Не говори мне прощай

— Кто ты, о юная дева? Твои волосы сияют в свете ночной луны подобно чистому золоту, а кожа так девственно-бела и чиста, что даже снег поблекнет на ее фоне в своей серой невыразительности. Чуя картинно обмахивается черным веером с витиеватыми узорами серебристого цвета. А мысленно дает Дазаю подзатыльник, потому что его импровизация на сцене иногда так смущает его, что он сам забывает свои слова. Он небрежно поправляет кружевные оборки на длинном серебристом платье в пол и, проведя пальцами в длинных черных перчатках по волосам, достает черную заколку в виде крестовидного паука, а после, безумно смущаясь, поворачивается к Осаму лицом. — Что вы, господин, разве какая-то нечисть вроде меня может быть таким прелестным созданием, как вы меня описываете? — он поспешно вкладывает в протянутую руку заколку, бледно-мерцающую своими дешевыми стекляшками в полутьме, и хищно улыбается на публику, обнажая белоснежные клыки, довольно клацая ими около чужого носа. Дазай притворно смеется и весьма аккуратно цепляет юную леди под ручку и кружит с ней по сцене в замысловатом танце, больше похожим на сопротивление двух сил — людской и вампирской — нежели на медленный вальс на публику для лучшего эффекта. Чуя скалится в ответ якобы злобно и все пытается цапнуть молодого господина длинными когтями, которые вдруг оказались спрятаны под его невинными перчаточками. Дазай лишь тепло смеется, кидает заинтересованный взгляд на публику, которая заворожено наблюдает за ними и кивает рыжему в своеобразном жесте, понятном только им двоим. Мол, зал ликует, все супер, продолжаем в том же духе. Чуя на это улыбается одними глазами, а сам картинно дует губки и пытается отойти от своего принца, жаль, он только к нему на дохлой кляче приехал, чему-нибудь более адекватному в день всех святых тут делать нечего. Поэтому он снова делает несколько шагов и, развернувшись лицом к зрителям, устало обмахивается веером, потому что его любимая зараза опять перевыполнила норму, да и он, в общем-то, тоже увлекся. И вместо положенных пары минут на танец, они активно вальсировали тут минут десять — публика все равно была довольна, так что заморачиваться подобными нюансами не к чему. — Ах, вы посмотрите на него, — испуганно восклицает Чуя, обращаясь к темному залу, — он же хочет моей смерти! Ах, бедная я, бедная! Что же скажет мой папочка, когда узнает, что от его единственной любимицы-наследницы останется лишь сизый прах с погребального костра? И снова импровизация. На этот раз уже Дазай пытается сдержать смешок, придумывая реплики на ходу. Спектакль они все равно закончат на той ноте, что и положено, это, на самом деле, совсем несложно. — Ну что вы, юная дева, я всего лишь хотел добровольно подставиться под ваши очаровательные клычки, дабы утолить ваш зверский голод. Чуя с искренним удивлением и напускной робостью подходит ближе к Дазаю, но тут вдруг, что-то вспомнив, подхватывает подол платья и весьма резво отходит назад. — Не верю, ни за что не поверю такому льстецу, как вы. Зачем же вы так сильно заламывали мои хрупкие запястья и не отпускали меня, а? Точно моей смерти хотели. — Ох, миледи, просто вы украли мое сердце навечно, и я готов его вырвать для вас и положить на алтарь нашей любви, лишь бы слиться в одном поцелуе с вашими очаровательными пухлыми губками. И я готов всего себя без остатка отдать вам. Хотите — можете в мужья брать, а хотите — папочке в качестве трофея принесите. Все что угодно для вас, моя прекрасная леди. Чуя снова делает вид, что поражен до глубины души услышанным, но, на самом деле, Дазай всегда сводит к этому под слащавый конец их заезженной пьесы. — Но как же так, вы же… вы же человек! Папа мне такого не простит! Чуя снова показушно дует свои очаровательные губки и отворачивается от Дазая, спиной чувствует чужие шаги, мягкие, почти робкие прикосновения к своим волосам. А после Чуя и сам разворачивается и подставляется под долгожданный поцелуй. Публика в зале заворожено хлопает и что-то довольно кричит. Но они уже не слышат, увлеченные друг другом намного больше, чем зрительской отдачей. Занавес опускается. Спектакль окончен. Начинается жизнь.