Thank you

            Рафаэль и Донателло. Лёд и пламя. Один спокоен как удав, второго посмей только коснуться — взрыв эмоций. Один может сидеть на месте часами, разбирая сложный механизм, а другому быстро всё надоедает, он психует и забивает на это. Кто бы мог подумать, что такие разные существа сойдутся? — Донни, тебе помочь? — слышится над головой черепашки, а после его плечи накрывают широкие ладони. — Ты тут уже долго сидишь. — Спасибо, конечно, но я не думаю, что ты поймёшь разность потенциалов так быстро, — отмахивается фиолетовая маска, на что получает затрещину. — Хэй! — Я не такой глупый, как Майки. Да и я выше, — Рафаэль хмыкает, после чего отнимает руки от плеч своего брата и отходит в сторону. — Думаю, я лучше справлюсь, если мне что-то понадобится на верхней полке, — отшучиватся Донателло, и вновь его награждают затрещиной. — Эй! — Чёрт с тобой, — красная маска разворачивается и покидает лабораторию. Рост был, наверное, главным преимуществом в его собственных глазах, а парень так легко… Ах, это неважно! «Вот всегда он так», — вздыхает черепашка и, отложив паяльник, поднимается, после чего направляется за братом. Он точно знал, что эта взрывная штучка пойдёт туда, где сможет выместить свою злость, — к боксёрской груше. Бывало, Раф целый день мутузил только эту грушу. Все удивлялись, как этот мешок, набитый всякими тряпками, ещё держался после многочисленных ударов агрессивной черепашки?       И вот, зайдя в гостиную, он обнаружил своего брата за совершением насилия над боксёрской грушей. Тот сразу же метнул раздраженный взгляд, фыркнул и продолжил мутузить кожаного парня. На это Донателло лишь вздохнул, качая головой в такт ударам Рафаэля, и присел рядом с Леонардо, который с великим упоением смотрел «Космических героев» и в принципе был всем доволен. Парень даже не обратил на вошедшего внимания, но Донни это было на руку: можно было наблюдать за Рафом украдкой. А ведь наблюдать было поистине интересно: его мышцы то резко напрягались, когда черепашка заносила руку для удара, то так же резко расслаблялись в момент столкновения кулака и груши; на широком лбу уже выступили крупные капельки пота, но зеленоглазый их игнорировал (хоть они и мешали наносить удары), а парню со щербинкой очень хотелось их смахнуть, помочь своему брату хотя бы так. Но самым выразительным в нём были глаза: они метали молнии, а сами поблёскивали таинственно-зеленоватым, утаскивающим на самое дно глаз-блюдец. Донателло не раз замечал, что глаза Рафаэля округляются, когда он особенно сосредоточен или над чем-то думает. Тогда вид у него становится таким милым, невинным, наивным. Так и хочется погладить этого мальчика по головке и наказать быть осторожнее, когда гуляешь по парку близ родного дома… Но Раф не был ребёнком — пусть он и был несколько ниже его, — родились-то они в один день, а значит были одногодками; да и сам парень однозначно был бы против таких сантиментов: он считал это проявлением слабости. Может быть, и правильно думал, но Донни находил эту его черту милой. — Дон, иди уже к нему, — толкает его в бок Леонардо и, не отрывая взгляда от экрана, цитирует: — «Мы не должны ждать, пока нас пригласят на вальс — мы должны быть кавалерами!» И тут же громко смеётся вместе с составом звёздной команды, а фиолетовая маска только растеряно моргает, наконец-таки отрывая взгляд от черепашки. — Лео, как ты..? — «Заткнись! Что-то должно происходить случайно!»       И тут Донателло полностью теряется: как Леонардо узнал о том, что они с Рафом вместе? Нет, напрямую он не скажет, но цитатами намекнуть — его стиль. Но как? Они с зеленоглазым даже условились встречаться под покровом ночи, когда спят все, даже полуночники типа Микеланджело. Но их всё равно рассекретили?!..       Тут его трогают за коленку, таким образом вырывая из водоворота мыслей. Неожиданно (Донателло даже вздрагивает), но так необходимо сейчас. — Что, Майки? Леонардо делает свой сериал ещё громче, так что черепашке приходится наклониться, чтобы расслышать своего брата, тогда как Рафаэль кричит: — Совсем оглох?! Сделай потише! — А-а-а? — протянул Леонардо и, взглянув на брата, стал всячески показывать жестами, что не слышит его. Красная маска пытался что-то сделать, даже намеревался подойти, выключить этот глупый, по его видению, сериал, но почему-то передумал, однако кулак Лео всё-таки показал. Пока эти двое перекрикивались, Микеланджело быстро прошептал на ухо Дону: — Иди сейчас, иначе он и на нас разозлится за этот шум. Дон краем глаза замечает, как губы лидера искривляются в ухмылке, а сам делает громкость чуть тише. Тогда он решается. Сейчас или никогда. Ну, Донателло, возьми ответственность! — Раф! — Чего тебе? — из-за груши выглядывает злобная физиономия, которая так и говорит: ещё одно неверное слово — руки отгрызу. — Прости меня, а?.. — под пристальным взглядом умник теряется, плавится, не в силах что-то выдавить из себя, а ведь он так хотел сказать что-то важное… — Я не думал, что обижу… — Да, не думал ты! — парень вскидывает руки и хватает брата за грудки. — Ты никого не обидел, усёк? — Да, да, да, а стал бы ты так мутузить грушу? — доносится из-за спины Донателло — это Майки вставил свои пять копеек, но после взгляда, брошенного лидером, он испарился, утащив за собой и Леонардо, который, конечно, сопротивлялся, но Микеланджело всё-таки оказался проворнее. — Вот же.., — бурчит Раф, чуть ослабляя хватку. — Чёрт бы побрал этого Майки. После он вновь смотрит пронзительно в медные глаза напротив, будто ищет что-то в них, однако быстро отводит взгляд и отпускает брата.       Именно в это мгновение некое оцепление сходит с Донателло. Он хватает красную маску за руку и, потянув на себя, накрывает губы Рафаэля своими. Их первый поцелуй. Такой неумелый, робкий, осторожный, но в тоже время мягкий, увлекающий, прекрасный. Мгновение тянется бесконечно долго, разливается бурным потоком и уносит влюблённых далеко-далеко, обволакивая их своей теплотой.       Они, конечно, отстранятся друг от друга через несколько секунд, но сейчас им не до этого. Они целуются, изредка отлипая друг друга, и вновь сливаются в трепетном, нежном поцелуе. В одном из таких небольших перерывов Дон всё-таки успевает задать интересующий его вопрос: — Так я прощён? ~ — Только если заткнёшься, — ему в ответ, а после губы вновь оказываются под властными губами Рафаэля, которому нравится лобызаться со своим братом до дрожи в коленках и слабой тянущей боли в сердце.