***
В остальном Лос-Анджелес Тони понравился. Он отснял огромную кучу материала: всё это можно будет размещать в Инстаграме ещё, наверное, месяц или полтора. Впечатлений осталось много, и Миллер пообещал себе, что обязательно вернётся сюда летом, чтобы отдохнуть на пляжах Калифорнии и провести здесь побольше времени. Вскоре команда вновь вернулась к усиленным тренировкам. В этом году они планировали завоевать Кубок Стэнли, и у них, между прочим, были все шансы это осуществить — новички у них талантливые, да и практически все члены команды в своей лучшей форме. Но это вовсе не значило, что теперь можно тренироваться меньше или не тренироваться вообще. Наоборот, они должны были приложить все усилия, чтобы стать лучшими в этом сезоне. — Миллер, неплохо. Но можешь лучше, — тренер наставил на него палец. Тони кивнул и перехватил клюшку поудобнее. Бен уже ждал его у ворот, готовый перехватить шайбу. Тони ухмыльнулся и начал ускоряться, но внезапный гул заставил его затормозить практически у самых ворот. Затормозить, но не остановиться — Бен тоже слегка отвлекся, так что забросить шайбу Тони не составило труда. — Это было нечестно, — недовольно протянул Бен. Миллер победно вскинул кулак и усмехнулся. Им на льду вообще отвлекаться нельзя. Косяк. Нужно исправлять. Только теперь Тони повернул голову, чтобы наконец посмотреть, что же вызвало такую реакцию окружающих. За бортиком стоял Фил, переговариваясь с тренером Дженнером. Тони приблизился к ним и широко улыбнулся, впрочем, не снимая шлема. — Давно вернулся? — Миллер, вон. Не припомню, чтобы я разрешал тебе прекращать тренировку. Фил усмехнулся, но ничего не сказал. Тони выпрямился и приложил ладонь к голове, как бы отдавая честь с громким «есть, сэр!», после чего вернулся к тренировке. Но, разумеется, всё не могло быть так спокойно. В какой-то момент послышалось едва различимое ругательство, а Бен отчего-то резко посерьезнел, уставившись на что-то позади Тони; тот резко обернулся, чтобы в то же мгновение обнаружить Ноа, опустившегося на одно колено. Товарищи по команде тут же оказались рядом с ним, а тренер немедленно позвал медика — во время тренировок он присутствовал в обязательном порядке, поскольку травмы часто случались даже вне матчей. Примерно как сейчас. Тони вместе с Лукасом усадили Ноа на скамейку и отошли, позволяя врачу осмотреть его. Ноа, стиснув зубы, наблюдал за чужими действиями, а когда специалист начал ощупывать его колено, что, в общем-то, и являлось причиной всего этого, зашипел и поморщился. Тони хмурился. — Твоя травма, — заключает врач несколько минут спустя. Тренер, то ли не выдержав, то ли просто не желая, чтобы вся команда стояла здесь, развесив уши, велел всем возвращаться на лёд. Было принято решение начать игру. Тони поставили на позицию центрфорварда вместо Ноа. Миллер знал, как играть, и справлялся неплохо, но, чёрт, он действительно беспокоился за капитана. Если Ноа сойдёт с дистанции прямо перед началом сезона, команда точно потеряет боевой дух, и тогда кубок им не светит. Все об этом знали. Игра шла неважно — то и дело кто-то отвлекался, чтобы взглянуть на Ноа. Тот напряжённо переговаривался с главным тренером, врачом и менеджером; помощник тренера Мэлвин старался привлечь внимание к происходящему на площадке, но получалось плохо. Тони прочистил горло и прикрикнул: — Не отвлекаемся, народ! У нас игра и чертовски важный сезон на носу, мы не имеем права халтурить на тренировках! Уверенный тон и громкий голос вернули товарищей по команде к жизни. Как минимум, они попытались на время абстрагироваться, чтобы тренировка не была бесполезной. Тони слегка склонился, сжав клюшку в руке. — …Я же явно не протяну долго, — морщится Ноа. Было шумно из-за происходящего на льду, но он всё равно говорил негромко. — Что будет, когда мне в следующий раз заедут клюшкой по ноге? Улыбнуться и вернуться в строй? — Ни в коем случае, — тут же заявил врач, складывая руки на груди. — Никто и не просит тебя улыбаться, — фыркнул Дженнер. — Но ты нужен нам. Нужен им, — он кивнул в сторону команды. — Ты не понимаешь, что не можешь закончить карьеру из-за такой мелочи? — Я, блин, ходить могу перестать из-за этой «мелочи»! — воскликнул Ноа, переводя взгляд на спортивного врача, чтобы заручиться его поддержкой. Но тот промолчал. — Я безумно люблю хоккей, тренер, но я буду бесполезен в игре. Я должен быть быстрым, быстрее остальных, ловким, но не могу, потому что у меня время от времени просто перестает нормально работать нога. Я не могу подвести команду. — Ты подведешь её, если не будешь с ней! — раздраженно вскрикнул Дженнер. Ноа перевел взгляд на лёд, цепляясь им за игрока с номером тринадцать. — Они нуждаются в тебе. — Нет. Это уже вряд ли, — раньше, может, и нуждались, но не теперь. Льюис наблюдает за Тони, за тем, как он двигался на поле, как контролировал происходящее, словно настоящий… капитан. Не говоря уже о том, насколько блестяще он справлялся на позиции центрального. Ноа снова взглянул на тренера и шумно выдохнул.***
«Ты можешь коснуться неба, но у тебя нихрена нет на меня». Ник выдыхает, прогибаясь назад и касаясь пальцами льда. «Потому что я на вершине мира». Он проводит ладонью вдоль тела и заметно ускоряется. «Я на вершине мира». Он бросает мимолётный взгляд себе за спину и заходит на четверной тулуп. Приземление в точности такое, как ему хотелось. Всё под музыку, программа сочетается с ней идеально. Немного странный выбор композиции для короткой программы, но во время Ник укладывался, так что всё в порядке. Ему нравился этот исполнитель, нравился текст этой композиции, нравилось, что она была… о нём. Ник, чёрт возьми, на вершине этого мира. И никто не способен его свергнуть. Вращение. И ещё, на большей скорости. Держать точку. Смотреть в одно и то же место, чтобы не кружилась голова. Остановиться резко, слегка прогнуться так, чтобы казалось, словно его уже ноги не держат, но он всё ещё стоит, всё ещё непоколебим. Эффектное завершение программы, чтоб его. Ник сначала не был в нём уверен, но теперь ему всё нравится. Даже если бы не нравилось, пришлось бы откатывать так, как есть, потому что Гран-При начинается уже через месяц, нет времени что-то менять. — Так держать! — послышались аплодисменты откуда-то со стороны. Ник нахмурился и приблизился к девушке, что издавала эти неприемлемые звуки. Та, впрочем, явно над ним насмехалась. — Не думала, что ты реально будешь катать под это. Никто не думал. Вообще-то, треки для короткой программы должен был выбирать тренер, на этом настаивала мать едва ли не с самого начала серьезной карьеры Хейза, но у Ника уже были мысли и по поводу короткой, и по поводу произвольной программы, так что он занялся этим сам. Даже хореографию поставил почти самостоятельно. Для короткой только, правда, но всё-таки. Оказалось, что катать то, что придумал сам, а не выучил, намного проще. И, признаться, приятнее. Ник в любом случае наслаждался льдом, но теперь — даже вдвое больше. — Не знаю, поразишь ли ты француженок, но наших уж точно, — продолжала девица. Эвелин, если быть точнее. Она занималась с ним в группе. Одиночница, но не такая уж выдающаяся. Кажется, взяла бронзу на Олимпиаде год назад. Неплохие четверные крутит, но, в целом, чего-то особенного в ней нет. Не считая, конечно, её болтливый язык и никогда не затыкающийся рот. Ник, смерив её холодным взглядом, направился к выходу. Там же он натянул чехлы. Это была последняя тренировка на сегодня, поэтому он и решил завершить её, повторив короткую программу. Людей уже практически не было, так что Ник оказался последним, кто ушёл со льда. В раздевалке он стянул с себя перчатки, футболку и потянулся за полотенцем. В то же мгновение кто-то рядом с ним многозначительно покашлял. — Это было круто, — выдохнул голос. Ник закрыл дверцу шкафчика и обвёл взглядом юношу рядом с ним. Ах, да, новенький с четверными. За этот месяц, что они вместе занимаются, Николас так и не нашёл в нём чего-то особенного. Четверные тут прыгали все. Да он даже имя его не мог нормально запомнить, о чём уж тут говорить? — Серьёзно, я был поражён. У тебя же только три тройных в программе, да? А все остальные — четверные? Как я понял, — продолжал новенький с отсутствующим именем (оно, конечно, было, но зачем Хейзу его знать?). Этот бессвязный поток слов раздражал. Заткнуть что ли уши наушниками? Чтобы был хоть какой-то намёк. Или этот индивидуум намёков тоже не понимает? — Я почти уверен, что ты пройдёшь в финал. Ник усмехнулся, промокнув шею полотенцем. «Почти» уверен? Да этот парень не знает, о чём говорит. Или просто не следит за новостями в мире фигурного катания. Ник точно пройдёт. Он фаворит этих соревнований. — Я, наверное, тоже, хотя четверных у меня не так много, как у тебя. Да и отточить нужно, — Ник молчал, а этот новенький, видимо, думал, что он старательно его слушает, чтобы в конце концов с удовольствием ответить на этот словесный понос. Или чего он там хочет? Автограф? — Но у меня хорошая программа в этом году, к тому же, с новым тренером… Чёрт, он офигенный. Куда лучше моего прошло, он хотя бы прислушивается ко мне, поэтому… — Слушай. Этот новичок тут же замолк, вопросительно приподнимая бровь. — Как там тебя? — Колин, — немного озадаченно ответил тот. — Колин, — повторил Ник. Он натянул футболку, сложил остальные вещи и уложил их в спортивную сумку. — Слушай, Колин, — Николас вздохнул, не отвлекаясь от сбора вещей. — Меня не интересуют ни твои впечатления от моей программы или от тренера, ни что-либо ещё из того, что ты считаешь важным сказать. Мне это просто не нужно, понимаешь? — разъясняет он тоном таким, каким обычно разговаривают родители с несмышлёными детьми. — Мне плевать, если до тебя до сих пор не дошло. Поэтому, будь добр… Он завязал шнурки на кроссовках покрепче, а после выпрямился, взглянув на новичка. — …Не разговаривай больше со мной.