Не говори мне прощай

— Ты меня любишь? — Нe люблю! — грубо, растерянно и жестоко, скрывая болезненный блеск в глазах за отросшей челкой. — Повтори! — Не люблю, — и снова взгляд в сторону, потерянный донельзя, руки трясутся в карманах парки, сжатые в кулаки. Ветер треплет нервы, пробираясь колючим холодом внутрь. И Накахара сдерживает порыв разрыдаться и вперивает взгляд в небо, начиная считать звезды. один — Посмотри на меня! два — Я прошу тебя, подари мне свой благосклонный взгляд, Чуя. пять — Я умоляю, хочешь я на колени встану? семь Точки холодно блестят в своем маленьком ореоле света и больше не кажутся ему звездами. Это полотно с прорехами. Это его мир с чужими пустыми обещаниями, чужими обидными уколами прямо в сердце. Это он, израненный и поверженный, без чувств, без желаний, даже без страхов. шестнадцать Чувства больше не имеют значения, они утекли прочь и он умер без них. Он раздарил себя другим, вырвал себе внутренности. Он же добрый — ему не жалко. Он же вечный — с него не убудет. И это осознание бьет под дых. двадцать четыре Чужой голос почти не слышен. Он глухой и далекий, больше не заботит, больше не волнует, как раньше. А ведь Дазай умел будоражить его одним лишь мягким тембром. тридцать один Черт! Кажется, сбился. А разве это теперь важно? Разве что-то теперь важно в его жизни? В жизни, которую беспощадно искромсали ножницами, которую втоптали в грязь, не жалея хозяина. тридцать пять И Накахара считает дальше, заламывает пальцы до противного хруста и откидывается спиной на резные перила открытого балкона. тридцать семь Ложь, ложь, ложь, много лжи, очередных пустых обещаний. Много желаний — все чужие. Где его сущность? Где он сам, ребенок, потерявшийся в этом мире? сорок Звезды манят своей шелковистостью. Он сходит с ума. Дазай касается его ледяных рук в нелепой попытке успокоить то, чего нет. А Чую несет. А у Чуи пиздец. Будь бы в его руках нож, он бы без раздумий вогнал его в пульсирующую плоть Осаму. Он бы раскрутил рукоять внутри, причиняя адскую боль, и превратил бы шатена в дырявое полотно и назвал бы это красотой — звездное небо. пятьдесят два Время летит быстро. Быстрее, чем он считает, быстрее, чем он может себе позволить. Оно проносится сквозь вихрь мыслей, просачивается сквозь его пальцы и, лизнув на прощание горячим теплом ступни, исчезает навечно. пятьдесят семь Звезды не кончатся. Они не Накахара — для них бесконечность раз плюнуть, как просто. Для Накахары бесконечности не существует. Он уже здесь — на краю. пятьдесят девять И все. Теперь не будет звезд. Не будет Дазая, шокированного донельзя, раскаявшегося слишком поздно. Не будет Чуи, разбитого, как стекло на кусочки-крошку. Не будет ничего — пусто. Чистый белый лист лист упадет к ногам вселенной там, где Накахара переступит последнюю грань и оттолкнувшись от перил тихо прошепчет: — Шестьдесят семь звезд отделяли меня от света.