Муки творчества. Сказание о том, как Цаца фанфик писала.

- Где Тэхён? – Чонгук влетает в дом, с разбегу впечатываясь лицом в грудь охранника, не успев затормозить. Тот спокойно отцепляет Гука от себя, как прилипшую букашку и смотрит на него нечитаемым взглядом. Без темных очков Антонио выглядит еще более устрашающе. Под взглядом этих серых глаз Чон непроизвольно сжимается. – Тэхён в порядке? Где он? - У себя. Что-то он совсем никакой – в голосе, звучащем, как ворочающиеся камни, Гук слышит сочувствие, или ему показалось? (- Антонио, у тебя появился собственный фанат :) - И что? - Просто сказала. Разговор есть. Что ты думаешь о Хосоке? - ???? - Ладно, потом поговорим.). - Я к нему – быстро бросает Гук и в коридоре вновь срывается на бег, провожаемый колючим взглядом громилы-охранника. - Я могу идти? – доносится ему вслед. - Да, Антонио, ты свободен. Я останусь с ним – кричит Чонгук, не оборачиваясь, отпуская охранника. (- Антонио, не уходи далеко, надо перетереть насчет моего вопроса. - Блядь... здесь дурдом какой-то...). Да, Чонгук лох и готов признаться в этом. Не сдержался. Проболтался, как последнее трепло. Но, если честно, он не видит проблемы в том, что узнал, что случилось с его Тэ. Почему Тэхён так заморачивается? Это ведь не его вина. К чему эти дурацкие тайны и секреты? Затравленное выражение лица парня стоит у Чона перед глазами и вызывает сердечные спазмы, беспокойство грызет, как голодная собака кость. Гук затормозил у закрытой двери, ведущей в комнату Тэхёна и постарался восстановить сбитое дыхание. Короткая пробежка не могла вызвать у него одышку, просто сердце колошматилось о грудную клетку, как ненормальное, с того самого момента, как охранник увел Тэ. - Тэхён, ты здесь? – Чонгук тихонько открывает дверь и заглядывает в комнату. Несмотря на то, что на улице еще белый день, в комнате царит сумрак из-за плотно закрытых штор. На кровати лежит белый кокон из одеяла, где перед, где зад – не разобрать. Спит? Чон неслышно заходит внутрь и прикрывает дверь. - Откуда ты знаешь? – доносится из кокона глухой сиплый голос – Джин рассказал? - Я сам все видел – тихо отвечает Гук, присаживаясь на край кровати – Когда Чимин обрабатывал рану, нам пришлось разрезать твою рубашку. (- Цаца, ты не могла бы пока не влезать? Дай я сам с Тэхёном поговорю. - Ладно. Заткнуться мне, конечно, будет нелегко, но я буду держать себя за язык двумя руками). - Все видели, да? Значит, все знают… - голос сорвался и затих, кокон свернулся и скукожился. – Зачем ты пришел? Ты ведь все уже знаешь. Уходи. - Почему, Тэхён? Что могло измениться от того, что я узнал, что с тобой произошло? – Чонгук осторожно опустил руку на кокон и тот немедленно задергался, сбрасывая ее. - Как будто ты сам не знаешь. - Объясни мне. Я тупой. Я не знаю. - Ты пришел пожалеть глупую использованную шлюху? Я не нуждаюсь ни в чьей жалости. Я сам знаю, что я такое. И жалость – это последнее, что мне нужно. Просто оставь меня в покое. – кокон скукожился еще больше, словно уменьшаясь в размерах. - Я не вижу тут никакой шлюхи. Я вижу человека, спасшего мою жизнь. Он ранен из-за меня, и я очень беспокоюсь, потому что он загоняется по непонятным мне причинам. Этому человеку сейчас очень плохо, а я обязан ему жизнью. – Чонгук снова положил руку на свернутое в комочек одеяло, и на этот раз ее не сбросили. Зачем он так скрутился, ребра наверняка адски болят. - Ты ничего мне не должен. Если тебе интересно, я даже подумать не успел, так что не обольщайся – просипело одеяло голосом Тэхёна. – Прошу тебя, уходи. Я хочу побыть один. - Я уйду. – Чон почувствовал, как тело под одеялом напряглось – Но сначала ты объяснишь мне, что с тобой происходит. М? Тэхён? – Чонгук легонько погладил спину Тэ через одеяло. - Потом ты уйдешь? - Обещаю. – Чонгук скрестил пальцы, зачем-то спрятав их за спиной, как будто Ким мог его видеть. Парень долго сопел, собираясь с духом. - Ты когда-нибудь чувствовал, что не соответствуешь важному тебе человеку? – голос Тэхёна такой тихий, что Чонгуку приходится придвинуться к нему ближе. – Что не достоин даже рядом с ним находиться. Этот человек… он как Ангел, а ты пачкаешь его крылья одним своим присутствием. И все бы ничего, если бы этот Ангел не знал, что ты такое на самом деле. Я даже был готов обманывать – всхлип и прерывистый судорожный вдох, от которых у Чона пронизывает болью всю левую сторону тела – Если бы он не знал, я бы мог сделать вид, что достоин. Хоть ненадолго, но я был бы счастлив. Я и был счастлив – снова горький всхлип – Ты так на меня смотрел, будто я для тебя что-то значу. Теперь я боюсь смотреть тебе в глаза. - Почему? – Чон спрашивает тоже шепотом, потому что голос внезапно пропал. - Боюсь увидеть в них жалость и разочарование. И ведь ты еще далеко не все знаешь – голос больше похож на скулеж. Я не нужен тебе, Чонгук. Я даже самому себе не нужен. Лучше бы он тогда убил меня. Теперь ты знаешь. Теперь уходи, ты обещал. И не возвращайся, пожалуйста… - Прежде, чем я уйду, сделаешь для меня одну вещь, Тэхён? – Чон наклоняется ниже, где предположительно может находиться ухо. - Что? - Сначала пообещай, что сделаешь. - Детский сад какой-то. - Пообещай. - Ладно. - Обещаешь? - Обещаю. Что? - Представь сейчас меня на своем месте. - Что?! - Ты пообещал. Выполняй. - Что я должен представить?! – голос уже скорее раздражен, чем расстроен. - Представь, что ты – это я, а я – это ты. И все, что произошло с тобой, включая то, чего я не знаю, произошло со мной. И ты об этом узнал. Что ты обо мне думаешь? Пауза на обдумывание. - А я… ты… безразличен мне… тебе? – Тэ под одеялом затаил дыхание. - Я – твой человек. - Мой… Мой человек? – шепот из-под одеяла звучит растерянно. - Я – твой любимый человек. Что ты чувствуешь ко мне, в связи с открывшимися обстоятельствами? Под одеялом наступил полный штиль. Чон даже присмотрелся, чтобы убедиться, что парень дышит. - Я бы убил его. Убил бы этого подонка голыми руками. – Чон удивленно поднял бровь. Ого! Куда делся сиплый шепот? И откуда взялась сталь в твердом уверенном голосе? - Я ведь не спрашивал, что бы ты хотел сделать с человеком, издевавшимся надо мной. Я спросил, что ты чувствуешь ко мне? Ты разочарован? Я – использованная шлюха? Ты назвал бы меня так? – судя по копошению, Тэхен отрицательно мотал головой – Может, я теперь грязный, и не достоин находиться рядом с тобой? – Чонгук слушал громкое сопение из-под одеяла. - Может, ты будешь теперь общаться со мной только из жалости? Я теперь никому не нужен, и лучше бы я тогда умер? Лучше бы чертов садист пытал меня до самой смер… Одеяльный кокон яростно зашевелился, разворачиваясь, первой из него вырвалась на волю рука, заткнувшая Чонгуку рот, не давая договорить. - Я – твой человек? – Тэхён весь взмок под толстым одеялом, влажные пряди волос прилипли ко лбу, вторая рука прижата к левому боку, пытаясь унять боль. Горящие глаза уставились на Гука в упор, словно от ответа зависела его жизнь. Чон замычал, и Тэ поспешно одернул ладонь с его лица. - Теперь ты понял, что чувствую я? – Чон осторожно убрал локон, падающий Тэхёну на глаза. – Если дело касается тебя, не может быть ничего грязного и недостойного. Ты – мой человек. Мой любимый человек. Прошу, не унижай себя больше. Мне от этого больно здесь – Чон взял руку Кима и приложил к левой стороне своей груди. Тэхен завороженно смотрел на свою руку, ощущая, как сильно и часто бьется сердце Гука. - Твой человек… Я твой человек… - Тэ словно завис, повторяя слова Гука, как мантру. - Если бы ты знал, как я сожалею, что был груб с тобой той ночью – Чон обхватил голову Тэхёна и прижал ее к себе, высказывая, наконец, все, что мучило его совесть всю эту долгую неделю. - Не стоит – Ким прижался носом к шее Гука – Я ведь сам попросил быть грубее. - Зачем, Тэ? Ты ведь понимаешь, что я больше никогда не смогу причинить тебе боль? – Чонгук гладил влажные волосы Тэ, все еще прижимая его к себе, и укачивая, как ребенка. - Зачем? Я и сам не знаю… Наверное, когда больно физически, не так больно на душе. И я не хотел, чтобы ты заметил все эти… метки. Ты бы стал задавать вопросы и жалеть. – Тэхён уже сам обхватил Гука обеими руками, и жался к нему, как коала к эвкалиптовой ветке. – Я не хочу, чтобы меня жалели. - Почему, Тэ? – Чонгук оторвал от себя Кима и чуть приподнял за подбородок, заглядывая в глаза. – Я не вижу ничего зазорного в том, что тебя жалеет любимый человек. Иногда даже мне хочется, чтобы меня кто-нибудь пожалел – Тэхён недоверчиво уставился на Чона – Да-да, иногда мне хочется. Только вот пожалеть меня некому. - Я всегда тебя пожалею – старший осторожно погладил Чонгука по волосам. – Ты только ничего не скрывай от меня, делись со мной, ладно? - Ладно, - улыбнулся Гук нехитрой ласке – Только можно тогда и мне тебя жалеть? Для чего же еще нужен близкий человек, если он не переживает и не жалеет тебя? Я видел лишь часть твоих… меток. И знаешь что? - Что? – младший Ким все еще пытался осмыслить и переварить сказанное Гуком. - Я хочу видеть их все – Ким широко распахнул глаза, когда Чон расстегнул первую пуговицу на его рубашке – Я хочу знать и помнить расположение каждого, даже самого малого шрама или ожога. Тэхен замер, как кролик в свете фар, позволяя Чонгуку беспрепятственно снять с себя рубашку. Чон, хотя и видел тело старшего не в первый раз, изо всех сил пытался не зажмуриться, испытывая фантомную боль от каждого обнажившегося шрама. А сколько таких шрамов зверь оставил в душе Тэхёна? Чонгук с трудом сглотнул, и Тэ тут же поспешил прикрыться руками, но Чон перехватил их, не дав этого сделать. - Я хочу прочувствовать и оплакать каждый из них – шептал Чонгук, аккуратно укладывая Тэхёна на спину и проводя носом по линии сжатой до боли челюсти. – Ты – мой человек. Каждый шрам на твоем теле причиняет мне боль. И это нормально. Я хочу разделить твою боль на двоих. Жаль, что не могу забрать ее полностью. – Стараясь не задевать повязку, Чон поцеловал шрам от глубокого пореза вдоль ключицы. Тэхён резко закрыл лицо руками и сдавленно вдохнул, дрожа, как осиновый лист. Чонгук продолжал выцеловывать каждую отметину, каждый раз заставляя Тэхёна вздрагивать. Вот эти круглые белесые следы от ожогов, недалеко от правого соска – скорее всего от сигареты. Судя по глубине, прижимали долго, наслаждаясь криками боли. Чон сжал зубы и поцеловал каждый. Кожу на животе резали неглубоко, но методично, оставив несколько параллельных полос в ряд. Провести подушечками пальцев, поцеловать, запомнить. Грубые шрамы с неровными краями лопнувшей ранее кожи, опоясывающие выпирающие ребра – очевидно следы от плети или, скорее, кнута для погона скота. Били со спины. Видимо, основная часть шрамов там. Глаза Чона щиплет от подступающей влаги. Он ведет губами по неровной полосе, чувствуя, как горячая влага срывается с дрожащих ресниц и капает на горящую под его пальцами кожу Тэ. Спина, действительно, хуже всего. Чон прижимается лбом между лопаток и старается просто дышать, не срываясь на всхлипы. - Поцелуй меня… пожалуйста – голос Тэ, еле слышный из-под закрывающих лицо ладоней, совсем охрип. Чонгук отнял его руки от лица и посмотрел в опухшие от слез глаза. Сегодня они будут много плакать. Сегодня они вскроют все старые нагноившиеся раны, и пусть вся накопившаяся боль выйдет слезами, очищая и опустошая. У Чона есть, чем заполнить пустоту, оставшуюся вместо боли. В нем столько нерастраченной любви, нежности, заботы, ему есть, что дать Тэхёну. Пусть только он откроется, поделится с ним. Чонгук поможет. Разделит, залечит, загладит, залижет. Зацелует. Губы соленые на вкус, но все-равно сладкие. Очищающие душу слезы продолжают течь, и соль оседает на щеках и губах. Гук обхватывает руками мокрое лицо и вкладывает в поцелуй все, что чувствует сейчас. Гладит руками лицо, шею, грудь, бока, спину. Везде, где только может достать. На внутренней стороне бедра пальцы вновь натыкаются на длинные выпуклые полосы. Он прочувствовал и запомнил. И слезы уже почти не текут. Почти. Чонгук растягивает медленно и неторопливо, поглаживая, зацеловывая, вылизывая. Превращая горестные всхлипы в сладкие стоны. Бормочет на ушко нежную чушь, целует слипшиеся ресницы, не дает отвернуться и вновь закрыться. Берет его нежно, позволяя себе дрожать и плакать, забирая чужую боль. Толстая броня Тэхёна треснула, и он делится, доверяет сокровенное, глубоко спрятанное от всех, похороненное. Позволяет смотреть на свою раненую душу и лечить ее. И Чонгук лечит, заполняет собой все пустоты, заменяет старые загнившие воспоминания новыми, чувственными и яркими. Ты больше не один. Я рядом, и никогда не оставлю тебя. Я нашел тебя и больше не отпущу. Ты – мой человек. - Я – твой человек? – шепчет Тэхён. - Мой. Мой любимый человек. Мой единственный. А я для тебя кто? - А ты мой Лунный Кроль. Что? Тут главное слово – МОЙ! Айщ! Ты чего кусаешься?

***

- Ребят... ну чего вы? Все же хорошо...Цаца, держи платок. И Хосоку передай, вон, в соплях весь. Может, вам чай сделать? Да что ж такое-то? Тэхён, хоть ты им скажи... Прекращайте рыдать, ну. Да пиздец...