Не говори мне прощай

Чуя выразительно заглядывает в чужие шоколадные глаза и придвигает к Дазаю запотевший стакан с виски. Кубики льда постепенно тают, разбавляя жгучий алкоголь. Дазай в ответ улыбается, заебанно отводя взгляд. Потому что Чуя просто снова сводит его с ума. Одним своим взглядом. Своими соблазнительно выпирающими ключицами; тонкой, почти девичьей шеей; вульгарно оголенным плечом, в которое хочется вцепиться зубами. Вцепиться и сорвать похотливый стон с этих выразительно-пухлых розовых губ. Сказать всему миру, что это его парень и оставить на этом податливом теле тысячу ярких отметин. Но он молчит. Пока. Касается пальцами ледяного стекла, поднимая стакан, и делает несколько маленьких глотков. Алкоголь сразу обжигает горло, но растекается внутри приятной жгучей патокой и яркими искрами бенгальских огней ударяет в голову. Дышать становится легче. И узел заебанности внутри отпускает хоть немного. Поэтому он запрокидывает голову, сразу опрокидывая весь оставшийся алкоголь в себя. Чуя на это удивленно поднимает бровь и, сев рядом с ним на барную стойку, немного обеспокоенно обхватывает чужое лицо ладонями. Шатена от этого в жар бросает, он трется щекой о мягкую кожу Чуи, а после и вовсе перехватывает одну из рук, мягко касаясь губами тыльной стороны ладони, и боится поднять голову. Страшный мафиози. Очень гордый мальчик. Умный и расчетливый убийца. А под чужим взглядом аквамариновых глаз превращается в ручную собачку /остается только хвостом помахать и загрызть пару человек, чтобы преподнести в дар своему рыжему ангелу/. Чуя все также удивленно на него смотрит, но руку из чужой цепкой хватки вырвать не спешит. Лишь наблюдает за шатеном со странной и несвойственной ему теплотой во взгляде. Вокруг них полно свободного пространства, потому что находиться рядом с пьяными да еще и влюбленными исполнителями — хуевая идея. Особенно если они оба приближенные Мори-сана. Поэтому в подпольном баре довольно быстро становится пусто. Лишь негромко играет какая-то ритмичная музыка, да бармен подает им два новых бокала и бросает ключи на стойку в надежде, что эти придурки не забудут закрыть бар. Но они этого не замечают. Дазай полностью во власти Накахары, буквально под чужим прицелом, и сердце его трепыхается не у него в груди, а в этих хрупких миниатюрных ладонях. И Дазай готов здесь и сейчас поклясться, что если бы Чуя на самом деле попросил его сердце, он бы вырезал его себе прямо здесь, и аккуратно, не пачкая чужих ладоней лишней кровью, вручил бы его возлюбленному. Потому что Чуе он подвластен — сейчас и навсегда.