Шрамы

Не бывает легких решений. Для меня это самая тяжелая часть: взвесить все варианты и быть уверенной, что поступила правильно. Я не хотела жить с сожалениями. Последние несколько лет научили меня тому, что жизнь может прерваться в мгновение ока или по одному взмаху палочки. Я понимала всю ценность жизни и меньше всего мне хотелось тратить время впустую. Поэтому я не могла позволить себе принять решение, о котором в будущем мне пришлось бы жалеть. На этот раз я знала, что не пожалею. Люди всегда говорят, что, прежде чем принять решение, нужно отложить его до утра и лечь спать. Тогда на следующий день все станет ясно. Что ж, я так и сделала, и утром мое решение не изменилось: я остаюсь в Хогвартсе. Гарри уже знал об этом, что означало: Джинни тоже знает. Но я не была уверена, знает ли уже об этом Рон. Трусиха внутри меня надеялась, что Гарри все ему рассказал и выполнил всю сложную работу за меня. Учитывая наши нынешние отношения и его чувства ко мне, я могла только представить его реакцию. Но Рон был моим другом, по крайней мере, я его таковым считала, и если я хотела, чтобы у нашей дружбы хотя бы был шанс на восстановление, я должна быть с ним честна и самой все рассказать. Все утро я настраивалась на разговор, или, точнее, на ссору, которая, как я подозревала, нас ожидает. Мысленно я пробежалась по всем аргументам и доводам, которые собиралась использовать в свою защиту. Я придумала целый план: я подожду окончания завтрака (Рон всегда счастлив сразу после еды), а затем, когда мы будем уходить из Большого зала, попрошу его пройтись со мной и мягко преподнесу ему новость. В одной из моих самых невероятных фантазий он повел себя очень понимающе и сказал, что, конечно, мне стоит остаться, что мы все еще лучшие друзья, что он одобряет Драко, и после этого все жили долго и счастливо. С этими счастливыми, пусть и нереальными размышлениями я спустилась в гостиную, останавливаясь на нижней ступеньке. Гарри, Джинни и Рон обернулись и замолчали, увидев меня. Не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что именно произошло. Язык тела и выражения лиц сказали все за себя. Гарри избегал смотреть мне в глаза и виновато переминался с ноги на ногу. Я не удержалась от мысли о том, как хорошо, что во время войны он был на стороне добра. Гарри абсолютно не умел лгать и, совершенно очевидно, не умел хранить секреты. Если бы он был Пожирателем смерти, его бы вычислили за секунду. Джинни была не лучше. Она стояла немного позади, наблюдая за ситуацией. Ее лицо подсказало мне, что Гарри уже рассказал ей, но она разрывалась, не зная, кого ей поддержать: свою подругу или брата. Выражение лица Рона было непривычно сложно прочитать. Обычно оно было очевидно для всех. Я знала его так хорошо, что с таким же успехом его эмоции для меня могли быть изображены в мигающей неоновой вывеске над его головой, но сегодня это был просто гигантский вопросительный знак. Я видела, что Гарри уже сказал ему, что я остаюсь, но не могла понять, что он думает об этом. Спустившись с лестницы, я вошла в комнату и, затаив дыхание, ждала, пока мы вчетвером неловко стояли, смотря друг на друга, и никто не решался первым нарушить напряженное молчание. Понимая, что первый шаг придется сделать мне, я произнесла: — Полагаю, Гарри рассказал тебе. Я бросила сторону друга взгляд, который ясно говорил, что я о нем думаю. Гарри, как ни странно, смотрел в пол, вдруг найдя изучение своей обуви ужасно увлекательным. Рон молчал, и я воспользовалась этим, чтобы выдать свою заготовленную речь и попытаться заставить его понять, прежде чем он неизбежно перебьет меня: — Прежде чем ты что-либо скажешь, Рон — а я точно знаю, что ты собираешься сказать, я уже выслушала все это от Гарри… Это мое решение и мое желание. Вы всегда хотели стать мракоборцами, всегда говорили об этом. Но не я. Это вам нравились острые ощущения от сражений, я же наслаждалась разгадыванием головоломок. Так было всегда. Я хочу помогать людям, но хочу делать это своей головой, а не палочкой. Закончив, я поняла, что выпалила свою тираду на одном дыхании, едва наполняя легкие воздухом. Гарри и Джинни смотрели на меня широко распахнутыми, удивленными глазами. Но выражение лица Рона оставалось совершенно бесстрастным. Какое-то время мы стояли, не шевелясь, пока Рон не закрыл глаза с тяжелым вздохом, а затем повернулся к Гарри и Джинни и попросил их оставить нас наедине. Когда они ушли, он наконец заговорил, удивляя меня своими словами: — Я не собираюсь отговаривать тебя, — произнес он почти сокрушенно. — Знаю, что не смогу. Я пораженно молчала. Не этих слов я ожидала от Рона. Я знала его. Спорила с ним бесконечное количество раз. Это у нас получалось лучше всего. Спорить. Но за все это время я ни разу не видела, чтобы он так легко отступал. — Я устал ругаться с тобой, Гермиона. Возможно, ты думаешь, что я не знаю тебя, не понимаю или какая бы ни была причина, заставившая тебя побежать к Малфою, — я открыла рот, чтобы возразить, но он остановил меня, делая шаг ближе и глубоко заглядывая в мои глаза. — Но я знаю тебя. Знаю тебя больше семи лет и знаю, о чем ты думаешь. Знаю, что работа мракоборцем не принесла бы тебе радости. Знаю, что ты счастливей всего, когда твоя голова погружена в книгу. Он грустно улыбнулся, и мое сердце сжалось от эмоций. — И хотя я причинил тебе боль и подвел тебя, я знаю, что мы предназначены друг для друга, Гермиона, и мы будем вместе, — его голос звучал так убедительно, что у меня перехватило дыхание. — Я понимаю, что это все моя вина и мне следовало рассказать тебе о своих чувствах много месяцев, нет, много лет назад. Я знала, что не должна спрашивать. Я была счастлива с Драко, но просто не смогла удержаться. Мне нужно было знать, почему он разбил мое сердце. — Тогда почему не рассказал? — Я просто не смог. Не смог заставить себя написать тебе. Ты не понимаешь, каково мне тогда было, через что мне пришлось пройти. — Нет, не понимаю! Потому что ты не рассказал мне. Ты закрылся от меня, Рон, и оттолкнул, когда я больше всего в тебе нуждалась. Война закончилась, и после того как я проводила каждую минуту каждого дня с тобой и Гарри, я вдруг оказалась совершенно одна, и мне не с кем было поговорить о том, что случилось. Никого не было рядом, кто бы понял, через что мы прошли, и единственный человек, на которого, как я считала, я могу положиться, лишь сделал мне хуже, полностью проигнорировав. Поэтому нет, Рон, — мой голос дрожал, и я знала: он понял, что скоро прольются слезы, — я не понимаю. Я отвернулась, пытаясь справиться с болью. — Позволь мне объяснить, прошу, — произнес он нежным, умоляющим голосом, и я поймала себя на том, что невольно поворачиваюсь к нему, обхватив себя руками. Рон заметил этот жест, и его глаза вспыхнули виной и болью. Он громко сглотнул, прежде чем продолжить свое объяснение: — Наш поцелуй. Отношения. К этому все шло давно, и я молю Мерлина, Моргану и самого Гриффиндора, чтобы можно было повернуть время вспять и я бы признался тебе в своих чувствах раньше. Когда мы наконец поцеловались, я был так счастлив, как никогда прежде. Я сказал себе, что неважно, каким будет исход войны, ведь мы вместе и мы справимся со всем, что встанет у нас на пути, — его лицо исказилось от боли, и он судорожно втянул воздух. — А затем Фред умер. Мой брат был убит в самый счастливый момент моей жизни. Я сказал себе, что мне наплевать, что будет дальше, ведь у меня была ты. И он умер. А я сказал, что мне наплевать. Мой желудок сжался от всего, что отражалось в глазах Рона. От того, что ему пришлось пережить. Мне хотелось подойти к нему, обнять и утешить, но я не была уверена, что в этот момент он позволит мне это. — То, что произошло, — не твоя вина, Рон. — Я знаю это! — закричал он, заставляя меня подпрыгнуть. — Я знаю это, — повторил он более мягким голосом, — но я чувствовал себя виноватым. Как я мог позволить себе быть счастливым, когда только что произошло худшее? Как я мог быть счастливым, когда мой старший брат погиб? Я не хотел быть счастливым, Гермиона. Я не заслуживал счастья, в то время как остальные скорбели. Какое право я имел писать любовные записки, радоваться новым отношениям и ходить на свидания, когда мой старший брат лежал мертвый в земле? Стук собственного сердца отозвался в горле, когда я вдруг поняла: все это время Рон любил меня. — Я оттолкнул тебя. Я повел себя эгоистично и понимаю это теперь. Я отдалился, потому что чувствовал себя виноватым и винил в этом тебя. Я прекрасно понимала что, должно быть, он чувствовал на протяжении этого лета, и не могла винить его за это. Но это не объясняет его поступков после приезда в школу. — Я могу это понять, Рон, как могу понять и то, что тебе нужно было время. Но я не понимаю, затем тогда было встречаться с Лавандой? Почему было не прийти ко мне и не рассказать об этом? — Отчасти я пытался доказать самому себе, что не нуждаюсь в тебе. Но я также был зол на тебя. Когда мы впервые увиделись спустя столько времени, ты вела себя так же, как и всегда. Будто тебя не беспокоило то, что мы поцеловались, а потом не разговаривали несколько месяцев, — он коротко пожал плечами, встречаясь со мной взглядом. В очередной раз я прочла в его глазах вину и поняла, что мне не понравится то, что он собирался сказать. — Лаванда в какой-то мере была для того, чтобы почувствовать себя лучше и посмотреть, волновало ли еще тебя все это. — Ты разбил мое сердце, Рон, — сердито выпалила я. — Из-за тебя я все лето проплакала и чувствовала себя одинокой. Часть меня думала, что, когда мы снова увидимся, все станет на свои места, что тебе просто нужно время, но ты пренебрег мной и, выбрав Лаванду, заставил меня чувствовать себя так, словно я была пустым местом. — Ты не пустое место, Гермиона, — он протянул руку и хотел взять мою ладонь, но я отступила назад, — и никогда им не была. Ты все для меня. Прошу, ты нужна мне. — Нет, не нужна, Рон, — мягко сказала я. Мне наконец все стало ясно. Я наконец получила ответ на вопрос, который преследовал меня несколько месяцев. А главное, больше не злилась на него. Он был таким же потерянным и запутавшимся, как и я. Мне лишь было жаль, что мы не помогли друг другу пережить это сложное время. Но теперь уже поздно. — Возможно, однажды так и было, но больше нет. Я любила тебя, теперь ты мне друг. И так будет всегда. Между нами слишком много боли. Мы не решились набраться смелости и сказать друг другу правду. Если бы мы были предназначены друг для друга, тогда это бы уже случилось. Мы бы не искали причин, которые разлучат нас. — Не говори так, Гермиона, никогда так не говори, — Рон шагнул вперед и накрыл мою щеку своей ладонью. — Я не тот человек, каким был, и не допущу этой ошибки вновь. Клянусь. Я подняла глаза и встретилась с его взглядом. — Слишком поздно, Рон. — Никогда не поздно, — твердо произнес он. — Я никогда не отступлюсь от тебя. Я знаю, что сейчас ты злишься на меня, и понимаю. Тебе просто нужно время, чтобы соскучиться по мне. И когда ты это поймешь, я буду ждать тебя. С этими словами Рон покинул меня. Ушел ли он для того, чтобы я могла подумать над его словами, или нет, но этим я неизбежно и занялась. Я села на ступеньку у подножья лестницы, при этом игнорируя недовольное ворчание студентов, которые пытались протиснуться мимо меня по пути на завтрак или занятия. Как я довела себя до такого эмоционального беспорядка? Менее шести месяцев назад мне казалось, у меня не было никого и ничего. Я чувствовала себя самым одиноким человеком на земле. А теперь два парня признавались мне в любви. На протяжении тех длинных летних месяцев, когда я сидела в одиночестве в своей комнате, мне просто отчаянно нужен был рядом друг. Мне просто хотелось, чтобы Рон показал, что я была ему важна. Почему ему пришлось ждать до этого момента? Момента, когда я уходила от его. Почему он ждал, пока станет слишком поздно? У него было четыре долгих года, чтобы признаться самому себе и мне в своих чувствах, а он говорит мне это только сейчас! Когда нет ни единого шанса, что мы будем вместе. Может, именно поэтому он выбрал это время? Потому что больше ему нечего терять? В своем сердце я знала, что по-настоящему любила Рона, но отношения с Драко показали мне, что любовь, которую я чувствовала к Рону, была другой. Моя любовь к Гарри и Рону всегда была разной. Гарри я любила как брата, которого у меня никогда не было, а Рона, как я начала понимать, я любила как друга. Возможно, так было не всегда, и он надеется на иное, но сейчас это была единственная любовь, которую я чувствовала по отношению к нему. Вероятно, я была несправедлива и эгоистична, но я хотела и нуждалась в таком человеке, как Драко, который заставлял меня чувствовать себя особенной. Было грустно осознавать, что что бы я ни чувствовала к Рону, то, что могло между нами произойти, было невозможно. Назад дороги нет. Мы упустили свой шанс. Пусть я и оставалась в Хогвартсе и была на сто процентов уверена, что приняла правильное решение, значительная часть моего разума постоянно забывала о том, что в таком случае мне нужно продолжать ходить на занятия. За последние несколько недель я уже пропустила больше половины уроков и, посмотрев на часы, поняла, что не успеваю еще на один. Я лучше пропущу урок у профессора Хейвен, чем опоздаю — эта женщина и так меня ненавидит. Поэтому я решила, что пришло время перестать прятаться от Драко и рассказать ему о своем решении. Я поспешила в подземелья и принялась ждать у кабинета Зельеварения. Мне хотелось поймать Драко, но не попадаясь на глаза профессору Хейвен, когда я намеренно пропускаю ее урок. Я придумаю какую-то отговорку позже. К счастью, мне не пришлось провести в сыром и холодном коридоре слишком много времени: вскоре я услышала, что урок закончился, и студенты начали выходить из кабинета. Я начала переживать, когда бо́льшая часть учеников уже прошла мимо меня, но среди них не оказалось Драко, и облегченно выдохнула, когда наконец заметила его на выходе из класса. Но облегчение не продлилось долго, ведь он был не один. Блейз Забини и Пэнси Паркинсон вышли вместе с ним, и я не сдержала охватившей меня злости при виде нее рядом с Драко. Наш последний разговор все еще не вышел из моей головы. Драко знал о нем, знал о том, что она мне сказала, знал о ее чувствах к нему, и все же опять выбрал находиться с ней. На секунду я подумала о том, чтобы развернуться и уйти, но мне нужно было сообщить ему свое решение сейчас, прежде чем он опять услышит его от кого-то другого. Я сделала шаг вперед, сглатывая ком в горле, и в этот момент встретилась взглядом с Драко. Не знаю, что я ожидала увидеть, но любое приветствие было лучше той жесткости, которую я увидела в его глазах. Глаза Пэнси сверкнули на Драко, а затем на меня, чувствуя напряжение между нами, и на ее губах мгновенно заиграла ухмылка. Не обращая внимания на презрительные взгляды Пэнси и Блейза, я заглянула прямо в глаза Драко: — Мы можем поговорить? Он смотрел на меня долгое, неловкое мгновение, прежде чем коротко кивнуть своим друзьям. Они обменялись взглядами и прошли мимо меня (Пэнси — не упустив возможности наградить меня своим лучшим взглядом), наконец оставляя нас наедине. — Где ты была? — спросил Драко низким, грубоватым голосом. Сейчас он ничем не отличался от каменной статуи: такой же непоколебимый и холодный. — Немного задержалась и решила, что лучше совсем не прийти на урок, чем опоздать. Не хочу получить еще одно наказание, — с улыбкой сказала я. Драко не оценил моей шутки, смотря на меня все тем же бесстрастным взглядом. Какое-то время я думала, что он так и будет молчать. Но когда он заговорил, я тут же пожалела об этом. — Если ты пришла сказать, что уезжаешь, чтобы стать мракоборцем, я пойму. Я все равно чувствую, что уже потерял тебя. — О чем ты говоришь, Драко? Он задумчиво посмотрел на меня, собирая свои мысли в слова. — Четыре пустых места на уроке. Не нужно быть гением, чтобы понять. И снова я узнал об этом от других, а не от тебя. — Это не то, что ты подумал, — попыталась объяснить я. — Как всегда. С того момента, как они вернулись, как они узнали о нас, у меня такое чувство, что мне принадлежит только часть тебя, Гермиона, — он удрученное провел ладонью по волосам, — а я не хочу этого. Я хочу тебя всю, иначе у нас ничего не получится. Не будет никакого смысла. — Так это что, ультиматум? — спросила я таким же сердитым и раздраженным тоном, несмотря на мои усилия оставаться спокойной. Я уже знала, что никуда не уеду; знала, что не собираюсь становиться мракоборцем, и приняла решение остаться в Хогвартсе и в перспективе с Драко. Однако он выглядел решительно настроенным подтолкнуть нас к очередной ссоре. Я не знала, было ли виной тому его надменное и раздраженное поведение или тот факт, что я увидела его рядом с Пэнси, но я была рада принять это предложение. Что-то в его высказывании вызвало во мне чувство, очень напоминающие вину. Глубоко внутри я понимала, что он прав: я отталкивала его. Я пыталась разорваться между двух миров: моим миром с ним и моим миром с Гарри и Роном. Ни один из них не принимал другой, поэтому из-за своего эгоистичного нежелания сделать выбор я держала их порознь и таким образом удерживала Драко на расстоянии вытянутой руки, не позволяя ему стать частью другой стороны моей жизни — Мерлин, Гермиона, — произнес он, ледяная маска наконец исчезла, выпуская все его отчаяние наружу. Одним коротким движением он взял меня за руки и притянул ближе к себе, так что я могла лучше разглядеть его боль и злость. — Я не предъявляю тебе ультиматум и не заставляю быть со мной. Неужели это так плохо, что я хочу, чтобы ты хотела быть со мной? Чтобы хоть раз выбрали меня? Чтобы ты, для разнообразия, была честна со мной, а не вынуждала узнавать важные вещи от посторонних людей? Мне надоело что-либо доказывать. Все и так считают меня отбросом общества, но я не ожидал, что ты тоже заставишь меня так себя чувствовать. Он был прав, и вина, которую я чувствовала, нахлынула на меня непреодолимым потоком стыда. Я отталкивала его, заставляла чувствовать себя так, словно он был моей позорной тайной, словно он был недостаточно хорош, чтобы стать частью моей жизни. Даже когда я преодолела свои страхи и рассказала всем о нас, то все равно продолжала бессознательно держать его на расстоянии, заставляла чувствовать то же, что чувствовала я. От этого меня начало тошнить. Совместными усилиями мы возвели между нами стену. Прочную двадцатифутовую стальную стену, разделявшую нас. Все с трудом обретенное доверие, которое возникло за последние четыре месяца, было разрушено за одну короткую неделю. Он знал, что я считала его виновным, пусть даже это было на одно мимолетное мгновение, но мы оба понимали, что во мне все еще живет сомнение, а я понимала, что он все равно побежит к своему отцу при первых признаках неприятностей. Тем не менее, несмотря на все эти препятствия, Драко сказал, что любит меня, а я люблю его. Мне просто нужно было вернуть наши прежние отношения. Нужно было снова довериться ему и убедить его в этом. И, полагаю, убедить его снова довериться мне. — Нет, это не плохо, Драко, — ласково произнесла я, подходя ближе в попытке сократить как буквальное, так и метафорическое расстояние между нами. Меня убивала настороженность в его глазах. — Мне очень жаль. Мне жаль, что я заставила тебя так себя чувствовать, но просто… я не знаю. Я не могу этого объяснить. У меня такое чувство, будто все вокруг против нас, и кажется, что все у нас идет не так. Я люблю тебя и хочу быть с тобой… Но неужели это должно быть так сложно? Я напряженно ждала, осознавая, что его ответ навсегда изменит наши отношения. Я дала Драко возможность уйти от меня, если он захочет, но всем сердцем надеялась, что он не сделает этого. — Не знаю, — в конце концов произнес он, и на мгновение я подумала, что меня сейчас стошнит. — Я никогда не был влюблен. Я учусь по ходу дела, — после этих слов я испустила облегченный вздох и уже собиралась поцеловать его, когда он удивил меня еще больше: — И, кроме того, как там говорилось о том, что путь истинной любви никогда не бывает гладким? Я подалась назад, чтобы внимательно взглянуть в лицо Драко, не в силах скрыть своего удивления и улыбки. — Ты только что процитировал Шекспира? Откуда ты вообще знаешь о нем? — Понятия не имею, кто это или что, но ты читала книгу на Рождество, а когда уснула, я взял ее и прочитал пару страниц. История была чертовски ужасна, но мне понравилась эта строчка. Я запомнил ее, чтобы впечатлить тебя. — Ты назвал Шекспира ужасным? Шекспира, величайшего писателя из когда-либо живущих, ужасным? А как же «Ромео и Джульетта», «Гамлет», «Отелло», «Макбет»? Драко вытянул ладонь вперед, останавливая меня с легкой улыбкой на губах. — Так, Гермиона, сейчас ты просто называешь случайные слова. Мы можем вернуться к более важным вещам? — Извини, — выдохнула я, все еще в состоянии шока, — просто ты только что оскорбил литературного гения, и я не уверена, что смогу забыть об этом. — Послушай, Гермиона, — Драко вновь взял меня за руку, вынуждая переключиться на него. — Я не идеален и знаю это, но я стараюсь, и также я знаю, что люблю тебя и никогда не причиню тебе боль. Я хочу быть с тобой, Гермиона, но только если ты хочешь быть со мной. — Конечно, я хочу быть с тобой, Драко. Я скучала по тебе. — Что ж, тогда мы справимся. Я хочу сказать, ты сможешь приезжать во время праздников, а я постараюсь вырваться к тебе в Лондон. — Драко, я об этом и пришла тебе сказать. Я не уезжаю в Лондон. Я остаюсь здесь. — Гермиона, — он тяжело вздохнул, отступая от меня. Я почувствовала, как мои глаза расширяются от обиды и удивления. — Это замечательная возможность, и я не буду стоять у тебя на пути. — Ты не будешь, — сказала я, наконец понимая причину его реакции. — Без обид, Драко, но я остаюсь здесь не ради тебя. Не пойми меня неправильно, это определенно дополнительный бонус, — подначила я, — но, по правде говоря, я не хочу быть мракоборцем. Я устала сражаться. Я хочу остаться здесь и сдать ЖАБА. С тобой. — Ты уверена? Я сделала шаг к нему и заглянула прямо в глаза, показывая свою искренность. — Абсолютно. Мне всегда нравилась улыбка Драко. Она была словно редкий подарок для меня. Но эта улыбка, медленная, застенчивая и неуверенная, едва касающаяся уголков его губ, которую он пытался сдержать, была моей любимой. Это была улыбка, заставившая меня приподняться на носочки и поцеловать его так, как не целовала уже давно. Первым отстранился Драко. Его надменная усмешка уже была на месте, хотя я видела подразнивающий блеск в его глазах. — Что ж, в таком случае, если ты остаешься, нам следует отправиться на урок. Он взял меня за руку и потянул за собой в сторону лестницы и выхода из подземелий. — Вам придется наверстать упущенное, мисс Грейнджер, если вы хотите стать лучшей в классе по Зельеварению, — произнес он с ухмылкой, — потому что, должен тебе сказать, я просто в ударе. Отъезд Гарри и Рона в конце недели прошел тихо, несмотря на предсказания Драко. Он описал довольно подробную картину чествования Гарри и Рона, которые рука об руку шли под праздничное приветствие толпы, пока над их головами взрывались фейерверки и висели плакаты; МакГонагалл и гриффиндорцы рыдали на коленях, провожая их к школьным воротам, а половина школы погрузилась в месячный траур. За эти саркастические заявления он получил шлепок по руке. На самом деле ребята попрощались со своими близкими друзьями в башне Гриффиндора, а мы с Джинни проводили их к кабинету профессора МакГонагалл, где они воспользовались каминной сетью, чтобы попасть в Нору. Они собирались остаться там до тех пор, пока не найдут жилье в Лондоне. Профессор МакГонагалл попрощалась с мальчиками первой. Это было краткое и быстрое расставание: она никогда не говорила больше необходимого. И все же за ее несколькими словами чувствовались эмоции. Мне даже показалось, что я заметила слезы, блеснувшие в ее глазах. Обняв Гарри и похлопав Рона по спине, она покинула комнату, чтобы дать нам проститься. Профессор уже подключила камин к сети, но он останется открытым недолго. Пока Джинни просила Рона передать матери от нее кое-какие вещи, я давала Гарри последние наставления: — Обещай, что будешь писать мне. Каждую неделю. И приезжай в гости как можно чаще. И не говори, что будешь писать, чтобы потом об этом забыть, иначе, клянусь, я буду отправлять тебе кричалку каждый день. Я хочу знать все подробности того, чем ты занимаешься. — Ладно, ладно, Гермиона. Я обещаю, что буду писать тебе каждую неделю, и обещаю, что мы встретимся во время пасхальных каникул, договорились? — Договорились. Ловлю тебя на слове. Я буду скучать по тебе, — произнесла я надломившимся голосом. Мне пришлось подавить захлестнувшие меня эмоции, чтобы не забыть все, что я хотела сказать. — И помни: не делай никаких глупостей. Не бросайся вперед, пока не узнаешь все сведения, и не отправляйся ни на какие задания в одиночку. — Гермиона, что я буду делать без тебя? На лице Гарри появилась грустная улыбка, и я знала, что он чувствует то же, что и я. Я крепко обняла его, пытаясь сморгнуть слезы, застилавшие мне глаза. Посмотрев через плечо Гарри, я увидела, что Рон и Джинни уже попрощались и теперь Джинни терпеливо ждет своей очереди проститься с Гарри. Отпустив его, я повернулась к Рону, понимая, что не могу больше откладывать этот разговор. — Береги себя, Рон, — неловко произнесла я, проклиная то, каким натянутым стало наше общение. Я потянулась, чтобы обнять его, и в этот момент поняла, как сильно буду скучать по нему, что заставило меня крепче сжать руки. — Не допусти, чтобы с ним что-то случилось. Я рассчитываю на тебя. — Не допущу, Гермиона, обещаю. Я отстранилась, чтобы заглянуть ему в лицо. — Я буду скучать по тебе. — Я тоже буду скучать, Миона. Он пристально изучал мое лицо. Если бы я знала, что он собирается сделать, я бы отвернулась. По крайней мере, уверена, что поступила бы так. Я подумала, что Рон собирается поцеловать меня в щеку, но вместо этого его губы прикоснулись к уголку моего рта. Мы смотрели друг на друга короткое мгновение — всего лишь миг, и тем не менее за это время между нами передалась тысяча сообщений. Любовь, боль и, самое главное, —сожаление. Хотя в его глазах я увидела кое-что еще. Обещание. Обещание, что это еще не конец. Я плакала, покинув кабинет профессора МакГонагалл. Старалась сдержать слезы как можно дольше, но, как только их лица исчезли в зеленых языках пламени, по моей щеке скатилась первая слеза. Джинни тоже расстроил их отъезд, но для нее это было по-другому. Будучи на год младше нас, она завела свою компанию друзей, с которыми до сих пор проводила много времени. Она также училась весь предыдущий год в Хогвартсе без нас. Ей не пришлось находиться каждый момент своей жизни с Гарри и Роном, а затем стоять и наблюдать, как они покидают тебя. Подруга предложила остаться со мной, но я отказалась. Сейчас мне хотелось побыть одной. Я не знала, куда себя деть. Гостиная теперь казалась слишком пустой, в библиотеке никаких занятий для меня не оказалось, а рыдать в углу мне не хотелось. В конечном итоге я побрела во внутренний двор. Был январь, и в кои-то веки не стоял ужасный холод. Шарф все же плотно укутывал мою шею, но, по крайне мере, не было ощущения, будто мой нос вот-вот отвалится. Я недолго прогулялась, прежде чем присесть недалеко от Гремучей ивы. Я не сомневалась, что здесь меня никто не побеспокоит, ведь даже любители прогулок под зимним солнцем не решались приблизиться к Гремучей иве. Именно поэтому я так удивилась, заметив через некоторое время неподалеку чью-то фигуру. Я сразу поняла, кто это. Даже на расстоянии я смогла узнать Драко: волосы моментально выдавали его. Но было в этом нечто большее. Словно я незамедлительно чувствовала его, когда он оказывался рядом. Я видела, как он огляделся вокруг, а затем, заметив меня, направился в моем направлении. На короткий миг я подумала о том, чтобы спрятаться, прежде чем Драко приблизится ко мне, но в этом не было смысла, ведь он уже увидел меня. Не то чтобы я не хотела видеть его. Просто я не хотела видеть никого. Я знала, что это глупо и что я увижу Гарри и Рона уже в скором времени, но просто у меня было такое чувство, будто я что-то потеряла; грудь жгла ноющая боль, словно кто-то вырвал часть меня. Впервые за восемь лет мы с мальчиками пошли разными дорогами, и мне оставалось лишь надеяться, что я приняла верное решение. — Я тебя повсюду ищу, — произнес он, оказавшись в пределах слышимости. — Что ж, ты нашел меня, — ответила я ровным и, пусть и ненамеренно, но жестким голосом. Оценив мой тон, Драко нахмурил брови в немом вопросе. — Что ты делаешь? — поинтересовался он, не понимая моего намека на то, что я была не в настроении для разговора. — Думаю. — О? — Всяком. Я понимала, что мои короткие ответы раздражают Драко, но я правда не хотела обсуждать Гарри и Рона, особенно с тем, у кого были совершенно противоположное отношение к их отъезду. Я знала, что если скажу ему правду, если начну говорить о том, о чем думаю, то неизбежно начну плакать и не знаю, смогу ли остановиться. — Значит, они уехали? — спросил Драко, решительно настроенный заставить меня говорить, независимо от того, как сильно мне этого не хотелось. Вздохнув и закатив глаза, я послала Драко еще одно предупреждение. На этот раз менее тонкое. — Не начинай. — Чего? — Не начинай радоваться и ликовать из-за того, что они уехали. Я уже стояла на ногах, чувствуя первые признаки злости. Я обрадовалась: злость лучше, чем грусть. — Ох, да ладно тебе, как будто я бы поступил так. Я же не настолько засранец. Драко пришлось глубоко вдохнуть, чтобы вернуть себе спокойный голос, хотя по его сжатым зубам я могла сказать, что ему становилось все тяжелее сохранять самообладание. — Как все прошло? Они отправились без проблем? — Драко, не стоит стоять и делать вид, что тебе грустно оттого, что они уехали, потому что я знаю, что это не так, и не хочу сейчас это выслушивать. — Слушай, буду ли я плакать из-за того, что они уехали? Нет. Они мне не нравились, но я знаю, что твои друзья важны для тебя. Я не хочу, чтобы тебе казалось, будто ты не можешь поговорить о них со мной. Когда я говорил о том, что мы должны стать более открытыми друг с другом, — я говорил серьезно. Они огромная часть твоей жизни, и я не хочу, чтобы ты закрывала от меня эту часть. Кроме того, Поттер был не так уж и плох. Поэтому давай, расскажи мне, что произошло. Он присел возле каменной стены, где недавно сидела я, и жестом пригласил меня к себе. После короткого момента сомнения я опустилась рядом. Он был прав, как всегда. Обычно я не любила делиться своими эмоциями, но Драко был прав. Мне пора начинать быть честной с ним, или вобью между нами клин, который все разрушит. Поэтому я открыла ему свое сердце. Рассказала о том, как они покинули Хогвартс. Начав говорить, я не смогла остановиться. Драко не сказал ни слова, лишь позволил мне говорить и говорить о том, как много они для меня значат и как сильно я буду по ним скучать. Я рассказала ему обо всем, чего мне будет не хватать без них; рассказала о том, чем мы занимались в Хогвартсе, а он просто слушал, позволяя моим слезам падать, и обнимал меня, давая понять, что он рядом. Было странно об этом думать, но отъезд Гарри и Рона вновь невольно сблизил меня с Драко. По правде говоря, я не знала, что именно разделило нас. Именно этого я боялась, когда думала о том, что произойдет, когда люди узнают о нас. Мне передалось недоверие и неуверенность других людей, и мне было стыдно признать, что я позволила их сомнениям породить собственные страхи. И все же Драко все еще был рядом. Из-за меня его обвинили в ужасном преступлении и чуть не отправили в Азкабан, его поносили в газетах и сделали предметом сплетен и перешептываний за спиной, не говоря уже о подозрительных взглядах, которые преследовали его везде, куда бы он ни пошел. Вдобавок ко всему ему приходилось иметь дело с моей приверженностью и проблемами с доверием. Тем не менее, несмотря на все это, он все еще был со мной, утешая меня из-за отъезда двух моих лучших друзей и двух своих злейших врагов. Если у меня и были какие-либо сомнения по поводу его чувств или преданности, то теперь они исчезли. Почему еще он был бы здесь со мной после всего, с чем ему пришлось мириться, если только он действительно не заботился обо мне? Большинство людей уже давно бы ушли, но не он. Он оставался рядом, пытаясь успокоить меня, и это кое-что значило. Неловкость, которая возникла между нами, теперь полностью исчезла. Каждое мое признание, каждая история, которую я рассказывала, разрушали часть той стены, которую мы сами построили. Я знала, что для него это нелегко, и подозревала, что ему приходится держать язык за зубами, чтобы не выпустить пару саркастических комментариев. Но он молчал, лишь надежно прижимая меня к себе и позволяя изливать свои чувства. Даже когда его рубашка пропиталась моими слезами, он не отпустил меня и не остановил. Я обнаружила, что не могу прекратить поток слов. То, что началось с моих чувств после отъезда мальчиков, превратилось в воспоминания последних восьми лет. Я рассказывала ему обо всех наших безумных приключениях. Ну, о большинстве из них. Рассказала о том, как умер Сириус, как Рон был в больничном крыле, когда мы столкнулись с оборотнем, и, самое главное, как они стали для меня семьей. Я говорила долго, иногда смеясь сквозь слезы, а иногда рыдая так сильно, что Драко приходилось крепче прижать меня к себе и нежно гладить по волосам, пока я не успокаивалась. В конце концов мы оба замолчали, и, казалось, так продолжалось долгое время. Когда вокруг начало темнеть и я ощутила, что холод пробирается под кожу, я отстранилась, стараясь избегать взгляда Драко, поскольку чувствовала себя смущенной тем, как много наговорила. Я снова открыла свое сердце и разум Драко Малфою. Не знаю почему, но он мог заставить меня открыться так, как никто другой не мог; говорить больше, чем я собиралась; заставить меня осознать чувства и мысли, о которых я даже не подозревала. — Извини, — произнесла я, потупив взгляд. — Я не собиралась так много болтать. Я знаю, что вы никогда особо не ладили. Тонкими пальцами Драко нежно сжал мой подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть ему в глаза. — Гермиона, сколько раз мне нужно повторять, что ты можешь все мне рассказать? Я хочу, чтобы ты мне рассказывала. Я хочу, нет, я нуждаюсь в том, чтобы ты доверяла мне. Обычно глаза Драко были холодными и жесткими. Это отталкивало окружающих от него и очень осложняло попытки понять его. Но сейчас, заглядывая в это сочетание серого и голубого, я увидела его. Увидела целиком. Почувствовала искренность в его словах. Пока у меня была склонность открываться перед Драко и рассказывать ему все свои потайные мысли, он открывался передо мной своим особым способом. Он позволял мне увидеть человека, каким он поистине являлся, и с этим человеком я хотела быть. — Я доверяю тебе, Драко, и мне жаль, если я заставила тебя усомниться в этом.