Ночной поезд

Кэл Лайтман решил прогуляться по коридорам поезда. В коридорах было непривычно тихо. Многие вагоны стояли наглухо закрытыми. Признаки активности подавали лишь несколько пассажиров, выскользнувшие сквозь заднюю дверь вагона наружу. И оставались неподалеку, так как идти особо было некуда. Плотный сосновый лес стеной стоял по обе стороны поезда, а мороз кусал за пятки. Кэл высунул голову из вагона и увидел женщин, судя по акценту, австралиек, смакующих свои сигареты в тени вагона. По мнению Кэла вид у обеих был не самый здоровый. Перехватив его взгляд, они объяснили, что тоже попали под раздачу и подхватили грипп, но вот почувствовали себя лучше и решили встать с постели и прогуляться. - Нужно же было отметить свое выздоровление сигареткой! – пояснили девушки, дрожа на холоде, пока снег просачивался сквозь их легкие тапочки. Лайтман рассмеялся. А что, иронично. Хотя особо смеяться было не с чего. Страх сковал поезд. Он повсюду видел признаки страха на лицах, хотя некоторые и пытались изо всех сил скрыть сам факт. По пути он остановился в пустующем вагоне-ресторане, прошел его до конца и очутился на кухне. Там он заметил двух поваров: один из них помешивал в огромном котле что-то отдаленно напоминающее полотенца. Когда Кэл сообщил другому повару, что умирает с голоду, повар указал ему на кастрюлю с тушеным мясом. Кэл без лишних слов схватил тарелку и доверху ее наполнил. Уже во время обеда он почувствовал себя лучше. Горячечный бред понемногу отпускал его. После того, как Кэл закончил с мясом, он продолжил свою прогулку по коридорам поезда. Когда он подошел вплотную к вагону машиниста, мужчина заметил промелькнувшие коротко стриженные каштановые волосы, которые, без сомнения, принадлежали доктору Карлу Беннету. - Доктор Лайтман! – окликнул Кэла доктор Беннет, заметив его присутствие. На взгляд Кэла, доктор был сам на себя не похож. Куда-то подевались самодовольство и высокомерие, им на смену пришли усталость и капелька безразличия. - Я вижу, вам уже лучше. - Гораздо лучше. Подумал, что смогу подменить моего партнера на боевом посту. Решил дать ей отдохнуть. - Джиллиан все еще здорова? - Да, - Кэл внимательно окинул доктора взглядом. – А что такое? Ты считаешь, что это не так? - Снова здорово… - Доктор с отвращением взглянул на Кэла. – Если я и предположил, что она больна, так только потому, что уже слегли почти три четверти пассажиров. А не потому, что от вас что-то скрываю. Кэл иронично рассмеялся: - Ты определенно что-то недоговариваешь! И, если ты все-таки не хочешь признаться, в чем дело, прошу, окажи нам обоим услугу – избавь меня от своего фальшивого негодования! Доктор Беннет сокрушенно покачал головой: - Вы – нечто, доктор Лайтман. - Звали и похуже. - Джиллиан рассказала вам о том, что произошло с Сарой? - Рассказала, - мрачно кивнул Кэл. - Я так понимаю, вы больше никого не посвятили в детали? - Так и есть. Знает только машинист. Он на связи с министерством здравоохранения Канады. Последнее, чего мы хотим, - паника. Многие идут на поправку. Пусть люди считают, что всем становится лучше. - Но это ложь, - оборвал его Кэл. - Отнюдь не всем становится лучше. Да и к тому же, разве это удачная идея позволить пассажирам выходить из вагонов и общаться между собой, пока угроза не миновала? - Мы просили всех оставаться в своих купе! Множество раз передавали сообщение по громкоговорителям! Вы что, не слышали? Кэл пожал плечами: - Слышал. Но все равно стою здесь. - Мы просим, а не приказываем. У нас пассажиры, а не заключенные! - Пассажиры поезда, застрявшего в ледяной пустыне в ожидании разрешения от правительства двинуться дальше! - Только что умерла женщина! – жестко заметил доктор. – Правительство принимает нужные меры предосторожности. - Фостер рассказала мне, что ваша жена тоже больна. - Так и есть. Она в своем купе. На карантине, как и все те, у кого симптомы еще активны. - Она поправится? Доктор поджал губы. Сомнение. Вот что Кэл увидел теперь. - Я на это очень надеюсь. Кэл не стал спрашивать, появились ли у жены доктора дополнительные симптомы, знаки большей беды, чем обычный грипп: рвота и сыпь. Да ему и не нужно было. Ответ был ясно виден в выражении лица Карла Беннета. - Так чего вы ждете, доктор Лайтман? – доктор Беннет швырнул в сторону Кэла пару латексных перчаток и защитную маску. – Если вам по силам прогулка по поезду, значит и помочь мне вы вполне в состоянии. --- Джиллиан Фостер шла вдоль коридора, с отвращением осознавая, что ни душ, ни перемена одежды не избавили ее от удушливого запаха крови и смерти. Не стерли вид умирающей женщины из ее памяти. В последние моменты своей жизни, эта женщина уже слабо походила на человека. Из-за непрекращающегося кровотечения ее тело раздулось, а прекрасное лицо исказилось от боли. Кожа рук была покрыта мелкой красноватой сыпью, женщина теряла сознание и снова приходила в себя, бормотала что-то, что они с Карлом едва могли различить. Они сделали все, что смогли с их скудными ресурсами, чтобы уменьшить ее боль, но этого было недостаточно. В особенности для той, кто положил жизнь на помощь самым больным и обездоленным людям на планете. Сара Дженсен заслуживала более счастливого конца для своей недолгой жизни. Она напомнила Джиллиан Клэр, другую женщину, умершую у нее на руках. Все из-за того, что ее помощи было недостаточно. Но больше всего Сара напомнила Джиллиан Алека. В последние дни от него остались кожа да кости. Ничто в нем уже не напоминало заядлого игрока в футбол, которым он был в колледже. Тогда он смотрелся как настоящий атлет. И при всем притом он носил очки, имел острый ум, что очень сочеталось с его внешностью. Даже в те годы, когда она была молодой простушкой, ей казалось, что ум – самая привлекательная его черта. Он всегда был полон амбиций. Алек работал не покладая рук, что, в итоге, вылилось в успешную карьеру в Вашингтоне. Ему всегда нужна была подзарядка, чтобы придерживаться своего безумного графика, и Джиллиан часто замечала, как он принимает кофеиновые таблетки и пьет энергетические напитки. Джиллиан не видела в этом ничего плохого. Хотя она, как никто другой, должна была обратить внимание на тревожные знаки, принимая во внимание его прошлые отношения с наркотиками. Но и она с головой ушла в свою карьеру, оставила Пентагон и попытала счастья в частной практике вместе с Кэлом Лайтманом, блестящим ученым, одержимым своей работой так же, как и она. Когда карьера Алека стала все чаще требовать от него больше усилий, «Лайтман Групп» находилась на пике своей формы. У них было больше новых дел, чем решенных. Джиллиан была слишком занята, чтобы заметить, что на смену таблеткам и энергетикам пришел кокаин. И, что хуже всего, кокаин уже не был подпиткой энергии на экстренный случай, для Алека он стал такой же обычной вещью, как кофе по утрам. Когда Алек наконец признал, что у него проблемы, не зависимость привела его в ужас. Он боялся, что все узнают. Он в страхе думал о том, во что это выльется для его работы. Имидж для него значил все. Поэтому Алек настоял, чтобы Джиллиан хранила это втайне от его семьи и друзей. Включая Кэла, который был убежден, что таинственное поведение Алека говорит о измене. Кэл – единственный человек, на которого она могла опереться, когда ее жизнь трещала по швам. Падение на дно началось сразу после того, как они удочерили малышку, и, как только Джиллиан и Алек всей душой ее полюбили, девочку забрали родители. Неважно, как сильно она держалась за них, за дочь и мужа, оба они ускользнули сквозь пальцы. Алек отправился на реабилитацию, сделал над собой усилие, и, в свою очередь, Джиллиан оставалась с ним рядом во время всех его взлетов и падений. Вот еще одна битва, которую она проиграла. К тому времени, наркотики полностью завладели сознанием ее мужа, и Джиллиан чувствовала себя беспомощной и бессильной. Она чувствовала, что, если не уйдет от мужа, наркотики и ее накроют с головой. Под конец стало так тяжело, что крах ее брака стал ее избавлением. Она почувствовала, что снова может свободно вздохнуть. Находясь вдали от Алека, Джиллиан внезапно поняла, что может еще быть счастливой. А счастья она уже давно не ощущала. Но, как бы то ни было, их истории еще не пришел конец. Реальный конец всему пришел в том пыльном индийском городишке. Спид, героин и тусклая тень того человека, которого Джиллиан когда-то любила. Он таял на глазах в полупустом госпитале в тысяче километров от дома. Поначалу, он прибыл в шикарную лечебницу, которая была больше похожа на отель, чем на клинику. Но это было два месяца назад. Теперь же его средства подходили к концу. Когда Джиллиан приехала, она нашла его в сельской больнице. Алек получал минимальную дозу обезболивающего и медленно угасал в душной комнате с одним вентилятором на десяток человек. Он отказался вернуться домой, несмотря на все ее мольбы. Алек объяснил это тем, что не хотел, чтобы кто-нибудь увидел его в таком состоянии. - Почему ты не хочешь это признать? Ты здесь лишь потому, что тебя уговорила моя мать! – обвинил ее Алек в один прекрасный день. - Я здесь потому, что тебе нужен кто-то, кто сможет тебя вразумить! И убедиться, что ты лежишь на чистых простынях. Если бы она не меняла ему простыни, он бы спал на голом матраце, как остальные больные. - Ты здесь, со мной, но мыслями ты с ним. Как обычно. Джиллиан в замешательстве взглянула на него. - Когда я умру, а это не займет много времени… но, когда я умру, к нему ты побежишь без оглядки! К нему прибежишь поплакаться в жилетку! В этот раз она поняла, кого он имел в виду. Возможно, Джиллиан поняла еще раньше, но убедила себя в обратном. Алек хрипло рассмеялся. Пока он смеялся, стянутая кожа его бледного, пожелтевшего лица, натянулась, как струна. - Трудно конкурировать с тем, кто может прочесть все мысли твоей жены, лишь бросив взгляд на ее прекрасное личико! - Также трудно конкурировать с кайфом от белого колумбийского порошка! – парировала Джиллиан. Ее чувства переполнились горечью. - Так нечестно! – обвиняющее заявил Алек. – Разве наркомания – не болезнь? Тебе ли не знать, как психологу. Но легче терпеть пациента, который тебе платит, чем своего мужа, не правда ли? Когда дело касается мужа, ты хочешь, чтобы он собрал волю в кулак. Его обвинения задели ее за живое. Потому что в них была правда. Алек всегда был слабаком. Вместо того чтобы разобраться со своими проблемами, он топил их в химикатах. Он не выносил вида ее слез, когда они потеряли Софи. Не мог поговорить с Джиллиан и поддержать ее, когда был ей так нужен. Вот Кэл не бежал от нее, как от чумы, когда Джиллиан больше не могла сдерживать слезы. Он без вопросов задержался с ней на час на промерзшем балконе, откуда они смотрели в тишине на горизонт Вашингтона. Кэл не боялся ни боли, ни тишины. Алек был прав. Ей хотелось, чтобы он был сильным, и Джиллиан не могла смириться с тем, что в Алеке не было такой черты. Она ненавидела себя за то, что хотела, чтобы он был тем, кем никогда не сможет быть. - Я знаю, что ты думаешь, что я предпочел кокаин тебе, но ты никогда не задумывалась, что, в сущности, предала меня первой? - Что-что? На этот раз Джиллиан абсолютно точно не понимала, к чему он вел. - Ох, я знаю, что ты не спала с ним, не пойми меня неправильно, Джиллиан! Даже я знаю, что ты слишком честна для такого. Но секс – не единственный способ предать своего мужа. - Насколько я помню, я была замужем за тобой, а не за Кэлом! - Ты встретила его позже, чем мы поженились! - Может ты и прав… - признала Джиллиан. Когда сидишь в душной комнате, окруженный болью и страданиями, преодолеть вспышки гнева становится легче. – Может я и не должна быть здесь. Последнее, чего я хочу, чтобы в твои последние дни ты страдал еще больше, вынужденный терпеть присутствие человека, которого ты так ненавидишь… Он снова улыбнулся. На этот раз грустно. - Не я разлюбил тебя, Джиллиан. Она прикусила губу, не найдя достойного ответа. - А знаешь, что самое смешное, Джиллиан? Он редко называл ее Джил, по сравнению с Кэлом. Всегда «Джиллиан». Однажды Алек сказал, что так ее имя звучит более изыскано. А не по-сельски. Все дело было в имидже, как и всегда. - Что? Она вообще не видела ничего смешного. - Самое смешное, что он думает, что ты чересчур хороша для него. Что ты заслуживаешь лучшего. А вот я, неудачник, никогда так не думал. Ни разу. У нее не было ответа на это. Вместо того чтобы что-то сказать, Джиллиан откинулась на спинку стула, вытерла пот со лба, и принялась наблюдать за тем, как Алек засыпает, утомленный теми усилиями, которые он приложил, чтобы произнести эту обвинительную речь. А было бы так легко бросить все! Сесть на первый поезд в Мумбаи, а за ним – на самолет в Вашингтон. Пусть Алек плещется в своей горечи и ревности! Но правда была в том, что, несмотря на обиду, Алек был рад, что Джиллиан приехала. Иногда он даже признавался ей в этом. Иногда, по ночам, она выкатывала его в коляске наружу, подышать свежим воздухом и отдохнуть от жары. Они наблюдали за захватывающим видом звездного неба, и Алек держал ее за руку и не отпускал часами. Возможно, она и не любила его больше, но когда-то давно он ей нравился. Она была его женой долгие годы, и этого было достаточно для того, чтобы не дать ему умереть в одиночестве. Джиллиан была с ним в ту ночь, когда его не стало. Алек уже почти не мог разговаривать. Язвы на губах и во рту с каждым звуком приносили ему новую боль. Но, несмотря на все это, Джиллиан никогда не забыть его последних слов: - Джиллиан… - Да? - Пообещай мне кое-что. - Что? - Докажи мне, что я ошибался. - Что ты имеешь в виду? - Не возвращайся к нему. Не дай ему стать тем, кто поможет тебе подняться. - Так чего ты хочешь? - Не дай ему стать твоим героем… пожалуйста. Только не ему. Эта фраза стала последней, которую Джиллиан смогла разобрать. Его ослабленность и болезнь, выкачавшая все силы, отпустили его спустя несколько часов, оставив ее в одиночестве и пустоте. То, о чем он попросил, было до боли эгоистично. Теперь Джиллиан это понимала. Если бы они поменялись местами, и ее бывший муж бросил все, чтобы провести у ее постели последние недели ее жизни, Джиллиан, в благодарность за заботу, пожелала бы ему счастья. Настаивала бы на его счастье, даже если бы оно было в руках неприятной ей женщины. Но Алека было сложно судить, ведь все то, в чем он признался ей в последние недели, грузом вины легло на ее сердце. Может, если бы Джиллиан раньше осознала всю глубину его ревности, они бы смогли во всем разобраться. Смогли бы как-то решить эту проблему. Может быть, все было бы по-другому, если бы она хоть раз призналась себе, что Алек – не тот, кто ей нужен. Но было уже поздно для шага назад. Когда она вернулась в Штаты, первым делом Джиллиан проверила автоответчик. На нее снова обрушились обвинения. На этот раз от Кэла. Даже поняв причину его гнева, Джиллиан не удержалась от слез. Ей захотелось вышвырнуть телефон в окно. В этот день она ненавидела их обоих. И Алека, и Кэла. После всего, что она сделала, ни один из них не сказал ей доброго слова. Казалось, что оба они не понимали, что Джиллиан никогда их не сможет обидеть. - Идите вы к черту! Оба! Вместо того чтобы ответить на звонки Кэла, она задернула посильней шторы и не выходила из дому неделю. И когда ее затворничество подошло к концу, Джиллиан поняла, что вместо чувств осталась пустота. - Ты был бы счастлив узнать, что я доказала твою ошибку… - прошептала она в пустоту. Ее мысли вернулись из прошлого к настоящему. К жутко затихшему поезду, который осел посреди ледяной пустыни. - Я не побежала к нему со всех ног. Хоть и ненавидела тебя всей душой, когда чувство вины не позволило мне просто поднять трубку и позвонить лучшему другу. От этих воспоминаний Джиллиан затошнило. Взаправду. Воздух. Ей позарез нужен воздух! Многие вышли из поезда прогуляться. Чтобы закурить сигарету. Чтобы избавиться от чувства клаустрофобии, которое охватило большинство пассажиров. Кто-то вышел лишь для того, чтобы вдохнуть морозный воздух. Джиллиан прошлась к двери в конце коридора и рванула ее на себя, как и другие пассажиры, уже вышедшие наружу. Мороз трещал, и она мгновенно задрожала от холода. Но, вместо того, чтобы закрыть дверь, она вцепилась в поручень и шагнула в снег. Снаружи двери не было платформы, и Джиллиан мгновенно свалилась в снег и теперь раздумывала о том, как ей попасть обратно в вагон. Джиллиан считала, что морозный воздух развеет чувство тошноты, но она ошибалась. Ее стошнило сразу же, как она ступила на землю. Она подумала, что теперь-то ей точно станет лучше, но и тут ошиблась. Джиллиан прислонилась к металлической обшивке поезда и прикрыла глаза в изнеможении, позволяя холодному воздуху обволакивать себя. Ей так хотелось остаться здесь, снаружи, вдали от страданий, окружающих ее в поезде. Вдали от страха смерти. Джиллиан замерзла так сильно, что от холода у нее начали стучать зубы. - Возьми себя в руки, - сказала она себе вслух. Пассажиры идут на поправку, канадское правительство спешит на помощь. А пока они не пришли, оставшимся в поезде нужно положить все силы на помощь больным и, наравне с этим, не паниковать. Джиллиан заставила себя вскарабкаться на платформу и зайти внутрь поезда.