Обо всём и без порядка

      Эмма улыбнулась. День определённо обещал быть хорошим. И не только потому, что ей предложили попробоваться на роль в новом фильме Тарино. Хотя его последняя работа «Говорящие с утками» с тихим треском провалилась в прокате, Эмма, не раздумывая, согласилась.       Утром, крутясь перед зеркалом, девушка долго подбирала одежду. Она никак не могла решить, что лучше раскрывало её романтичную натуру. Струящийся сарафанчик или длинный комбинезон из лёгкой ткани – оба наряда подчёркивали аккуратную фигурку Эммы, но не скрадывали её индивидуальности.       Перед входом в киностудию Эмма слегка нервным движением поправила тонкие лямки сарафанчика, ещё раз зачем-то проверила, положила ли в сумку документы, телефон и ключи. Пока никто не видит, подкрасила губы прозрачно-розоватым блеском, смотрясь в стекло входной двери. И открыла её.       Заскучавшая девушка за стойкой даже не попыталась изобразить улыбку при виде очередной актриски, прибывшей покорять Голливуд и Тарино, в частности. Зато Эмма улыбалась за двоих. Или даже троих. Если бы во всём здании вдруг выключился свет, лучезарность улыбки Эммы смогла бы заменить несколько сотен лампочек хотя бы на некоторое время.       – Здравствуйте, у вас такой милый шарфик, – Эмма не прекращала улыбаться, хотя ненавидела фиолетовый цвет.       Девушка за стойкой продолжала смотреть на юную актрису с таким выражением лица, на котором явно читалось «ну, и что дальше?». Эмма, ничуть не смутившись, продолжила:       – Вы не могли бы мне подсказать, где проходит кастинг на фильм «Шепчущие лужам» Дэвида Тарино?       Услышав название фильма в первый раз, Эмма подумала о том, что Тарино следовало бы придумывать что-то более… нормальное? Но потом быстро оправдала перед собой название, представив переломный момент картины, когда парень и девушка, которую, конечно, сыграет сама Эмма, признаются друг другу в любви под проливным дождём. И их жаркий шёпот будут слышать капли дождя, бормочущий листьями ветер и… лужи. Ну, дождь же! Конечно, должны быть и лужи. Но романтичные, в которых отражаются звёзды, например. Именно так Эмма и представляла себе этот фильм.       – Одиннадцатый этаж, павильон 121 В.       Эмма улыбнулась ещё очаровательнее, но уже в знак благодарности и выцепила взглядом лифт и подошедшего к нему молодого человека. Девушка не понаслышке знала, что могут сулить знакомства, произошедшие на киностудиях, поэтому на этот лифт ей нужно было обязательно успеть.       Заметив девушку, отчаянно пытающуюся успеть, но не сорваться в галоп, молодой человек придержал двери лифта рукой. Улыбнувшись, она поблагодарила его. Её улыбка показалась ему милой, но не более. Дэвид Тарино из принципа не любил смазливые лица. Девушка слегка застенчиво встала за его спиной. Конечно, она узнала его, как можно не знать Тарино? А молчала лишь потому, что не знала, с какой стороны ей подступиться к нему.       Эмма стояла за спиной молодого человека. Он был достаточно высоким. Хотя нет. Он был высоким настолько, что Эмма едва выглядывала макушкой из-за его левого плеча. Возможно, всё дело было в том, что сама девушка не могла похвастать модельным ростом. Но ведь она актриса. И это было совсем не важно.       Девушка слегка покачивалась, мечтая о том, как получит Золотого Адама за свою первую же блистательно исполненную главную роль. А сцена под дождём разойдётся по всем каналам как главная реклама её таланта… Эмма посмотрела на циферблат тоненьких наручных часов. До начала её прослушивания осталось пять минут. Девушка закусила губу: она знала, что Дэвид никогда и никого не ждёт. И просто ненавидит, когда люди опаздывают. Об этом она слышала от знакомых актёров. Сама она ещё никогда не ходила на кастинги в крупных проектах.       Неожиданно лифт дёрнулся и замер. Нет, он не продолжил своё движение равномерно и без рывков. Он встал! Эмма застряла в лифте прямо перед своей звёздной ролью. От Золотого Адама за лучшую женскую роль её отделяли плотно сомкнутые двери лифта в тёмной душной шахте.       Молодой человек постучал ладонями по запертым дверям, как будто это могло помочь Эмме успеть на её прослушивание. Девушка осмотрелась. Нажала на кнопку вызова диспетчера.       – Она не работает, – немного зло сказал молодой человек, поворачиваясь к Эмме.       Губы девушки дёрнулись от удивления, когда она увидела его лицо, но смогла перевести эту неожиданную конвульсию в весьма удачную улыбку:       – Вы это знаете, потому что часто здесь бываете?       – Приходится, – уклончиво ответил Дэвид – неужели она его не узнала?       Тарино из-под слегка приподнятых бровей наблюдал за тем, как девушка медленно ходит из одного угла лифта в другой. Её пальцы на руках слегка дрожали. В глазах стояли слёзы.       – Тебе плохо?       – У меня клаустрофобия. Не могу сказать, что мне сейчас замечательно, – едко ответила девушка.       Эмма закашлялась. В горле у неё дико першило, а грудь сдавливало так, что сделать глубокий вдох было очень сложно. Кровь пульсировала в висках и вообще везде, где только могла пульсировать. Эмма чувствовала, как лёгкий летний сарафанчик прилипает к её спине и подмышкам. Девушка опустилась на пол, не забыв мельком проследить за реакцией Тарино на свой перфоманс.       – Я слышал, что в таких ситуациях помогают разговоры. Расскажи мне что-нибудь, – присаживаясь рядом, попросил Тарино; ему хотелось хотя бы немного облегчить состояние девушки.       – А я слышала, что в таких ситуациях помогает открытое пространство, – снова съязвила девушка. – День испорчен, пропустила кастинг, ещё и это, – она продемонстрировала дрожащие пальцы.       – Ты актриса?       – Да.       – Хорошая? – Дэвид улыбнулся не без издёвки.       Девушка не стала отвечать, вместо этого она постаралась успокоиться и глубоко дышать. Но выходило плохо. По её щекам текли слёзы.       – В каком фильме ты хочешь получить роль?       – В «Шепчущих лужам», – мгновенно собралась для ответа актриса.       – Какое дурацкое название, – сморщил нос Дэвид Тарино.       – Да нет, просто представь, – не заметив, Эмма перешла с молодым человеком на «ты», – звёздная ночь, парень с девушкой возвращаются пешком домой, потому что их машина сломалась, и внезапно начинается дождь, – Эмма мечтательно смотрела в потолок лифта, словно видела там не пару лампочек, а настоящее ночное небо. – Им негде спрятаться, они промокают до нитки. И кто-то из них признаётся в любви. А потом оказывается, что их чувства взаимны.       – А при чём тут лужи? – усмехнулся Тарино, но ему нравилось, как эта девушка мечтает о его фильме; также ему нравилась сцена, которую она пыталась нарисовать в его воображении.       – Ну так дождь же! Поэтому и лужи... в которых отражаются звёзды и влюблённые, шепчущие друг другу, какие они глупые, раз не признались во всём раньше...       – А знаешь, у меня есть таблетки, которые облегчают состояния, подобные твоему, – Дэвид слегка отвернулся, чтобы достать пачку.       Эмма взяла с его ладони небольшое белое драже. На вкус оно было мятным; девушка быстро проглотила его, пока вкусная оболочка не растворилась полностью, открывая горечь медикамента.       – Лучше? – минут через пятнадцать спросил Тарино.       – Немного, – внимательно прислушиваясь к себе, ответила Эмма.       Слегка дёрнувшись, лифт пополз вверх. Эмма поднялась на ноги, молодой человек поправил свой дорогой костюм.       – Слушай, что это была за таблетка? Я куплю себе такие же на всякий случай.       Вместо ответа он кинул ей пачку мятного «Тик Така». Эмма усмехнулась. Двери лифта открылись.       – Приходи сюда завтра в это же время. Что-нибудь придумаем насчёт твоей роли. Меня зовут Дэвид. Дэвид Тарино, – представившись с лёгкой улыбкой, режиссёр вышел из лифта.       – А я знаю, как тебя зовут, – Эмма разгрызла драже «Тик Така», – я ведь хорошая актриса.