Шрамы

Что-то изменилось. Я не знала точно, что, но чувствовала это. Постоянное напряжение, которое я не могла стряхнуть; ощущение, которое я не могла определить. И мне это не нравилось. Я могла точно указать момент, когда это началось. Указать с точностью до минуты, до секунды. Это началось полторы недели назад, во время моего последнего наказания в библиотеке. В момент, когда Драко Малфой отвернулся от меня после того, как тихо промолвил три простых слова, которые ввели меня в полное замешательство и растерянность. Весь этот разговор непрерывно прокручивался у меня в голове. Вопросы, которые он мне задавал. То, что он говорил. То, как он смотрел на меня. Чувства становились слишком привычными, когда я заглядывала в его серые блестящие глаза. Я анализировала каждую деталь снова и снова, но не могла избавиться от ощущения, словно упускаю что-то. Словно у этого разговора было другое предназначение. То, о чем он пытался мне сказать. В последующие дни любой, кто посмотрел бы на нас на уроках Зельеварения или во время наказания, не заметил бы ничего необычного. Между нами не было даже намека на враждебность. Просто два ученика, которые разговаривают друг с другом только по необходимости и которые относятся друг к другу с чрезмерной вежливостью, не забывая добавлять «спасибо» и «после тебя». Любому, кто наблюдал бы за нами, мы бы показались образцовыми студентами. Впрочем, стоило лишь присмотреться и прочитать между строк. Если бы кто-нибудь удосужился обратить на нас внимание, что во время Зельеварения ученики делали довольно редко, так как после того случая с зельем все еще были злы на нас и, возможно, немного опасались, он бы заметил, что мы ни разу не посмотрели друг на друга, ни разу не установили зрительный контакт. Ну, может быть, я и бросала на Малфоя короткие взгляды тайком, но всегда старалась, чтобы он этого не заметил. Мы оба сидели идеально прямо, с безупречно ровной осанкой и полностью контролируемыми движениями. Мы так тщательно обдумывали каждое свое действие, будто пытались не привлекать к своим персонам лишнего внимания, и никогда не оставались наедине даже на секунду дольше положенного. После откровений, произошедших на прошлой неделе, мы не разговаривали друг с другом, только исключительно о зельях или наказании, но больше ничего личного. Атмосфера между нами накалялась с каждым днем, пока не стала совсем невыносимой. В воздухе будто повисло напряжение, и я поражалась тому, что люди вокруг не чувствуют его. Я же постоянно помнила об этом, помнила о нем. Как охотник, преследующий свою добычу; или, вернее сказать, я была добычей, полностью осведомленной об охотнике. Малфой постоянно был в поле моего зрения. Я знала каждое движение, которое он совершал в классе, замечала, как во время наказаний он каждый раз напрягался, проходя мимо меня в тесном библиотечном проходе. В коридорах я всегда оставалась начеку, чтобы, завидя знакомые светлые волосы, поменять свой маршрут, не встречаясь с ним. Большую часть времени в Большом зале я проводила, поглядывая на двери и на слизеринский стол, и, если он находился там, следующие полчаса решительно избегала смотреть в его сторону. Не прилагая каких-либо усилий и сам того не понимая, Драко Малфой завладел всеми моими мыслями. Гарри и Рон заметили мое странное поведение, и их раздражение смешалось с беспокойством. Гарри переживал, что я не справляюсь с произошедшим со мной, и советовал поговорить с психологом. Кормак должен был вернуться в школу уже через две недели, и Гарри тревожился, что я начну паниковать из-за приближающейся встречи с ним. Но правда была в том, что Малфой занимал все мои мысли и я не уделяла возвращению Кормака должного внимания. Гарри и Джинни оставались рядом, но я настаивала на том, что со мной все в порядке, поэтому они стали проводить больше времени вдвоем. Я, разумеется, была рада за них, но, как результат, мы с Роном теперь чаще оставались наедине. Он был слишком занят Лавандой, чтобы заметить, что со мной было что-то не так, или обратить внимание на обеспокоенные взгляды и перешептывания Гарри и Джинни, которые хотели убедиться, что я в порядке. Отношения между Роном и Лавандой ухудшились, поэтому он проводил все больше времени с нами, что, судя по выражению лица Лаванды, делу не помогало. Время от времени они встречались по вечерам или ужинали вместе, но после этих встреч Рон возвращался в гостиную сердитый и нервный. Я не спрашивала почему. Понимаю, что вела себя как ужасный друг, но прежде я уже оказывалась в центре драмы Рона и Лаванды, и у меня не было никакого желания повторять этот опыт. Итак, мы проводили с Роном больше времени вместе. В течение всего лета я бы отдала все, лишь бы остаться с ним наедине хотя бы на час. Даже в прошлом месяце я отчаянно хотела просто поговорить с ним, побыть рядом и наладить отношения. Но все изменилось за короткий промежуток времени. Рон был моим другом, всегда будет, но он причинил мне боль, и я еще не была готова простить его. Снова проводя вместе так много времени, он вел себя так, будто все было в порядке, продолжая бередить рану, которая все еще не зажила полностью. Но нужно отдать ему должное: он правда старался быть хорошим другом и вернуть мое расположение. Он постоянно находился рядом со мной: провожал на уроки, помогал донести тяжелые книги или доставал их с верхней полки в библиотеке, до которой я не дотягивалась. Рон часто предлагал мне какие-то блюда в Большом зале и спрашивал, не хочу ли я чего-нибудь еще. Я видела, что он старается, но, как ни пыталась, не могла заставить себя опустить руку, которой в страхе держала его на расстоянии. Отсутствие моей реакции начинало раздражать Рона, но он молчал. Я хотела впустить его обратно в свою жизнь, но просто не могла снова довериться ему, поверить в то, что он опять не ранит меня и не бросит. Тем не менее, мое отношение не останавливало его, а лишь подстегивало. Одна часть меня считала, что таким образом он извиняется, а другая — что он просто не хочет находиться наедине с Гарри и Джинни. Как оказалось, я ошибалась. Мы решили пойти на обед пораньше, чтобы потом я помогла ему с домашним заданием по Трансфигурации. Я не забыла, что он сказал мне во время гриффиндорской вечеринки, и если я не могла помочь ему с отношениями, то хотя бы помогала так, как могла. Я читала главу по Древним рунам, пока Рон довольно болтал рядом со мной. Он был из тех людей, которые легко могут вести односторонний разговор до тех пор, пока ты продолжаешь время от времени вставлять «ага» и «ммм, угу», при этом слушая его только краем уха. О чем я сильно пожалела позже. — Итак, что ты думаешь по этому поводу? — спросил Рон. Я повернулась к нему, вновь понимая, что не слышала ни слова из того, что он сказал, главным образом потому, что при входе в Большой зал мелькнула знакомая светловолосая макушка. Мои глаза проследили за ней до самого слизеринского стола. Малфой снова был один. Факт, который я замечала все чаще. Он вошел, низко опустив голову, и сел на пустое место посередине стола, прежде чем потянуться к жареной говядине. — Извини, что? — сказала я, снова устремляя глаза на лицо Рона, сидящего передо мной и ожидающего ответа. — Я сказал, что ты думаешь по этому поводу? — повторил он, и в глазах у него промелькнула искра надежды. У меня было три варианта. Первый я сбросила со счетов сразу же: мне не хотелось признаваться Рону, что я его не слушала. Опять! Тогда вариантов оставалось всего два: да или нет. Но какой выбрать? Правильного ответа я не знала, поэтому приняла решение в пользу согласия, молясь всем богам, чтобы это и оказался правильный ответ. — Эмм, конечно, — медленно проговорила я, в нервном ожидании его реакции. Рон облегченно выдохнул, и его лицо заметно просияло. — Отлично, тогда как насчет мадам Паддифут? Если хочешь, мы могли бы сначала пройтись по магазинам. — Прости? — пробормотала я в замешательстве. Чего бы я ни ожидала от него, приглашение в кафе туда явно не входило. — Завтра. Мы с тобой идем в кафе мадам Паддифут. — Правда? — удивленно переспросила я, и мое сердце мгновенно подпрыгнуло, не в лучшем смысле этого слова. Я слишком поздно поняла, о чем он меня спрашивает: завтра будет первый день посещений Хогсмида и, судя по всему, Рон пригласил меня провести этот день с ним, в кафе мадам Паддифут, не меньше. Розовые пушистые сердца на стенах, целующиеся парочки — в это кафе идут только люди, которые встречаются. И я согласилась пойти туда с Роном. А так как у Рона уже была девушка, я недоуменно поинтересовалась: — Разве ты не должен приглашать туда свою девушку? — Лаванда больше не моя девушка, — просто ответил он, пожав плечами. — Мы расстались. — Ох, — выдохнула я, не особо удивившись. Все к этому шло уже давно. На секунду я с интересом задумалась, кто был инициатором расставания, но сейчас было не время спрашивать об этом, поэтому я лишь сказала: — Мне жаль, Рон. — Неважно, — он махнул рукой, словно прогоняя надоедливую муху. — Значит, завтра? Я в смятении посмотрела на Рона, задаваясь вопросом, почему ему вздумалось пойти в кафе мадам Паддифут со мной. Это явно не было местом для встречи двух друзей. Возможно, он уже забронировал столик для них с Лавандой и теперь вместо нее решил взять с собой меня? Какие бы у него ни были причины, их я никогда не узнаю, так как откажу ему. — Рон, извини, я не могу пойти завтра в Хогсмид. У меня наказание, помнишь? Сначала я почувствовала облегчение оттого, что смогла избежать похода в кафе мадам Паддифут, но затем испытала чувство вины при виде расстроенного лица Рона. — Но ты, конечно, все равно сможешь пойти? Если ты попросишь МакГонагалл, она тебя отпустит. Ты ведь можешь попросить ее? — с надеждой произнес Рон. Я коротко засмеялась при мысли о том, какое выражение лица будет у директрисы, если я попрошу ее освободить меня от наказания, чтобы я пошла к мадам Паддифут. За это она, вероятно, удвоит время моего наказания. — Рон, как ты себе это представляешь? Это наказание. Она не может так просто отпустить меня с него. — Но ты можешь хотя бы спросить. — Нет, не думаю. — Но… — Рон, я сказала «нет», — твердо ответила я, ставя точку в этом разговоре. — Прекрасно, тогда не стоит беспокоиться. Наслаждайся своим наказанием. Очевидно, ты предпочитаешь находиться там, а не со мной, — выплюнул он, а затем поднялся и ушел. Глазами я проводила его до выхода, задаваясь вопросом, что, черт возьми, происходит. Я имею в виду, мадам Паддифут, ради всего святого? Это значит, что он вновь заинтересовался мной? Что ж, слишком поздно. Кроме того, я лучше сознательно завалю все экзамены, чем пойду в кафе мадам Паддифут. Я собрала свои вещи и направилась вслед за Роном к выходу, но глаза как магнит притянула светлая макушка за столом Слизерина. Однако в этот раз я встретилась взглядом с знакомыми серыми глазами. Зрительный контакт оборвался, когда я чуть не наткнулась на первокурсника, который ростом едва доходил мне до талии. Я ушла, так и не обернувшись, хоть и знала, что одна пара глаз следила за мной до самого выхода. На следующее утро все в общежитии проснулись как можно раньше, желая насладиться первым днем в Хогсмиде по полной. Хогсмид, как и многие другие волшебные деревушки, был значительно разрушен Пожирателями смерти во время войны, если даже не больше, ведь он был ближе всего к Хогвартсу. Больше половины магазинов были закрыты, и населенный пункт превратился в пустое и заброшенное место. Но после падения Волдеморта заведения опять открылись, снова приглашая посетителей, и Хогсмид медленно возвращался к жизни. Мне было почти жаль, что я не смогу вновь увидеть это место, но если это значит, что мне не придется идти в кафе мадам Паддифут с Роном, то как-нибудь смирюсь. Я позволила себе проваляться в постели дольше обычного, дожидаясь, пока утихнет суматоха. Девочки потратили уйму времени, делая идеальные прически, макияж и подбирая наряды, так что ванная была занята все утро. Когда я наконец покинула комнату, оказалось, что Общая гостиная пуста, что было довольно приятно. Всего один или два первокурсника болтались неподалеку, но у меня было такое чувство, что они хотели наконец обследовать территорию без старшекурсников, велящих им уйти с дороги. Для этого им сегодня был предоставлен весь замок. А что до меня, я наслаждалась тем, что наконец осталась здесь одна. Хогвартс — такое место, где ты никогда не бываешь наедине с собой: тебя всегда окружают люди, и даже если ты захочешь остаться один, здесь не так уж много мест, где можно это сделать. Не назвала бы себя одиночкой, но мне нравились тишина и покой, и иногда хотелось побыть в одиночестве. Поэтому я так любила библиотеку. Да, конечно, привлекательности ей добавляло огромное разнообразие книг, но я ценила ее не только за это. Это было мирное и тихое место с таким количеством ниш, что казалось, будто ты находишься в своем маленьком мире. Поэтому, оставшись в пустой Общей гостиной, я воспользовалась этим по максимуму. Многим людям это, наверное, показалось бы скучным, но я наслаждалась тем, что могла спокойно посидеть у камина, читая книгу под уютное потрескивание огня. Но вот подошло время наказания; я неохотно отложила книгу и направилась в библиотеку, приготовившись к очередным трем часам необъяснимого напряжения между нами. Когда я пришла, Малфой уже был там. Он сидел ко мне спиной, разбираясь со списком книг на столе. Сначала он не видел и не слышал меня, но, стоило мне положить сумку на стол, повернул голову и посмотрел прямо на меня, коротко кивая в знак приветствия. Я так хотела сказать что-нибудь, попытаться смягчить напряжение между нами, но что я могла сказать? В конце концов я последовала его примеру и выбрала молчание. Когда дело доходит до гордости или храбрости, я всегда выбираю гордость. Кивок головы оказался пределом нашего общения: мы не сказали друг другу ни слова, не говоря уже о том, чтобы встретиться взглядами. Мы просто продолжали работать в мрачной тишине библиотеки, где сегодня, когда замок опустел, было даже тише, чем обычно. Не знаю, было ли это связано с тем, что напряжение между нами достигло пика за эту неделю, или с тем, что мы впервые остались действительно наедине, но атмосфера, казалось, накалилась даже больше обычного. Я почти физически ощущала Малфоя, ощущала каждое его движение. Каждый раз, когда он оказывался возле меня, тело неизменно напрягалось. Я испытала облегчение, когда мадам Пинс наконец подошла и сказала, что мы можем идти. Я даже не осталась для того, чтобы должным образом прибраться. Я просто запихнула вещи обратно в сумку и как можно быстрее убралась из библиотеки. Мне нужно было подумать, мне нужно было подышать, мне нужно было на свежий воздух. Да, мне нужно на улицу. Я быстро шла по пустым коридорам и глубоко вздохнула, когда наконец миновала тяжелые двери и оказалась во дворе. Найдя скамейку в дальнем углу, я достала книгу в надежде, что это отвлечет меня от странностей последних часов. Не знаю, как долго я просидела там, полностью погрузившись в повествование об основателях Хогвартса, когда вдруг поняла, что не одна. — Не возражаешь, если я к тебе присоединюсь? Я подняла голову, пораженная тем, что у противоположного края скамейки стоял Малфой. Я оглянулась вокруг: нет, ни единой души, что означало, что другие скамейки были свободны. Но вот он, стоящий возле меня. Любопытство заставило меня быстро кивнуть, гадая, что же ему нужно. Он присел рядом со мной, ближе, чем я ожидала. Затаив дыхание, я ждала, пока он заговорит. Но он продолжал молчать, поэтому я вернулась к своей книге. Краем глаза я видела, как его нога дергается вверх-вниз, а пальцы стучат по скамейке. Малфой всегда был собранным и хладнокровным, поэтому его поведение настолько же обескураживало, насколько и отвлекало. Вскоре я поняла, что перечитываю один и тот же абзац десятый раз и все еще не имею понятия, о чем идет речь. С меня хватит. — Ты что-то хотел? — поинтересовалась я, поворачиваясь к нему. — Хочешь прогуляться? — спросил он таким небрежным тоном, будто узнавал, который сейчас час. — Прошу прощения? — мой голос повысился от удивления: я была уверена, что не расслышала его. — Прогулка, Грейнджер. Ну, знаешь, когда переставляют одну ногу за другой. Прогулка? Я проигнорировала его пренебрежительный тон и задала вопрос: — И с чего вдруг мне этого хотеть? Знакомая ухмылка тронула уголки его губ, и хоть в ней не было ехидства, слизеринец явно что-то замышлял. — А мне-то показалось, что мы друзья. Какие же вы, гриффиндорцы, непостоянные. — Я сказала друзья? — спросила я, вспоминая наш уговор в библиотеке. — Я имела в виду случайные знакомые. — Да ладно тебе, Грейнджер, — пробурчал он, не скрывая ухмылки. — Есть ли шанс, что ты заговоришь со своим спасителем? Кроме того, мы ударили по рукам. Ты часто нарушаешь свои обещания? — Я уставилась на него не столько оттого, что он упомянул произошедшее с Кормаком, а оттого, что говорил о себе как о герое. — Если только ты не боишься остаться со мной наедине. Захлопнув книгу, я собрала свои вещи и зашагала прочь. Не знаю, какую игру он ведет, но я не собираюсь быть ее частью. — Нет, подожди, — взмолился Малфой, схватив меня за руку. Мне вдруг захотелось вырвать ладонь из его хватки, будто я была ужалена. Я обернулась, чтобы сердито осадить его, но остановилась как вкопанная, увидев его взгляд. Каждая частичка его тела излучала привычную уверенность и высокомерную гордыню, за исключением глаз. Глаза выражали такую глубокую растерянность и уязвимость, что я невольно задумалась. С одной стороны, инстинкты приказывали мне убегать, не оборачиваясь, но другое чувство, засевшее глубоко в животе, велело сделать шаг навстречу и принять предложенную оливковую ветвь. — Я не хочу гулять, — сказала я после длительной паузы. Малфой мгновенно переменился в лице и, отпустив мою руку, сделал шаг назад. — Но я голодна. — Хочешь пойти в Большой зал? — скептически поинтересовался он. Я знала, о чем он подумал: могу себе представить лица людей, когда мы вместе войдем в зал. Там может оказаться только первый и второй курс, но даже они поймут, насколько это знаменательно. Я бы поставила на то, что Гарри и Рон узнают об этом прежде, чем успеют ступить и два шага по территории Хогвартса. — Нет, не в Большой зал, — ответила я: мне в голову пришла прекрасная идея. — Туда, где гораздо лучше. — Показывай дорогу, Грейнджер, — он вытянул руку. — Но лучше бы тебе не вести меня обратно в библиотеку. Мы шли в полной тишине. Малфой отставал от меня всего на шаг. У меня даже не возникло мысли волноваться о том, что я нахожусь к нему спиной. Разве это не общеизвестный факт, что нельзя поворачиваться спиной к своему врагу? Но был ли он теперь моим врагом? У меня не было времени задуматься о том, почему вдруг я стала доверять Малфою, так как мы наконец остановились перед натюрмортом с фруктами, который я прежде видела много раз. Я повернулась, чтобы посмотреть на своего спутника, давая ему знак, что мы на месте. Насмешливо подняв бровь, он быстро осмотрелся вокруг и повернулся ко мне со взглядом, полным недоумения. — Так это и есть твое «гораздо лучшее» место? Пустой коридор? — медленно произнес он, качая головой и кривя губы. — Не то чтобы тут не миленько, но ты собираешься волшебным образом добыть еду из-под твоей мантии, или мы здесь просто для того, чтобы полюбоваться видом? — Просто подожди и увидишь, — приказала я, устав от его сарказма. Я наклонилась вперед и принялась щекотать зеленую грушу на картине, прекрасно понимая, что Малфой заглядывает через мое плечо с выражением, граничащим с беспокойством. Я уверена, в этот момент он подумал, будто я сошла с ума. — Теперь мы собираемся съесть эту картину? — Ну, ты можешь пойти и пообедать в Большом зале, если хочешь. Я уверена, там еще остались чипсы или что-то столь же восхитительное, но я, в свою очередь, останусь здесь и отведаю немного того вкусного карамельного пудинга, который подавали вчера на ужин, или выпью горячего шоколада. А может, и то и другое, — ответила я и не смогла сдержать самодовольной улыбки, когда груша превратилась в зеленую ручку и картина наконец отъехала в сторону, а глаза Малфоя стали из растерянных широко распахнутыми от удивления. — После тебя, — сказала я, указывая ему на проход рукой и смеясь над выражением его лица, когда он проходил мимо меня. — Я и не знал, что здесь такое существует, — Малфой остановился у входа, с интересом наблюдая за эльфами, которые копошились по огромной каменной кухне, явно занятые приготовлением предстоящего ужина. — А откуда, по-твоему, берется еда? — я не смогла сдержать снисходительности в голосе. — Не знаю, — он пожал плечами. — Никогда не задумывался над этим. — Ну конечно, — пробормотала я, думая, что он меня не услышит, но что-то в его взгляде подсказало, что он все же услышал. Подойдя к большому столу посреди комнаты, я перехватила проходящего мимо эльфа, быстро спросила, можно ли нам присесть за стол, и поблагодарила, когда он сказал, что все в порядке, отметив при этом выражение, которое появилось на лице Малфоя, наблюдавшего за нашим разговором. Мгновение мы сидели в тишине, я — вполне спокойно и расслабленно, Малфой — явно чувствуя себя не в своей тарелке, судя по тому, как его глаза бегали по комнате, наблюдая за работой домашних эльфов. Видимо, он боялся, что может чем-нибудь заразиться, находясь в такой близости от школьной прислуги. — Мисс Грейнджер, — вдруг услышали мы чей-то высокий писклявый голос. Я обернулась и увидела эльфа, который выглядел немного старше остальных и казался знакомым. — Вы вернулись. Вас не было здесь долгое время, мисс. — Да, так и есть, — ответила я, наблюдая, как большие глаза эльфа уставились на Малфоя, сидевшего напротив меня. — Это, эээ, Драко, эмм, Драко Малфой. Мои щеки вдруг вспыхнули, стоило мне произнести его полное имя. Не думаю, что прежде называла его как-нибудь по-другому, кроме как Малфой, тем более в его присутствии. — Добро пожаловать, — в конце концов произнес эльф, перестав смотреть на Малфоя с опасением. — И что я могу для вас принести, мисс? Я попросила горячий шоколад со взбитыми сливками и маршмеллоу — мое любимое лакомство, особенно в такие холодные дни, как сегодня — и Драко попросил то же самое. У меня было смутное подозрение, что он это сделал только потому, что боялся заказать что-либо другое. Мы наконец повернулись друг к другу, и я почувствовала первый приступ паники. Что я должна ему сказать? Что обычно говорят человеку, которого семь лет считали своим врагом? Я уже начала жалеть о том, что мы пришли сюда. Чего я собиралась добиться? Еще одна секунда, и я бы ушла, но Драко наконец заговорил, снимая напряжение: — И откуда же ты знаешь, как пробраться на кухню? — О, раньше мы постоянно приходили сюда. Гарри нравилось наведываться к Добби, — я почувствовала знакомый укол боли в груди. — Добби? Этот странный эльф, который раньше был моим? Я закатила глаза и ответила холодно: — Ты имеешь в виду эльфа, с которым ты и твоя семья жестоко обращались, пока его не отпустили на свободу? — Я получила огромное удовольствие, увидев слабый след вины, отразившийся на его лице. — Дамблдор нанял его и платил за работу здесь, — продолжила я, улыбаясь при воспоминании о Добби, бегающем в своей шапке и неподходящей одежде, радостном оттого, что он наконец стал свободным. — Он платил ему? — недоверчиво спросил Драко. — Да, Драко, он платил ему. Добби был свободным эльфом и заслужил, чтобы ему платили за его работу. Он не был каким-то рабом. Вообще-то никто из них им не является. Они все заслуживают того, чтобы с ними обращались лучше, чем как с грязью на обуви. — Мой голос звенел от гнева. Типичный Драко Малфой — даже не думает о других. — Я не это имел в виду, — быстро ответил Драко, и на его лице отразилась то ли злость, то ли паника. — Просто это неслыханно и необычно, чтобы домашним эльфам платили. Мой отец так разозлился, когда Поттер обманом заставил его освободить Добби. — Что ж, он этого заслуживал. Он был так счастлив, когда это случилось, — я улыбнулась. — Ты говоришь о нем в прошедшем времени, — Драко, как всегда, не упустил ни одной детали. — Он что… Я имею в виду, моя тетя его… — Да, — только и смогла выдавить я, не имея ни малейшего желания говорить об этой женщине. — Я не был уверен в том, что произошло. Заметил только, что Белла бросила нож. Стоило догадаться, что она попадет в цель — она никогда не промахивалась. Я не знаю, почему продолжила говорить. Почему рассказала ему о Добби. Я знала, что ему наплевать, и все же не смогла удержать слова: — Нож попал ему в грудь. Прямо над сердцем. Он умер почти сразу, на руках у Гарри, на берегу моря. Я думаю, он был счастлив. Гарри был убит горем. Наверное, в равной степени, как после смерти Дамблдора или Сириуса. Он похоронил его — сам вырыл могилу, не используя магию. После всего, что Добби сделал для нас, это казалось важным для него. — Несомненно, — пробормотал Драко сквозь зубы, но достаточно громко, чтобы я услышала. — Что ты только что сказал? — мой голос взлетел от возмущения. — Что? Эмм, ничего, — он попытался выглядеть невинно. — Нет, ты сказал, я слышала. Не смей упрекать Гарри за то, что он поступил по-доброму! Он один из самых искренних и самых достойных людей, которых ты когда-либо встретишь, в отличие… — я резко замолчала, когда Драко вскинул глаза и встретился со мной взглядом. — В отличие от меня, ты имеешь в виду, — просто сказал он. Я не отрицала и не смогла бы, даже если бы захотела. То, что я собиралась сказать, было чистой правдой, и мы оба это понимали. Вместо этого я просто отвернулась, не оставляя у Драко сомнений насчет того, о чем я думала. Как смеет он критиковать Гарри! У него, единственного из всех людей, нет на это права. — Слушай, извини, — сказал он после минутного молчания, — просто Поттер всегда поступает правильно. Все всегда говорят о том, какой он хороший и замечательный, и… нет, пожалуйста, позволь мне закончить, — видя, что я собираюсь его перебить, он остановил меня. — С детства меня воспитывали с мыслью, что я — лучший. Я чистокровный волшебник, и не просто чистокровный, а наполовину Малфой, наполовину Блэк. Я — потомок двух величайших волшебных семей, когда-либо существовавших. Когда я был ребенком, люди равнялись на нашу семью, все хотели стать ее частью, и когда я приехал в Хогвартс, то думал, что здесь все будет так же. Он не смог скрыть горечи в голосе. — Но затем появился Поттер, и все стали говорить только о нем. Признаюсь, я завидовал: он заполучил все внимание, которое должно было принадлежать мне. Я даже пытался подружиться с ним, но он отверг меня. Я был совершенно унижен. Он выбрал Уизли, а не мальчика из величайшей волшебной семьи. Скажем так, это задело мою гордость. — И ты думаешь, это дает тебе право поступать так, как ты хочешь? Причинять боль, кому захочешь? — Нет, конечно нет, но я был молод. Я совершал вещи, которыми не горжусь, и теперь стараюсь стать лучшим человеком. На миг он замолчал, глубоко погрузившись в свои мысли и наблюдая, как эльфы в спешке бегают по кухне. Молчание затянулось; наконец Малфой заговорил, озвучивая то, что, несомненно, терзало его в течение длительного времени: — Думаешь, люди могут меняться? Может ли кто-нибудь плохой, кто-нибудь… злой снова стать хорошим? — он пытался говорить бесстрастным тоном, но я видела, как тяжело ему дался этот вопрос. Я удивленно уставилась на него, раздумывая над тем, почему он меня об этом спросил. Это была причина, по которой я находилась здесь? Поэтому он изначально позвал меня с собой? Я молчала, несмотря на то, что уже знала свой ответ. В детстве я прочитала достаточно сказок, чтобы иметь довольно прочное представление о том, что такое добро и зло, и по мере взросления это представление укоренилось еще сильнее. Я видела истинное зло, я заглянула ему прямо в глаза. На собственном опыте я знала, на что это зло способно и насколько разрушительно оно может быть. Я уже открыла рот, чтобы произнести ответ, в который твердо верила, но, посмотрев на ожидающее ответа лицо Драко, замолчала. Внезапно я осознала, почему он задал мне этот вопрос. Слишком поздно поняла, что он хотел от меня услышать. Драко почувствовал мое сомнение, и надежда сменилась беспокойством. Он продолжил изучать мое лицо в ожидании ответа. Я почувствовала себя неловко под тяжестью его выжидающего пристального взгляда. Могу ли я сказать ему правду, то, что действительно думаю? Я отвела глаза. — Что? — наконец спросил он, но я все так же молчала. — Пожалуйста, скажи мне. Я не могла ответить ни слова. Он подвинулся на край своего стула и наклонился ближе ко мне, вынуждая смотреть ему прямо в глаза. — Пожалуйста, скажи мне. Только будь честна. Я хочу знать. Его голос оставался ровным, но я могла слышать срывающиеся нотки отчаяния. — Какое это вообще имеет значение? Какая тебе разница, что я думаю? — Я просто должен знать. Прошу. Я знала, что он не отступит. — Ладно, — в конце концов произнесла я. — Нет.