю, что на меня подействовало сильнее — его слова или раздражающая ухмылка, но он попал в самую точку. Туда, где было больнее всего. Улыбка мгновенно исчезла, а мозг отказался работать. — Просто заткнись, Малфой. Ты не знаешь, о чем говоришь, — у меня не было достойного возражения, потому что он был прав. Поэтому я попробовала перевести разговор снова на него. — А даже если и так, какое тебе до этого дело? С чего вдруг тебя это волнует? — Мне плевать, — сказал Малфой, но на короткое мгновение высокомерное выражение пропало из его глаз. — Почему меня должно волновать, что происходит в твоей жизни? Мерлин, ты все такая же раздражающая маленькая грязно… Мое сердце пропустило удар в тот же момент, когда он остановился на полуслове. На мгновение его глаза в шоке расширились, но затем он вновь раздраженно нахмурился. По какой-то причине он не смог произнести это слово. Слово, которое раньше использовал десятки раз, и прежде всего по отношению ко мне. Это только усилило мою досаду. Малфой совершенно не изменился. Он мог пытаться убедить себя в обратном, но не меня. — Все такая же кто? — подтолкнула я, горько рассмеявшись. — О, ну же, Малфой, не останавливайся. Давай послушаем, что именно ты хочешь мне сказать. — Он крепко сжал челюсти, а глаза опасно заблестели, но он все так же не произносил ни слова, поэтому я продолжила за него: — Все такая же заносчивая грязнокровка, не так ли? Ты чертов лицемер. Треплешь обо всем этом дерьме, что ты изменился, но это не так. Ты все тот же, кем всегда и был — уничтожающий все на своем пути отвратительный Пожиратель смерти. В возбуждении я наблюдала, как мои слова заставили его вздрогнуть, будто само напоминание о Пожирателях причиняло ему боль. — Закрой свой рот, Грейнджер, — яростно выплюнул Малфой. Его лицо исказилось от гнева, мрачно плескавшегося в глазах. — Почему? Что из того, что я сказала, неправда? — рявкнула я, делая шаг вперед. — Я думала, ты воспримешь это как комплимент. Ведь с первого дня нашего знакомства ты всегда был алчным, жаждущим власти фанатиком. — Я наклонила голову, улыбаясь ему провоцирующей улыбкой. — Неудивительно, что Волдеморт избрал тебя в свой злобный узкий круг друзей. Ты ведь в точности такой же, как и он. Ты, должно быть, наслаждался каждой минутой. Лучшее время в твоей жизни — возможность пытать магглов изо дня в день. — Просто закрой свой гребаный рот, Грейнджер, — прорычал Малфой, опасно приближаясь ко мне и потянувшись за своей палочкой. — Ты понятия не имеешь, о чем, твою мать, говоришь. Он навис надо мной всей высотой своего роста, и я почувствовала первый укол страха, прекрасно зная, на что он способен, но отступать было слишком поздно. Отгоняя страх в сторону, я подняла голову и встретилась с его темными, разъяренными глазами. — Тогда давай, Малфой. Сделай это. Заставь меня заткнуться, — продолжала я, глядя на его поднятую палочку. — Я уверена, твоя расистская семейка будет гордиться тобой. Спорим, они будут счастливы узнать, что ты все так же продолжаешь мучить магглов? Прямо как в старые добрые времена. Будет чем похвастаться по возвращении домой. — А ты, блять, знаешь все, через что прошли я и моя семья, — сказал Малфой, его голос вдруг стал низким и устрашающим. — Думаешь, ты такая умная и знаешь абсолютно все. Думаешь, вы были единственными, кто сражался за свою жизнь. — Он снова наклонился ко мне. — Нихрена ты не знаешь. Я с насмешкой сложила руки на груди. — Я тебя умоляю. Если я думала, что разозлила его прежде, то очень скоро осознала свою ошибку. Все тело Малфоя напряглось, а челюсти сжались в неподдельной ярости. Его голос дрожал от гнева, когда он произнес: — Ты думаешь, нам нравилось, что этот психопат жил в нашем доме, наблюдал за каждым нашим движением и заставлял делать то, что он прикажет? Нравилось бояться каждую минуту каждого дня, что, если мы сделаем один неверный шаг, нам придет конец? Что он уничтожит каждого из нас, если глянуть не так в его сторону или оказаться не в том месте не в то время, когда он искал того, на ком выместить свою злость? Ты понятия не имеешь, что он сделал с нами, — выпалил Малфой. Гнев медленно исчезал с его лица, а глаза внезапно наполнились такой грустью, какой я не видела у него раньше. На секунду это меня смутило и заинтересовало, прежде чем мне пришлось напомнить себе, с кем я разговариваю. — Ты действительно желаешь сочувствия? — закричала я, скептически подняв брови. — Ты думаешь, я не знаю, каково это — жить в страхе за свою жизнь каждую минуту каждого дня? Мы месяцами жили в чертовой палатке, крали остатки пищи в страхе быть замеченными, убегали от Пожирателей смерти, пытаясь выполнить задание, которое мы не имели ни малейшего понятия как выполнять, зная, что каждую минуту нашего бездействия все больше людей умирает. Да, я могу представить, как все это, должно быть, было сложно для вас. Живя в огромном шикарном особняке и делая все, что он прикажет. У вас не хватило смелости противостоять ему, ни разу, — сердито завершила я, чувствуя, как меня охватывают эмоции от воспоминаний о худшем периоде моей жизни. — Выступая против него, мы бы не дожили до следующего дня, — Малфой коротко рассмеялся над моей наивностью, прежде чем снова заговорить: — Но в конце мы все же пошли против него. Если бы не моя мама… — Твоя мама сделала это ради своего же блага, — перебила я, не желая слушать, как он восхваляет их действия. — Не пытайся убедить меня в том, что она исходила из других побуждений, кроме собственных. — А что, если и так? Моя семья потеряла все в этой войне. Мой отец отправился в Азкабан и потерял всякое уважение, которое мы имели в обществе волшебников. Мы… — Ты что, издеваешься?! — Я посмотрела на него, не веря свои ушам. — У тебя хватает смелости стоять здесь и заявлять, что ты все потерял! Подумаешь, немного уважения. И что? Очнись, Малфой! Некоторые люди действительно потеряли все. Они потеряли свои дома, своих друзей и семьи. У тебя все еще есть семья, которая осталась целой и невредимой. Ты понятия не имеешь, насколько сильно мы все страдаем, пока ты стоишь здесь и жалуешься, что потерял свою драгоценную репутацию. — Моя семья не «цела и невредима». Моя семья разваливается. Мой отец сам не свой после того, как вышел из Азкабана, и сейчас только мать старается все сохранить, — я почувствовала, как мои брови взлетели вверх, когда его голос надломился при последних словах. Он слегка отвернулся от меня и провёл рукой по волосам, пытаясь вернуть прежнее самообладание. — Ты не знаешь, каково это. Я имею в виду, что именно ты потеряла? От чего ты страдала? Ты, маленькая гриффиндорская принцесса, — его глаза, полные презрения, устремились на меня, — героиня волшебного мира. Что ты потеряла? Насколько мне известно, у тебя все еще есть семья, друзья, и никто тебя до смерти не ненавидит. Какое-то время я в шоке пыталась переварить услышанное. Я даже не слышала того, что он говорил о себе. Мне не было дела до него или его приукрашенной истории, но я не могла поверить, что у него хватило наглости это произнести. Я потеряла все, и его слова распалили мой гнев до такой степени, что я утратила последние остатки контроля, которые старалась сохранить. — Ты самый большой засранец, какого я встречала! Как ты можешь даже спрашивать меня об этом? Я многое потеряла. Я страдала. Да, по сравнению с некоторыми мне повезло, но мне все еще больно, — закричала я от захлестнувших меня эмоций. Глаза наполнились слезами. — Я потеряла людей, которых любила больше всего на свете, а теперь мне приходиться жить с сознанием того, что отчасти они погибли по моей вине. Если бы я быстрее соображала, то смогла бы их спасти, — по лицу текли слезы, я тяжело дышала, но не могла остановиться. — Я вижу их лица каждую ночь во сне и просыпаюсь с чувством вины за то, что я должна была быть лучше, что должна была сделать больше. Мои родители презирают меня и даже не говорят со мной. Я едва общаюсь со своими друзьями, и еще никогда в жизни я не чувствовала себя такой одинокой. Произнеся последние слова, я почувствовала, как силы и решимость покидают меня. Я никогда прежде не говорила об этом никому. Никогда не говорила вслух о том, что моя семья ненавидит меня. Никто в целом мире не знал об этом. Никто, кроме Малфоя. Я соскользнула вниз по книжному шкафу и закрыла лицо руками, позволяя горю и разочарованию, которые скопились внутри меня за все это время, вылиться в судорожные рыдания.