Зло с женским лицом: Воительницы Тьмы в Войне Кольца

Многие будут удивлены, увидев в этой книге строчки про Ренну Огненную и Фаниул. Они никогда не воевали на стороне Тьмы. Более того — эти женщины истинные героини Света, самоотверженно сражавшиеся против армий Великого Врага и Сарумана Предателя. Но тем не менее ужасы войны оказались слишком сильны для великих и милосердных душ, оставив на них тёмный след… который мы можем увидеть из многотомных воспоминаний и Ренны, и Фаниул. Я ушла из родных лесов, чтобы защищать Свет… а оказалось, что ушла, чтобы погибнуть на войне. То, во что превратилась молодая и наивная эльфийка, никак не похоже на ту, что искренне считала воинов Света благородными, а воинов Тьмы — сплошной массой зла. Где умерла та девочка — я не знаю. Может быть, в кровавой каше боёв в долине Андуина, где мне впервые пришлось дарить безнадёжно раненым воинам удар милосердия? Или в мутном безумии битв против истерлингов? Или в городе гоблинов Гундабада, когда гоблинские детёныши, понимая, что мы не можем оставить их в живых, даже не пытались заслониться своими лапками, бросаясь на наши мечи в попытке добраться до горла хоть кого-то из пришедших в пещеры с огнём и сталью? Или после Войны, в вымершем от голода дунландском селении, где скулил — как потерявшая хозяина собака — древесный кот над телом совсем юной девушки? Не знаю. Но точно знаю, что на белом корабле мне нет места. Потому что мне придётся исцелиться от этой боли, от этого ужасного опыта… а это равносильно смерти. Это эгоистично, но я не хочу умирать ради воскрешения наивной и нерассуждающей эльфийки. Я слишком много заплатила за то, чтобы стать собой. Присущее эльфам милосердие не дало некоторым из них увидеть, насколько испорчены слуги Великого Врага. Насколько необходима их кровавое милосердие, обрывающее искажённые жизни. И Ренна Огненная, командир смешанного летучего отряда лориэнцев и лихолесцев, в великом милосердии своём и в великой своей требовательности применяла одни критерии и к своим воинам, и к слугам Великого Врага — и это было ещё одной тенью, отброшенной страшной войной на великую душу эльфийки: Когда-то я считала наших Владык безупречными и добрыми. Став командиром рейдового отряда, я избавилась от этого заблуждения. Когда лихолесские эльфы истекали кровью в боях с истерлингами и гундабадскими гоблинами, Владыка Келеборн водил лориэнцев в бессмысленные походы на саму цитадель Дол-Гулдур. Когда мы оттянули гоблинские подвижные отряды на себя, Владыка Элронд продолжил распылять силы вместо удара по городу гоблинов… а потом, когда мы его осадили, пытался вытребовать мой рейдовый отряд на штурм Мории. Мории, в которой уже почти не оставалось способных держать оружие гоблинов, ведь их вожаки истощили свои силы в бездарных и бессмысленных атаках на Карас-Галарон. В результате Лихолесье пережило войну… но там, где радовались жизни десятки тысяч эльфов, остались сотни. А ривенделлцы после гибели Элрохира в сражении с отрядом Кровавой Распутницы словно обезумели, тратя сотни жизней — и своих, и жизней доверившихся им северян — в бессмысленных атаках на Мораннон и Дол-Гулдур, пока мы совершали марш по выжженному Уольду до Изенгарда. Поэтому после войны я отказалась возвращаться под сень мэллорнов. В тяжело раненом Лихолесье и измученной долине Андуина у меня нашлось достаточно дел, чтобы практически проигнорировать и празднества, и отвратительный пир победителей, додавливавших Дунланд. Когда Фаниул позвала меня забрать освобождённых из горских селений пленников — беорнингов, дейлцев, гномов Эребора, даже пару-тройку эльфов — это было моё первое соприкосновение с «малой войной», с «принуждением к миру». Первое — и, надеюсь, последнее. Навсегда, в той неизвестности, в которую уходят Люди и которую я избрала, отказавшись подниматься на белые корабли — последнее. Не менее достойно печали и то, что Ренна не применила свои тактические таланты после войны. Её победы над гоблинскими и истерлингскими вожаками стали своего рода легендой: Тактика, которую мы применяли, была развитием традиционной эльфийской тактики применительно к действиям на равнине. В отряде всегда было две трети лучников и три двенадцатых пехоты. Остальное — конный мобильный резерв. Суть идеи была в том, чтобы не давать врагу ни добежать до линии, ни втянуть в дуэль лучников. Мои стрелки просто насыщали воздух достаточным количеством стрел, чтобы конные стрелки противника не могли действовать, а под прикрытием этого огня пехотный отряд врубался в уязвимое место вражеского построения. Конница же била туда, где она нужна была более всего. В случае же чисто пехотной или классической конной атаки до строя мало кто добегал. Тем же, кто умудрялся пережить атаку на строй лучников, приходилось иметь дело с контратакой пехоты или конницы. В любом случае мы старались как можно сильнее растянуть стрелковый строй, чтобы поймать противника в огневой мешок. К сожалению, ни Владыка Келеборн, ни Владыка Элронд не переняли эту тактику до самых последних дней войны. К ещё большему сожалению, лихолесское сочетание насыщающего огня луков и атаки пехотинцев-копейщиков они тоже не переняли. Попытка же в эльфийских условиях использовать традиционную гондорскую тактику поддержки ограниченным числом прикрытых пехотой лучников атаки тяжёлой кавалерии приводила к победам, после которых гордые победители могли проиграть разведгруппе, если бы эта группа оказалась поблизости. Тем не менее ривенделльцы постарались использовать традиционную тактику… к сожалению, в условиях критического недостатка стрелков и щитоносцев, да ещё с отделением командного отряда от основной группы воинов. Что и привело к гибели Элрохира. Горькие, жёсткие, почти святотатственные строки воспоминаний Ренны не щадят никого. Ни эльфов, ни гномов (которым она так и не простила потери истерлингских лошадей), ни людей. Особенно — людей Рохана: Когда Пятнышко повредила ногу возле пещеры троллей, перед тем ужасным штурмом, где легли в землю сотни рохирримов и дейлцев, один из конников Рохана сказал: «Жаль, но на нём больше нельзя ездить. Придётся зарезать на мясо». Я не понимаю, почему роханцы так реагировали на поедающих пленников орков — ведь сами жители равнин спокойно поедают исчерпавших свою полезность друзей, так чем орки хуже? Пятнышко осталась жить — я бы скорее зарезала того конника. И Фаниул вместе с целителями Владыки Трандуила смогла дать резвому и умному существу возможность бегать — пусть не под седлом, но жить полной жизнью любимой лошади. И когда гномы по глупому своему невежеству спутали ноги истерлингских лошадей слишком жёсткими путами на месте, где почти не было травы — и большинство этих прекрасных существ убили себя в попытках вырваться — мне было почти так же больно, как в выжженных деревнях. Я смогла спасти три десятка рунийских коней — и они положили начало новой, андуинской породе. И нет более умных, подвижных и ласковых лошадей во всём Средиземье — ни хвалёные рохирримские кони, ни волшебные лориэнские лошади не сравнятся с неказистыми пегими лошадками, которых когда-то поставили на службу Врагу… Всё же, несмотря на выбранный удел людей, на презрительный отказ уйти за море, Ренна Огненная осталась эльфийкой. Искалеченной войной — не телесно, но духовно — эльфийкой, чья душа билась в ужасе от картин пылающего Средиземья, но таково было величие этой души, что она искала истоки зла в первую очередь в себе и своих, а не во враге. И это величие было той тенью, что отбросил на душу воительницы Света тёмный владыка — ведь именно из-за него Ренна Огненная отказалась участвовать в покорении горцев Дунланда и даже позволила однажды Кровавой Распутнице уйти вместе с целым племенем гоблинов: Мы с Фаниул вели сборную группу — эльфийские лучники и секирщики-беорнинги — на поиск гоблинской банды, укравшей скот из нескольких беорнингских и дейлских деревень. След вывел нас за пороги Андуина — и мы увидели три умбарских лёгких корабля под стягом Сангреньо, на которые эти гоблины грузились. Некоторые хотели тут же атаковать — и мы бы без сомнения могли сжечь огненными стрелами эти корабли и перебить всех, кто уцелел бы. Но гоблинская банда оказалась племенем, в котором явно были в основном самки и детёныши — и я решила, что если их заберут с наших земель, нам этого будет достаточно. Сангреньо, убийца Элрохира, согласилась с этим планом. Она, как оказалось, и не хотела ничего иного. Да, она была жестока и развратна, она была воплощением развращённости корсарского Умбара, истинной дочерью Кастамира — но в том деле она показала себя достойнее многих гондорских, роханских и даже эльфийских правителей. Хотя бы потому, что для её развращённого духа было неважно, человек, эльф или гоблин перед ней — она судила по деяниям, не делая скидок ни для кого. Сама Кровавая Распутница в своём «Под чёрным знаменем» была цинична и лаконична: «Рыжая некрасивая нелюдь оказалась больше человеком, чем вся тарковская аристократия чохом». До нас дошёл только один портрет Ренны Огненной — как и её подруги Фаниул. Эти светлые женщины стоят на нём рядом перед дверями открытой ими возле Дома Беорна лечебницы для малоимущих. Ренна действительно не отличалась, если верить этому портрету, эльфийским совершенством внешности. Излишне тяжёлая нижняя челюсть, растрёпанные волосы, небрежно перехваченные чёрной лентой, прищуренные миндалевидные глаза, немного вздёрнутый нос, кривящийся в усмешке рот — лишь гибкая фигура напоминает о том, что эта женщина из Перворождённых. Тем не менее в долине Андуина, Лихолесье и залах Дейла её слово после Войны стало почти гласом Единого — таков был авторитет эльфийки, оставившей весь свой свет в кровавой земле, за которую она сражалась. И прискорбно, что горечь и боль, пропитавшие героиню Войны Кольца, отразились на политике этих земель: К счастью, ни Старый Медведь, ни Бранд, ни Владыка Трандуил не поддержали Гондор и Рохан в их стремлении выжечь всё, что напоминало о наших врагах. Возможно, то, что не пожелавшие уходить за море лихолесские эльфы остались делить со своими смертными друзьями сладость и горечь послевоенного мира, помогло принять то, что осталось от дунландских племён, «на перевоспитание». И я жалею только о том, что первые два года после Войны я самоустранилась от всего этого. Возможно, мы спасли бы намного больше жизней… Жизни, спасённые жителями лесных земель, обернулись кровавой купелью войн второго столетия нашей эпохи, когда стремление рохирримов взять под свою руку земли вокруг древнего Лориэна наткнулось на неколебимое упрямство беорнингов, лесовиков и жителей Дейла — и одной из движущих сил этого альянса была пылающая ненависть, которую дети дунландцев питали к рохирримам со времени, когда их качали на руках матери. И заставшая первую из этих войн Ренна Огненная, к сожалению, употребила весь свой воинский опыт на то, чтобы натаскать отряды «долинного альянса» по своей старой тактике… Жизнь Фаниул же менее неожиданна. Целительница из Дейла, спасшая когда-то жизнь королю Бранду, она пошла за Ренной Огненной после случайной встречи — эльфийка зашла в городскую лечебницу навестить одного из своих воинов, потерявшего ногу в боях за южный лагерь истерлингов. Эта встреча стала началом совместного пути длиною в жизнь — Фаниул пошла за подругой-Перворождённой в пылающие земли войны, бросив налаженную жизнь в жемчужине озёрного королевства. Они вместе воевали против гоблинов и нечестивых полулюдей Сарумана, вместе штурмовали оставшийся последней твердыней сил Саурона Восточный Осгилиат, а затем вместе жили в оживающей после войны долине Андуина. Многие полагают, что было между ними большее, чем дружба — и как бы нам ни хотелось опровергнуть эту сплетню, сами её героини не возражают: Было ли у меня желание уйти на белых кораблях? Может быть, немного. Но Фаниул там точно не было бы места — а даже будь оно, в её жизни не было бы места «исцелённой» от опыта войны мне. Выбор оказался прост. Я люблю Ренну больше, чем кого бы то ни было, включая отца моих детей. Впрочем, я люблю её даже больше, чем своё призвание. Я счастлива. Так кем же были Ренна и Фаниул? Великими женщинами, чьё милосердие подвигло их на спасение тех, кто этого спасения не заслуживал, или жертвами ужасов войны, которых самих следовало спасать? Автор склоняется ко второй версии, но не может отвергнуть и первой. Потому что обе версии, скорее всего, правдивы.