Не говори мне прощай

Утро выдалось непривычно солнечным и теплым. Несмотря на минусовую погоду за окном, в комнате все-таки пахали обогреватели — целых две штуки. И Чуя искренне верил, что если не выходить из комнаты весь день, то можно искренне подумать о том, что там, за окном, шелестят от нежных порывов ветра зеленые листочки, и детвора в шортиках и маечках снует туда сюда, с громкими визгами плескается водой. Как же все-таки жаль, что его терпения на весь день не хватит, да и желудок уже призывно урчит, требуя немедленной кормежки, иначе кара будет неизбежна. А валяться весь день в кровати, но с саднящей тошнотой и резкими болями в животе, как-то тоже не особо хочется, поэтому, сладко потянувшись, рыжий откидывает теплое одеяло и нехотя вылазит из своего уютного гнезда. Утро бьется по прожилкам, щекочет внутри нервы, стучит-стучит, как живое, требует любви и ласки ради хорошего и чудесного дня. Но Дазая для обнимашек почему-то в кровати не обнаруживается, так же как и его любимой футболки, которая размера на четыре больше его. Чуя на это только тихо зевает, недовольно прикрываясь миниатюрной ладошкой. Волосы остаются лежать на голых плечах в сумбурном утреннем беспорядке. Накахара лишь легко массирует кожу головы кончиками пальцев, блаженно прикрыв глаза. Потом он незамедлительно выуживает из шкафа длинную голубую рубашку, под стать сегодняшнему безоблачному небу, и надевает ее, довольно подмечая легкий аромат дазаевского парфюма. С удовольствием тычется носом в рукав рубашки, вдыхая родной запах все глубже в легкие. С кухни слышится непривычная музыка. Обычно Дазай ничего не слушает, когда готовит. Говорит, что это отвлекает его от процесса, не дает ему расслабиться как следует. Так что, скорей всего, его уже ждет горячий завтрак, поэтому Чуя натягивает махровые носки с зелеными динозавриками, легко улыбается в пустоту комнаты и уже хочет выйти, тянет руку к ручке двери. Но внезапно рассеянный взгляд цепляет фотоаппарат на подоконнике, брошенный им туда вчера в спешке. Чуя подходит к окну, полюбовно касаясь пальцами холодного пластика и, кинув хитрый взгляд на дверь, забирает его с собой и резво топает вслед за манящим ароматом. Фотографии всегда влекли его своей сочностью и яркостью, вкус каждого снимка проникал глубоко-глубоко в каждую клеточку тела и растворялся там, как необходимый кислород. В таких ненужных вроде фотокарточках он видел свою жизнь, и поэтому запечетлевал все, что видел. Будь то красивый листок на фоне палящего солнца или случайный прохожий на атмосферное фоне. Но больше всего он, конечно, любил снимать Дазая. Пусть эта чертова скумбрия и не проявляла особой любви к снимкам, в объектив он всегда улыбался легко и чудесно, на фотографиях выглядел как моделька с вебок, а проявлять пленку умел и любил даже больше него. Поэтому сейчас, в это восхитительное воскресное утро, он решает сделать парочку сексуальных фотографий такого домашнего и уютного Дазая. Двери на кухню открыты, и Осаму не видит свою рыжую бестию, которая еле сдерживает ехидную улыбку и делает несколько компрометирующих снимков. Но когда он наконец-то поворачивается, почувствовав чужое присутствие, Чуя легко ловит его удивленно выражение лица в объектив и нарочито громко щелкает круглой кнопкой. - Доброе утро