Полиаморный Пауль

Однажды мы поехали в тур по Америке с несколькими известными американскими рок-группами. На тот момент наша группа существовала уже четыре года, но в концертной программе этого турне мы исполняли всего одну песню, “Du hast”, тогда как наши американские коллеги – по три-по четыре песни. Это меня бесило, а вся остальная группа была счастлива, что мы вообще поехали в тур по штатам. Наверное, я всё больше впадал в меланхолию. Мне невыносимо было видеть Пауля таким счастливым с другим. Когда мы были в Лас-Вегасе, мне вдруг пришло в голову, как можно положить конец этим страданиям. Я арендовал кабриолет и предложил Паулю скататься в Долину Смерти. Мне хотелось умереть там, но я не хотел, чтобы, после моей смерти Пауль достался Рихарду, поэтому, идеальным вариантом было забрать и его с собой. Но вмешался Флаке и всё испортил. Он был без ума от крутых автомобилей, а, когда увидел кабриолет, не мог перестать крутиться вокруг него, пришлось взять и его тоже. Того, что с нами увяжется Рихард, я не боялся – он не любил вылазки на природу и остался в отеле красить ногти. Сев за руль, и ориентируясь по распечаткам из атласа, я направился в сторону искупительного избавления. Пауль, как всегда, болтал что-то и смеялся, я наблюдал за ним с грустной улыбкой. Мне было жаль везти на погибель ещё и Флаке, но это была вынужденная жертва. Я читал в газетах, что за два года до этого четверо немцев бесследно пропали в Долине смерти, видимо, нам предстояло стать следующими. Впереди показалась унылая пустынная равнина, кое-где украшенная выступами инопланетных на вид гор и кактусов. Выжженную землю вокруг покрывали белые пятна соли – когда-то здесь было древнее море. Меланхолично ведя кабриолет, я намеренно запутывал путь, уезжая всё дальше от туристических маршрутов. В конце концов, мы остались в пустыне совсем одни. Когда ребята попросились домой, я поехал сначала в одну сторону, потом в другую, давая понять, что мы заблудились, а потом, остановил автомобиль и забрался на заднее сиденье, положив голову Паулю на колени. Стояла невыносимая жара, разряженный воздух рябил в глазах. Я взглянул в неестественно-голубое небо и увидел в нём хищных птиц, что медленно и величественно парили над нами. Да, именно так я и представлял себе собственную смерть. Пауль гладил меня по волосам. Ему и в голову не приходило, что я мог всё это специально подстроить. Это его объединяло с Рихардом – оба они считали всех вокруг хорошими людьми априори, никогда не додумывая за других мотивы их дурных поступков, ни в чём не подозревая, ни в чём не виня. Даже в последние часы моей жизни этот чёртов Рихард стоял у меня перед глазами! Тишину нарушил Флаке. «Мы заблудились, да?» – спросил он. Он тоже не стал ни в чём меня винить, наверное потому, что рядом не было Тилля, за широкую спину которого он мог бы спрятаться, а быть может, он просто берёг силы. Я не рассчитал, что Флаке хороший автомобилист и замечательно ориентируется на местности! Тогда не существовало смартфонов с навигаторами, но он вывез нас из пустыни только по напечатанным на чёрно-белом принтере картам и собственному чутью. Он нарушил все мои планы! Если бы не он, мы с Паулем погибли бы в пустыне, как и подобает трагическим влюблённым, и моим страданиям пришёл бы конец! Когда мы вернулись, мне пришлось ещё и заплатить штраф за убитый автомобиль: он был весь в пыли, а днище было продырявлено мелкими камнями. Мы вернулись в отель, и я направился к Олли. Он пил зелёный чай и медитировал. Я спросил его, что мне делать со своей тоской. Оливер начал рассказывать мне о Кришне. Обычно эти его рассказы казались мне полной чушью, но в тот момент я был готов на всё, чтобы заглушить свою боль. Олли говорил тихим усыпляющим голосом, что Кришна живёт где-то в своём отдельном чудесном мире, мы в своём, а вообще, существует множество богов, и все они живут в своих мирах. Если не грешить и быть строгим вегетарианцем, после смерти можно попасть в мир Кришны, но я так и не понял, чем его мир лучше нашего или других богов. Я уснул под монотонные звуки его речи, и мне приснилось, словно я во главе древней армии в пустыне, правлю колесницей. Передо мной был Кришна, а я жаловался ему на то, что не хочу идти войной на своего брата Рихарда, что управлял армией врагов. Тогда Кришна показал мне свою величественную вселенскую форму, я стал вглядываться в неё и увидел, что это Пауль. Глаза его были ярко накрашены чёрным, и он играл на флейте. Звуки были сладкими, как мёд. Проснувшись, я увидел, что Пауль действительно сидит рядом и смотрит на меня влюблённо. Я вскочил и пошёл прочь. Мне в спину неслись предположения Пауля, что я перегрелся, и рассказ о том, что у него самого шелушится кожа на носу. Вернувшись из Америки, я снова потребовал к себе внимания Пауля. Он уже немного заколебался от моей любви, но старался отвечать взаимностью, чтобы не злить меня. Я пришёл к нему домой, привязал его руки к изголовью кровати ремнём от своих джинс и снова жёстко выебал. – Почему ты не даёшь мне? – спросил он, после того, как я кончил. – С чего ты взял, что заслужил? – огрызнулся я. – Я люблю тебя, и хочу тебя трахать, разве это ненормально? – нежно произнёс Пауль, гладя меня по плечу. Сейчас я уже не понимаю, почему не давал ему. Наверное, чувствовал, что после секса в пассивной позиции, не захочу ничего больше. Особенно мне понравилось двойное проникновение. Но в тот момент то, что я ему не отдавался, создавало некоторую интригу. – Рихард так любит быть пассивом, – продолжил Пауль – Он изгибается во время секса, как дикая кошка. Ты просто себе не представляешь, насколько приятно смотреть на его попочку в этот момент. Ты хотел бы трахнуть его? – Зачем ты мне рассказываешь про своего Рихарда? – злобно отозвался я – Если он такой классный, почему ты с ним не живёшь? – Он так мечтает жить вместе, но, если я соглашусь, моей свободе конец, – ответил Пауль – И без того, он мне проходу не даёт со своей ревностью. Мой дом, как последняя цитадель моей независимости. Но я мечтаю о совсем других отношениях. Мне бы хотелось, чтобы вы полюбили друг друга... На повестке дня была запись нового альбома, но в работе коллектива недоставало некоторой слаженности. Тилль и Флаке заявили, что всё это потому, что мы все недостаточно любим друг друга. Рихард стоял и курил на выходе из клуба, где мы выступали. Я подошёл и тоже закурил. Он смотрел на меня мрачным взглядом глубоко посаженных глаз. Что Ландерс в нём нашёл? Чопорный, самодовольный болван с грубыми чертами лица. Хотелось честно признаться, что связывает меня с Ландерсом. Хотелось ему навалять. Тогда я ещё не знал, что однажды он будет кусать меня за загривок, а я буду просить трахать меня сильнее. В тот момент я чувствовал к нему лишь откровенную неприязнь. Мимо нас прошла рыженькая визажистка, которая обычно красила Ландерса. Она кокетливо улыбнулась Рихарду, он же посмотрел на неё, как на мусор, прилипший к подошве его ботинка. Стоило изолировать от общества человека, который так смотрел на людей. Он скурил сигарету до фильтра, но продолжал нервно мять в руках окурок, поглядывая в сторону гримёрки. – Что она там трётся постоянно? – недовольно произнёс он. – Она наша визажистка, и это её работа, тереться там, – ответил я, несмотря на то, что меня тоже раздражало, как эта фифа трётся грудью о плечо Ландерса, когда красит ему глаза. – Концерт окончен, и её работа – тоже! Рихард направился в гримёрку. Вскоре оттуда послышались крики, визажистка выбежала оттуда, как ошпаренная. Я потом узнал, что Рихард то ли ударил её, что ли, просто, схватил за волосы, потому что застал её целующейся с Ландерсом на гримёрном кресле. Если он из ревности, был готов ударить женщину, это означало, что он окончательно свихнулся, а наш Пауль выбрал конкретно не того человека. Я вбежал в гримёрку и увидел, что Ландерс лежит на полу, держась руками за живот, потому что ему тоже досталось. Я обнял его, обещая прямо сейчас разделаться с этим озлобленным чёртом, посмевшим поднять на него руку, но Пауль шептал, чтобы я успокоился и не делал глупостей. Пусть это и неправильно, но я злорадствовал, что неразлучные голубки наконец-то, разбежались – у меня появился шанс. Вскоре мы узнали новость – Королева Драмы покидает нас и навсегда уезжает в Америку. Я не верил, что умственно отсталый немец с надбровными дугами неандертальца и завышенным чсв окажется кому-то нужен в Америке, но подумал: «Скатертью дорожка!» В Америке Рихард решил жениться на какой-то актрисульке. Удивительно, но мне пришло приглашение на свадьбу! Приглашения пришли всем, кроме Ландерса. Но Пауль, всё равно, полетел вместе со всеми, убеждённый, что они с Рихардом скоро помирятся. На свадьбе Рихарда они с Ландерсом подрались. Вернее, Ландерс получил от Круспе, несмотря на то, что искренне пытался показать тому, что рад за него и желает всего самого лучшего. Почему-то Рихард посчитал такое отношение особенно оскорбительным для себя и решил отмудохать человека, которого раньше, как хрустального, носил на руках. Я был счастлив – это был повод наконец-то Рихарду от души навалять. Пока Тилль оттаскивал его, держа сзади за предплечья, я несколько раз пнул этого заносчивого кретина ногой по животу, после чего тот упал в грязь. Ландерс стоял с разбитым носом и со слезами на глазах. Почему-то мне показалось, что он сейчас бросится спасать от меня своего любимого брутала, но он лишь прикрыл белым платком лицо, искажённое гримасой отвращения. Наконец-то флёр обожания, застилавший ему раньше глаза, развеялся, как дым. Я приобнял маленького гитариста за плечо и повёл прочь. Он прижимался ко мне. Я повёл его в ванную и помог смыть кровь с лица. В его глазах по-прежнему стояли слёзы, видеть это было невыносимо. Я обнял его. Хотелось защитить его ото всего мира. Никто и никогда больше не заставит тебя плакать! Он смотрел на меня так нежно, так невинно, и я поцеловал его. Лучше бы я так и умер тогда, в туалете ресторана, и никогда бы не узнал всего, что случилось потом. Мы вернулись в Германию, я рассчитывал уже на безраздельное обладание моей душенькой, но узнал, что теперь между нами стоит ёбаная визажистка! Я не мог оттаскать её за космы, как сделал Круспе, потому что она уже была беременна. Я мило улыбался ей и делал вид, что счастлив за неё. Ландерс не понимал, почему мы все такие ревнивые. В глубине души он продолжал быть тем же самым хиппи, который пел когда-то в Feeling B, считал, что любовь спасёт мир, а знакомиться надо через презерватив. Я был счастлив, что он, хотя бы, бросил курить траву. Теперь он пил коньяк и любил взять в рот немного льда, немного коньяка с колой и так делать минет. За этим занятием нас застала его беременная женщина. Потом она застала нас снова, потом ещё... Видимо, потом ей это надоело. Она нивкакую не хотела присоединиться – она мечтала о групповухе с Круспе. Даже получив от него люлей, она продолжала считать, что он шикарный мужчина. Меня же она считала каким-то лохом, и её бесило, что её муж у меня сосёт. Почти сразу после рождения ребёнка они разбежались. Я был счастлив! Теперь Пауль был полностью мой! Мы занимались сексом каждый день, я превратился в озабоченного маньяка. Но приближалось время записи альбома, и надо было выписывать обратно Покорителя Америки. Альбом пока находился на стадии сочинения и репетиций, мы толклись на базе, но дело шло вяло: Рихард прилетел из Америки на пару дней, посмотрел на Пауля с видом поруганной невинности и улетел обратно. Без него все, как будто, лишились фантазии, тем более, что странно было видеть вечно жизнерадостного Ландерса таким унылым. На репетициях они с Паулем почти не разговаривали, что было сложно для них, учитывая, что им нужно было играть синхронно. Я мрачно зыркал на них из-за барабанной установки и хвостом ходил за Паулем, следя, чтобы они не оставались наедине. Но они, почему-то постоянно пытались оказаться вдвоём вдали от посторонних взглядов. Они стояли на улице и курили. – Пауль, – сказал я – Что вы здесь тусуетесь, забыли, что вам запретили? – Запретили что? – обречённо произнёс Пауль, глядя в землю. – Запретили общаться. – Мы не общаемся, мы просто курим. – Ты же бросил курить! Давай, заходи обратно, а! – я положил руку на его поясницу и подтолкнул ко входу. Ландерс неохотно повернулся и зашёл в помещение. Рихард затянулся сигаретой и окинул меня таким пронизывающим насмешливым взглядом, что мне стало не по себе. Мне показалось, что он читает мои мысли. Мы с Паулем шли по коридору к репетиционной комнате. Я завёл его за угол, прижал у стене и начал целовать его шею и плечи. Он вырывался. – Перестань! Рихард пройдёт по коридору и увидит! – Ну, и пусть увидит! – сказал я – Пора напрямую сказать ему, что теперь мы с тобой вместе! Мне не нравится, как он на тебя смотрит! – Давай, не сейчас! У нас скоро запись альбома, он будет нервничать, это нехорошо! – Однажды ему придётся узнать правду, Пауль! – Хорошо, придётся! Но я сам ему скажу! Потом! – Ландерс вырвался и убежал в комнату для репетиций. Ночью мне приснился сон, словно бы я пробирался по сказочному ночному лесу, освещённому месяцем и звёздами. Месяц был узким серпом, лежавшем на боку, подобно лодке. Я вышел на поляну, посреди которой стояло дерево, на котором росли крупные зелёные яблоки. Пауль, полностью обнажённый, стоял, прислонившись к стволу дерева, его тело обвивала большая змея, словно связывая, и прижимая к древесной коре, но её прикосновения были ему приятны, он нежно прикрывал глаза, полуоткрыв рот и гладил холодную рептилию по её пятнистой коже. Вся природа вокруг, казалось, пела о нём, поклоняясь ему, как божеству Дионисийских мистерий. Внезапно я заметил, что к дереву крадучись приближается Рихард. Я снова взглянул на Пауля – в каждой его руке было по яблоку, он предлагал их нам. Рихард взял яблоко из его руки и укусил, глядя мне в глаза. Я последовал его примеру и почувствовал, что яблоко пропитано мёдом и вином. Я решил сам всё рассказать Круспе. Купил литровую бутылку дорогого виски и предложил ему задержаться после одной из репетиций. Он сидел один на диване, голый по пояс и расслаблялся. Я не знал, как начать разговор, поэтому, сначала налил нам обоим, мы выпили, потом, выпили ещё. Я стал извиняться перед ним за то, что ударил его на свадьбе, но он ответил, что не держит на меня зла, потому что заслужил. Надо было решиться и признаться ему в моей связи с Ландерсом, но я ходил кругами: говорил о том, что очень его уважаю, что он мой друг, и я всегда готов быть рядом. Он глядел на меня понимающим нежным взглядом глаз цвета моря. Поэты Древней Греции не различали голубой и зелёный цвета, и в своих стихах называли цвет морской волны зелёным. Так же и я не мог различить, какого же цвета больше в его глазах, совсем в них потерялся, и почувствовал, что тону. Внезапно этот вальяжный брутал поцеловал меня. Такой чувственный, такой сочный... Как же я мечтал об этом. Его губы нежно скользили по моим губам, язык просился в мой рот, но я не решался его впустить, потому что жевал мятную жвачку. Тогда я почувствовал его губы на своей шее. Рубашка предательски соскользнула с моего плеча, тогда Рихард придвинулся ближе и занялся моими плечами, нежно кусая их. Неужели, я хотел сделать ему больно? Он ведь такой чувствительный. Такой прямолинейный, такой горячий. Такой ревнивый, как дикий зверь. Мне были так понятны его чувства. Зачем мы мучали и друг друга, и себя? Зачем разделили стеной надвое наш общий город? Мне хотелось быть ближе к нему. Мои демоны – странные существа. Я до сих пор не приручил их. Большую часть моей жизни они прятались где-то внутри меня, наверное, потому, что я их не кормил. Иногда я чувствовал, что изнутри меня поднимается тёмная волна, но моё холодное, спартанское сознание возводило плотины, не позволяя прорваться хаотической стихии. Откуда мне было знать, что поцелуи Рихарда покажутся моим демонам такими сладкими, что они вырвутся наружу, сметая всё? Теперь я мог просить уже только об отсрочке, прежде чем эти голодные твари разорвут меня. Я так мечтал о том, чтобы они меня порвали. Я вырвался из объятий Рихарда, который прижимал меня к дивану. Он схватил меня за руку, но я снова выскользнул, он проводил меня разочарованным взглядом. Дома я упал на кровать, чувствуя прикосновения холодных простыней и пытаясь успокоить пьяный и заведённый мозг. Как классно было бы, если бы сейчас он лежал рядом и снова целовал бы меня в шею. Наутро я окончательно влюбился. Я позвонил Ландерсу, и попросил срочно встретиться. Он сказал, что он один и пригласил приехать к нему домой, думая, наверное, что есть лишь одна причина, почему мне с утра захотелось его внимания. На пороге он поцеловал меня нежно, у него были влажные волосы, и он пах гелем для душа. Мы прошли в квартиру, и я сказал: – Я согласен на твои условия. Ландерс вскинул брови, это означало и удивление, и, наверное, просьбу уточнить. Я добавил: – Полный фрилав, полиамория, любовь втроём, как тебе нравится. Пауль смотрел на меня, как Александр Македонский на покорённые земли. В уголках его губ играла с трудом сдерживаемая улыбка. Он спросил ради приличия: – Ты уверен? Конечно же, я был уверен. Пауль окинул меня горящим взглядом, уже не в силах сдерживать своё торжество. Он провёл пальцем по моей груди. – Дум, а поехали записывать альбом во Францию! Там, на Лазурном Берегу есть такая классная студия – Мираваль, это средневековый замок, оборудованный под звукозаписывающую студию, многие легендарные музыканты записывались там, и мы отлично проведём там время. Тебе нравится Французская Ривьера? – Ты обсуждал это с группой? – Ну вот, обсуждаю, прямо сейчас... Тебе нравится французское вино? И какое больше, белое или красное? – Оба одинаково. – У тебя хороший вкус! – Давай, может быть, пока порепетируем. – Давай! Поцелуй. Занавес.