Шрамы

— Идешь на ужин? — спросила меня Джинни, сидевшая на противоположной стороне стола в библиотеке, где мы вместе занимались. Я покачала головой, даже не подымая головы от учебника Трансфигурации передо мной. Джинни громко вздохнула, но я не обратила на это внимания. Я уже начала привыкать к ее нетерпеливым вздохам. — Гермиона, ты должна поесть. — Я не голодна. Подруга с чувством захлопнула книгу. Я проигнорировала и это. — Прекрати, Гермиона. Ты почти не ешь и, без обид, выглядишь так, словно не спала несколько дней. Я бросила на нее быстрый взгляд и вернулась к учебнику. — Я в порядке. — Ты не в порядке! Ты не была в порядке с тех пор, как… — Джинни! — не выдержала я, обрывая ее прежде, чем она произнесет его имя. — Я сказала, что в порядке. Я могла прочитать в ее глазах ярость, когда наши сердитые взгляды встретились. Видела, что она размышляет над тем, как далеко может зайти. Как далеко может подтолкнуть меня. Но затем она передумала и отвернулась. Я, воспользовавшись этим моментом, выпустила облегченный вздох. Джинни решила оставить эту тему на какое-то время, но явно была недовольна моим поведением. — Как хочешь. Она схватила свою сумку и вылетела из библиотеки. Я почувствовала укол сожаления, но быстро подавила его. Засунула подальше и упрятала под замок, как делала с каждой эмоцией на протяжении последних двух недель: настойчиво пыталась игнорировать . Как только подруга скрылась за дверью библиотеки, я отбросила перо и откинулась на спинку стула, запуская пальцы в волосы. Джинни права. Я не в порядке. Но стараюсь делать вид, что все хорошо. С того дня, как я вернулась в Хогвартс и ушла от Драко, я пыталась не сломаться. В первую ночь я чувствовала себя совершенно оцепеневшей. По мере того, как паника, боль, злость, отчаяние и печаль проникали в мое сердце, я усердней старалась совладать с этим чувствами. Но эмоции отказывались повиноваться. Кошмары вернулись с прежней силой и продолжались каждую ночь после моего возвращения. Все мои ночи теперь были похожи одна на другую. Совершенно одинаковые. Я падала с лестницы, ползла наверх и, как только достигала вершины, видела лицо. Знакомое лицо. Тогда начиналась боль. Заклятие Круциатус снова и снова. Иногда я поднимала голову и видела Драко. Иногда его холодные серые глаза превращались в глаза его отца. Иной раз пытали не меня, а другую молодую девушку, пока я стояла и беспомощно наблюдала. Результат всегда был один и тот же: я просыпалась в холодном поту, заливаясь слезами и дрожа от страха. В итоге я начала делать все, чтобы не спать. Я до ночи задерживалась в библиотеке при тусклом свете свечи, пока мадам Пинс не просила меня уйти. С утра пораньше я сразу возвращалась обратно, не в силах лежать в кровати ни секундой дольше, боясь того, что увижу, если останусь. Учебу я использовала как возможность отвлечься. Заполняя голову фактами, историческими фигурами и заклинаниями, я старалась, чтобы там не оставалось места ни для чего другого. Конечно, когда я приходила в Большой зал, реальный мир снова пробирался внутрь. Поэтому я стала избегать и Большой зал тоже. У меня в любом случае пропал аппетит. Больше Драко не пытался заговорить со мной. Это одновременно ранило и радовало. Мы все еще посещали одни и те же занятия, но я всегда старалась смотреть только на учителя. Несколько раз, когда я позволяла себе бросить в его сторону случайный взгляд, мне хотелось думать, что, может, он выглядел немного бледнее, чем обычно, может, круги под его глазами стали немного темнее; но он никогда не смотрел в мою сторону, так что я никогда не была абсолютно уверена. Лишь однажды наши взгляды встретились. Мы проходили друг мимо друга в коридоре. Драко коротко кивнул мне, как люди обычно поступают в отношении тех знакомых, кого плохо знают. Я ответила ему тем же, сопроводив кивок слабой улыбкой, пытаясь не показать, насколько это движение разбивает мне сердце. Недели шли, и я, как и все остальные, продолжала учиться. До СОВ и ЖАБА оставался всего месяц. Мирное уединение библиотеки больше не казалось таким мирным, поэтому я стала заниматься на улице, в уединенном коридоре на верхнем этаже замка или в своей комнате. Учеба в комнате обычно проходила в более спокойной обстановке, но это не означало, что я меньше отвлекалась. Там меня окружали воспоминания о Драко. Подарки, которые он мне дарил, записки, бумажная птичка, которую он сделал и послал мне во время урока в тот момент, когда учитель отвернулся, свитер, который я одолжила, когда замерзла. Я с трудом сдерживалась, чтобы не поднести его к носу, просто чтобы вновь вдохнуть родной запах. В конце концов я сложила все вещи Драко в коробку, уменьшила и спрятала в свой сундук в надежде, что смогу забыть об их существовании. Но была одна вещь, которую, сколько бы раз ни пыталась, я не могла убрать. — Ты все еще не открыла ее? — спросила Джинни, в очередной раз застав меня на кровати, смотрящей на длинную черную коробку передо мной. В ответ я покачала головой. — Он до сих пор любит тебя, Гермиона. Но я лишь вновь покачала головой и смахнула слезы. Первым делом после нашего расставания я убрала прекрасную волшебную розу, которую Драко подарил мне на Рождество, обратно в коробку. Однажды он сказал мне, что она будет цвести до тех пор, пока он меня любит. В последующие недели я все чаще брала коробку в руки, но ни разу так и не нашла в себе мужества открыть ее. Я бы не выдержала вида увядших коричневых лепестков, которые засохли и умерли вместе с его любовью ко мне. — Просто поговори с ним, Гермиона, — Джинни присела на край моей постели. — В этом нет необходимости. Так будет лучше. — Как это может быть лучше, если вы оба несчастны? — Я не несчастна, — солгала я. — Я в порядке. — Перестань это говорить! — фыркнула Джинни. — Если бы ты была в порядке, то не вела бы себя так. Она многозначительно посмотрела на черную коробку на покрывале между нами. — А что, по-твоему, мне делать? — спокойно произнесла я, складывая на груди руки. — Плакать, причитать и ныть по человеку, который не хочет быть со мной? По человеку, с которым я не могу быть? — Ты лжешь. — Нет. — Тебе нужно проснуться и вытащить свою голову из задницы, Гермиона. Ты любишь его. До сих пор. Вы были прекрасной парой. Я сузила глаза. — С каких это пор ты на стороне Драко? — С таких, как увидела, какой счастливой он тебя делает, — в ответ на мой скептический взгляд, она продолжила: — Признаюсь, что сначала сомневалась в нем, но, увидев его с тобой, увидев, как он относится к тебе… это особенные отношения, Гермиона. — Как ты можешь такое говорить? Ты ведь знаешь, что он сделал. — Да, я знаю, и да, это ужасно, но будь благоразумной: какой выбор у него был? Ты провела полжизни с Гарри, который сделает все, что в его силах, чтобы защитить окружающих людей. И это благородно. Но не все такие, Гермиона. Гарри бросается в каждую ситуация очертя голову, и его спасает только удача. Однако и у этих бездумных поступков есть последствия. Воспоминания мгновенно обратились к Сириусу. Мы все понимали, что если бы Гарри не бросился в опасную ситуацию, если бы так отчаянно не хотел быть героем, если бы не попал в ловушку Волдеморта, то Сириус остался бы жив. Гарри потерял одного из своих самых близких людей в ту ночь, но ему повезло, что он не потерял еще больше. А на шестом курсе он едва не убил Драко, когда они начали сражаться. Не говоря уже обо всех передрягах, стычках и безумных ситуациях, в которых мы оказывались за эти годы. Гарри всегда двигали хорошие намерения, но они не всегда приводили к хорошему. Джинни взяла меня за руку. — Драко не похож на Гарри, Гермиона. И это не обязательно плохо. Он осторожен. Он внимателен. Он продумывает свои действия. Его поступок чудовищен, и все же он спас свою жизнь и жизнь этой девочки. Что еще он мог сделать? Поступить, как Гарри? Сопротивляться? И к чему бы это привело? То, что сделал бы Волдеморт, было бы в миллион раз хуже. Ты знаешь, что это правда, — я видела осуждение в глазах Джинни и слышала разочарование в ее голосе, когда она добавила: — Позволять Драко думать, что ты осуждаешь его, отталкиваешь потому, что он сделал все, что было в его силах на тот момент, — неправильно. Скажи мне, почему ты делаешь это? Почему отталкиваешь его? Потому что я не верю в твои отговорки. — Моя жизнь проще без него, — искренне призналась я. — Впервые за восемь лет у меня спокойная жизнь. Наши отношения с Драко сложные и всегда такими будут. Он никогда не бросит своих родителей, а я не могу находиться рядом с ними. Сколько еще нам придется причинить друг другу боли, прежде чем случится неизбежное? Зачем же тянуть? Так будет лучше. На лицо Джинни упала тень гнева. — И я была бы с тобой чертовски согласна, если бы сейчас ты не смотрела на меня мертвыми глазами! Я бы поверила, если бы ты не вела себя как бесчувственный зомби последние несколько недель! Я отвела взгляд, потому что не знала, как еще убедить ее в том, что со мной все в порядке. Громко и раздраженно вздохнув, Джинни направилась к двери, но остановилась у самого порога. — Все отношения сложные, Гермиона, но некоторые стоят того, чтобы за них бороться. Если ты не будешь сражаться за него, то потеряешь навсегда и в конце концов останешься одна, несчастная, и только воспоминания будут согревать твое холодное, пустое сердце. С этими словами она развернулась и ушла. Дверь захлопнулась за ее спиной. — Черт, — пробормотала я, откидываясь на подушки. Судя по всему, у меня хорошо получается отталкивать людей. Как ни старалась я не думать о словах Джинни, я понимала, что мне придется попытаться наладить с ней отношения. На следующее утро я присоединилась к ней за завтраком, и хоть она все еще злилась на меня, но о Драко больше не говорила. Остаток недели прошел так же, как и всегда, за исключением того, что теперь я спускалась к Джинни во время еды. Я все еще старалась учиться в каждый свободный момент, но по мере приближения выходных замок окутывала мрачная атмосфера. Приближалась годовщина Битвы за Хогвартс. Завтрак в воскресенье утром, когда должна была состояться поминальная служба, проходил в приглушенной обстановке. Студенты переговаривались вполголоса, почти шепотом. Гости прибывали в замок все утро: либо трансгрессировали в Хогсмид, либо пользовались каминами, которые на короткое время подключили к Каминной сети. Школу заполняли представители Министерства, мракоборцы, бывшие студенты и семьи погибших. Гарри и Рон прибыли незадолго до службы, оба в длинных черных мантиях. Я бросилась Гарри на шею и крепко обняла его, радуясь, что он рядом. В объятиях своего лучшего друга я не чувствовала себя такой одинокой. Затем я повернулась к Рону и повторила жест. Объятие получилось немного неуклюжим и неловким, а когда мы отстранились друг от друга, я не смогла встретиться с ним взглядом. Я не забыла, что ровно год назад мы впервые поцеловались. Год прошел с того момента, как наши отношения изменились навсегда. Между нами все еще висела тяжесть последнего разговора. С того момента мы больше не разговаривали, лишь посылали друг другу странные письма, не зная, что сказать. Рон признался, что любит меня, что будет ждать. Что он все еще верит в «нас». Он не знал, что больше не может завладеть моим сердцем, что больше оно мне не принадлежит. Я уже отдала его другому человеку, и пусть оно и было разбито, но все равно принадлежало лишь ему. — Ну как ты? — спросил Рон, отводя меня в сторону, подальше от Гарри и Джинни, которые наслаждались своим воссоединением. — Я в порядке, — солгала я. — А ты? — Да я нормально. Гарри сказал, что ты и Малфой… — он запнулся, подбирая слова, — что ничего не получилось. В его глазах читался вопрос, там была написана надежда. И он даже не подозревал о той боли, которую причиняли мне его слова. В ответ я пожала плечами, все еще не желая произносить эти слова вслух. Если произнесу, то они начнут казаться правдой. — Мы можем поговорить позже? Нам нужно кое-что обсудить. — Не сегодня, Рон, — ответила я. Сегодня и без того будет тяжело. — Ну да, конечно, — быстро сказал он. — Но в скором времени. Я согласно кивнула, не совсем уверенная, что сказать. Для меня ничего не изменилось. Но сегодня у Рона был траур по брату. Делать этот день для него еще хуже я не собиралась. Вскоре приехало семейство Уизли. Быстро обнявшись, мы стояли в немой тишине. Мистер Уизли задал пару вопросов, но после коротких ответов разговор иссяк. Никто не хотел разговаривать. Совсем скоро внутренний двор был забит до отказа. Люди рассаживались на стулья, расставленные вокруг пустого участка земли посередине. Нас с Гарри и Роном посадили в первом ряду. Мне не хотелось сидеть спереди, но возражать казалось еще хуже. Гарри попросили выступить с речью, но он отказался. Что он мог сказать? Что любой мог сказать, чтобы сделать этот день более приятным? Что они храбро сражались? Что мы скучаем по ним? Это ничего не изменит. Это не вернет никого из них. И тогда началась церемония. Министр магии произнес речь, после него слово взяла профессор МакГонагалл. Кто-то прочитал стихотворение. Школьный хор спел песню. Я ничего из этого не слышала. Мои глаза оставались прикованы к одной точке. Министр взмахнул палочкой, и в центре появилась прямоугольная мемориальная статуя, огромная и плоская, сделанная из блестящего черного камня. Имена погибших были выгравированы на ней блочными золотыми буквами. По очереди начали зачитывать имена, и близкий погибшему человек помещал у основания мемориала белую розу. Джордж поставил розу за Фреда. Андромеда за Тонкс. Гарри решил поставить розу за профессора Снейпа. В общей сложности, пятьдесят имен. Пятьдесят роз. Пятьдесят умерших людей. Затем наступила минута молчания. Я пыталась не отсчитывать секунды в своей голове, вместо этого подняв глаза к небу. После долгих недель пасмурно-серого цвета ярко-синее полотно, висевшее над нашими головами, казалось неправильным в свете сегодняшней скорби. Я отвела взгляд и наткнулась на одинокую фигуру, стоящую в тени позади толпы. Я понимала, почему он стоял там. Стоял в одиночестве. Чувствовал, что не вправе скорбеть с остальными. Он чувствовал себя виноватым. Чувствовал стыд за то, что год назад он начал этот день на противоположной стороне. Словно почувствовав мой взгляд, Драко повернулся и встретился со мной глазами. Даже на расстоянии я различала каждую эмоцию на его лице. Боль, страдание, вина. Но прежде всего — печаль. Я слабо улыбнулась ему. Ты в порядке? Он покачал головой и отвел взгляд. Я заметила, что слезы блестят в его глазах. Мне хотелось подойти и взять его за руку. Встать рядом с ним и показать, что он тоже принадлежит этому месту. Что он прощен. Хотелось обнять его и сказать, что все будет хорошо. Но я не могла. Слезы жгли глаза и щипали нос. Я выпустила неровный, судорожный вздох, который перешел во всхлип. Услышав это, Рон взял меня за руку и крепко сжал. Взглянув на него, я с удивлением заметила, что в его глазах застыло жесткое выражение, а челюсти крепко сжаты. Я задалась вопросом, не заметил ли он Драко, стоящего позади, но его глаза смотрели прямо на мемориальную доску. Когда минута молчания закончилась, я оглянулась на Драко и мельком увидела выражение его лица, потрясенного и измученного; но спустя мгновение оно вновь превратилось в обычную пустую маску, заставляя меня задуматься, не показалось ли мне вообще. Толпа начала двигаться, и я потеряла его из виду, однако уже через секунду заметила, как он в одиночестве направляется в замок. Мое сердце разрывалось от боли за него. Мне хотелось пойти за ним, но в то же время я понимала, что он не хочет, чтобы кто-то его увидел. Он хотел уйти до того, как все начнут расходиться. Служба подошла к концу, и тяжелое молчание сменилось стуком отодвигаемых стульев, шелестом мягких шагов и тихих разговоров. Гнетущая тяжесть отступила, и я снова могла дышать. Первые похороны я посетила, когда мне было девять. Дедушка. Родители спросили, хочу ли я поехать, и я сказала «да». Конечно, я хотела поехать и попрощаться. Церемония была достаточно печальная и трогательная. А вот поминки я не совсем поняла. Как люди могли вот так стоять, есть, пить, болтать и смеяться? Почему мои родители разговаривали с окружающими так, будто ничего не произошло? Как люди могли смеяться, когда я чувствовала себя так, словно мое сердце разбито? Лишь в прошлом году, посетив огромное количество похорон, я наконец поняла. Причина была не в том, что люди не были расстроены, они просто чувствовали облегчение оттого, что все закончилось. Так много людей. Так много разговоров. Так много вопросов «как ты?» и фальшивых улыбок, повторяющихся снова и снова. Толпа начала редеть, и я воспользовалась этим, чтобы взглянуть на мемориал, возвышавшийся в центре внутреннего двора. Многие люди подходили и читали длинный список имен, выгравированный с каждой стороны. Они водили глазами по именам погибших друзей и родственников, и по их лицам текли слезы. Студенты Хогвартса, которые должны были быть в безопасности. Сколько времени пройдет, прежде чем люди начнут проходить мимо этого нового дополнения, едва окинув его взглядом? Сколько времени пройдет, прежде чем люди будут читать эти имена лишь с общим интересом и идти дальше? Когда это станет чем-то важным, но не настолько, чтобы останавливаться и посвящать этому свое время? Сквозь толпу я разглядела Лаванду, стоящую перед огромным черным камнем и смотрящую на него со странным выражением. Я не могла понять эмоции, написанные на ее лице, а затем вспомнила, что ее имя тоже могло бы быть на этом камне. Она была близка к этому. Из печальных мыслей меня вытащил Джордж. Он подошел ко мне, и я, слабо улыбнувшись, не раздумывая окунулась в его приветственные объятия. — Ну как ты? На его вопросительный взгляд я добавила: — Извини, глупый вопрос. — Служба была неплохая, наверное. Немного… — Понимаю, — ответила я, когда он не смог подобрать слов. — Фреду бы не понравилось. Никаких шуток. Я мягко засмеялась и ударила его по руке. Радость в его глазах потухла. Они больше не были такими яркими, как раньше. Даже когда он смеялся, в его взгляде всегда оставалась грусть, и я не была уверена, что она когда-нибудь по-настоящему исчезнет. Я представила, как каждый раз, когда Джордж смеялся или шутил, он ожидал услышать, как звук отдается эхом. Каждый раз, когда он не слышал ничего, кроме тишины, это напоминало ему обо всем, что он потерял. Увидев сочувствие в моем взгляде, он стряхнул грусть и оглядел двор. — Я видел Малфоя. Мое тело напряглось, и на мгновение я запаниковала. Я уважала Джорджа и не хотела, чтобы он плохо обо мне думал. — Джордж, я… — Это ничего, Гермиона, — он улыбнулся, и паника отступила. — Хотя я и слышал, что вы расстались. Избегая его взгляда, я просто кивнула. Прошло уже больше двух недель, а я все еще не могла говорить об этом. — Не буду лгать, что не был потрясен, услышав о вас двоих, но, Гермиона, если он делает тебя счастливой, тогда ты не должна отпускать его. Если пережитое и научило нас чему-то, так это тому, что жизнь слишком коротка. Что-то в его словах откликнулось во мне так, как другим словам не удавалось. Фред умер, и Джордж никогда больше его не увидит. Скорбь по человеку, которого он любил больше всего на свете, не прошла даже через год. Она никогда полностью не исчезнет. Джорджу придется жить без кусочка своей души. Было ли это и моим будущим? Останется ли навсегда эта постоянная боль в той части моего сердца, которую я отдала Драко и больше никогда не смогу вернуть? Я посмотрел на Джорджа с кривой улыбкой. — Знаешь, твоя сестра сказала мне что-то похожее. — Ну что я могу сказать, — он пожал плечами. — Гений — это у нас семейное. Кажется, только Рону это не передалось, но что поделаешь? Он посмотрел на меня сверху вниз и притянул в еще одно крепкое объятие. — Мне пора идти, но дай мне знать, Гермиона, как ты справляешься. Подмигнув на прощание, он направился обратно к своей семье. Уизли отправились навестить могилу Фреда, а Гарри уехал к Андромеде и Тедди, чтобы посетить профессора Люпина и Тонкс. Мы попрощались (Рон многозначительно посмотрел на меня, напоминая, что нам еще предстоит поговорить), и я наконец зашагала обратно в школу. Джинни, само собой, покинула замок вместе со своей семьей, сказав, что вернется ближе к вечеру. Я как раз вошла внутрь, когда меня остановила профессор Хейвен, одетая во все черное и выглядящая еще более сурово, чем обычно. — Мисс Грейнджер, я надеялась найти вас. Зелье, которое вы просили, готово. — Зелье? — переспросила я. — Которое восстановит вашу память. — О, — протянула я, вдруг вспомнив просьбу, с которой обратилась несколько недель назад. По правде говоря, я уже и забыла о ней. — Хорошо. — Действие зелья не продлится долго. Сорок восемь часов, самое большее. Я оставила флакон у мадам Помфри в больничном крыле, если вы решите принять его. С этими словами она развернулась и зашагала прочь, оставляя меня размышлять о том, что она только что сказала. Несколько недель назад я хотела принять зелье, чтобы узнать, кто пытал меня. Я хотела принять его не только ради правды, но и ради того, чтобы доказать всем вокруг и, если быть до конца откровенной, самой себе, что Драко на меня не нападал. Верила ли я в то, что он способен причинить мне такую боль? После всего, что я узнала о нем недавно, мне стоило бы. Возможно, я думала об этом ранее. Но, по правде сказать, глубоко внутри я знала, что Драко никогда бы не обидел меня. Я почувствовала стыд за такие мысли. Неудивительно, что он ушел от меня. На его месте я бы тоже бросила саму себя. Побродив по замку целый час, я решила, что мне не нужно принимать зелье. Какой смысл? Причины, по которым мне нужно было это зелье, больше нет. Разве что я наконец узнаю правду. Смогу получить последний недостающий кусочек пазла, который так долго ускользал от меня. Мне снился этот вечер вновь и вновь на протяжении нескольких месяцев. Может, если я наконец узнаю правду, то кошмары прекратятся? Больше мне нечем было заняться. Джинни уехала со своей семьей, а на учебу у меня не оставалось сил. Я направилась в больничное крыло, обманывая себя мыслями, что просто пойду и посмотрю. Просто пойду и задам вопрос. Что в этом плохого? Когда я вошла в больницу, мадам Помфри суетливо бегала по всей комнате, хотя в помещении не было ни одного пациента. — О, мисс Грейнджер, вы можете занять вот эту кровать. Она махнула рукой в другой конец комнаты. Я присела на край кровати, дергая нити на одном из одеял. Мадам Помфри вернулась через несколько минут и попросила меня снять обувь и залезть под простыню. Я слепо следовала ее инструкциям без лишних вопросов. Она поставила прозрачную флягу с темно-фиолетовой жидкостью на тумбочку рядом с моей кроватью. Убедившись, что я комфортно лежу в постели, она налила небольшое количество жидкости в чашку и передала мне. — Вас ожидают несколько крайне неприятных часов, мисс Грейнджер, — предупредила она, протягивая мне зелье. Я посмотрела на жидкость, на мгновение задумавшись, правда ли собираюсь сделать это. У меня все еще была возможность передумать и уйти, но я знала, что не смогу. Я хотела получить ответ. Он был мне нужен. Решение было принято, поэтому я вылила жидкость в горло, прежде чем передумать. Напиток был теплым и сладким на вкус. Приятное покалывание в животе мягко распространилось по всему телу. Магия пульсировала в конечностях и пробегала по позвоночнику. Мадам Помфри взяла чашку из моих рук, заставила лечь обратно на кровать и натянула простыню мне на грудь. — Я все время буду здесь. Она нежно похлопала меня по плечу и раздвинула ширму вокруг моей кровати. Ее шаги по каменному полу затихли, и я снова устроилась на подушках. Теплое покалывание внезапно достигло верхней части моего позвоночника, и неописуемая боль охватила голову. Казалось, что мой мозг разбивали на части, а потом собирали заново, но лишь затем, чтобы вновь разбить. Разум атаковали образы, короткие отрывки разных моментов моей жизни. Лица, которые я знала, места, которые я посещала, вещи, которые я забыла. На свой третий день рождения я получила красный велосипед с блестящими кисточками на руле. На втором курсе я уверенно подняла руку на уроке, но ответила неправильно. Вечеринка по случаю седьмого дня рождения Сары Кларк в игровом центре. Мы ели чизбургеры, а затем мороженое, и этот день казался мне лучшим в моей жизни. День, проведенный на пляже. Снова и снова мои чувства подвергались нападению каждого воспоминания из моего прошлого. Вот я просыпаюсь в объятиях Драко. Он говорит, что любит меня. Книга, которую я однажды взяла в библиотеке, а позже так и не смогла вспомнить ее название. Вот я прошу родителей поиграть со мной, а в ответ слышу, что они слишком заняты. Все события последних девятнадцати лет моей жизни быстро сменяли друг друга. В одну минуту я целовала Драко, а в следующую оказывалась в начальной школе. Вот я открываю письмо из Хогвартса, а затем танцую на Святочном балу. Мама укладывает меня в постель, я беру свою первую палочку. Образы были смесью счастья, грусти, возбуждения и страха, наравне с остальными эмоциями, которые я когда-либо испытывала в своей жизни. Но я заглушала их своим криком. Я слышала его смутно, вдалеке, словно далекий шум, и все же чувствовала, как звук вырывается из меня. Я хваталась за голову и прижимала к глазам пальцы в попытке ослабить разрывающую мой мозг агонию. Боль прекратилась так же внезапно, как и началась, и я лежала на кровати, обессиленная и обмякшая. Кожа блестела от пота, а пряди волос прилипли к покрасневшему лицу. Когда мне наконец удалось восстановить дыхание и ко мне вернулась способность думать, воспоминание, которое казалось таким неуловимым, теперь прояснилось. Словно по прошествии всего этого времени у меня наконец появился ключ, а дверь стояла передо мной незапертой и открытой, приглашая войти. Я распахнула глаза и выпрямилась на постели. Белые больничные простыни обвились вокруг моих ног. Мадам Помфри бросилась ко мне, увидев, что я очнулась. — Мисс Грейнджер, как вы себя чувствуете? Я не ответила ей. Я едва слышала слова, которые она произносила. Потому что знала. Теперь я знала, что произошло со мной той ночью несколько месяцев назад. И это было даже хуже. В этот момент у меня в голове была только одна мысль, одно слово, одно имя. — Драко.