Не говори мне прощай

Достоевский к Коле старается близко не подходить, и по возможности в свой угол подальше забивается, потому что, блять, страшно. От Гоголя не сбежишь, даже в близкое и манящее окно хрен выпрыгнешь и с жизнью расстанешься, остается только терпеть чужие холодные прикосновения да ногу растирать до покраснения, за которую он прикован к батарее. Гоголь смеется, улыбается, глядя на Федора. Гладит его по голове нежно и как шавку уличную к ноге подзывает. Достоевский так на четвереньках и подползает к нему с побитой мордой, потому что боится и никакая гордость тут не поможет. Гоголь кровью пахнет, у него руки в ней по локоть перепачканы, и запах железа, кажется, в его кожу уже навечно въелся. Федора от этого мутит. Николай каждый день пакеты приносит с мясом вкусным и у Достоевского слюни текут по подбородку, оставляя грязные разводы. Он готов жадно вгрызться в это сырое мясо, потому что от голода уже голова кружится. Знал бы он, что это мясо человеческое, наверное проблевался бы на любимый ковер Гоголя, за что бы был тут же придушен, поэтому Коля пока предусмотрительно молчит. Но сегодня у них праздник. У Гоголя День Рождения. Не то чтобы он его отметить хотел или праздник сей любил. Просто решил, что пришло время вкусить главный деликатес, лишь ему одному известный. И он с садистской улыбкой подходит к Федору, пока тот лицо руками закрывает и надеется, что Гоголя отпустит хотя бы на середине. Но нет. У Коли кухонный нож в руках серебром отсвечивает, он его полюбовно спиртом протирает, а потом заставляет Федю выпить несколько рюмок. Такая своеобразная забота о любимой — единственной — шавке. Гоголь руки чужие за спину заводит и наручниками скрепляет, несмотря на все протесты и просьбы, несмотря на слезы на чужом красивом личике. У него глаза безумством горят, он силой открывает рот Достоевского и протыкает язык ножом. Смотрит на жидкую кровь, смешанную с вязкой слюной, на полные боли глаза, вынимает нож и припадает к пухлым губам. Фёдор в поцелуй болезненно мычит и пытается от себя Николая оттолкнуть, но тот лишь грубо кусает его за губу и глотает кровь. Вкусно. Просто восхитительно. Какая у него шавка охуенная, просто идеальная. Даже убивать расхотелось. У Гоголя в глазах теперь страсть, и нож кухонный летит куда-то в сторону, пока тот в порыве чувств прижимает Федю к себе, зарываясь руками в черные лохмы, целует в висок. Достоевский тихо выдыхает и жмется щекой к руке хозяина. Шавка.