Thank you

      Этот бой был поистине тяжёлым. Крэнги всё наступали, подгоняя с собой инопланетные пулемёты, бластеры и много всего против двух, видавших виды катан Леонардо. Он уже тяжело дышал, жадно хватая ртом воздух, в одной руке держа катану, а другой рукой опираясь на другое оружие: даже просто стоять не было сил, а помощи ждать не приходилось. Они с братьями как-то разделились, хоть до этого условились ни за что не отдаляться, не давать себя разделить. Из разных углов помещения были слышны выкрики типа: «Буякаша!», «Ах, подонки!» и «Ой-ой-ой!»       Его братья тоже сражались, так же тяжело дышали, отбиваясь из последних сил от наплыва врага и их оружия. Это придавало сил, давало стимул встать в стойку, взяться за рукоять катаны и рвануть вновь в бой.       Перед его глазами мелькают фиолетовые, розовые и серебряные полосы, а он шинкует роботов, как салат, не разбирая пути, продвигаясь к центру. Откуда чуть-чуть — и братьев своих увидит, наконец-таки станет сражаться спина к спине, панцирь к панцирю.             Но все его надежды вмиг рухнули. Всего четыре слова: острое жжение в боку. Тогда он уже был на козырьке и махал Микеланджело, который тоже приветствовал его и улыбался мягко, будто уже всё прошло. А тут эта боль. Резкая, неожиданная, сваливающая с ног мгновенно. Последнее, что Леонардо увидел, было испуганное лицо Майки, их милого Майки. После он слышал крики Рафаэля, даже видел своих братьев, но силуэты их были расплывчаты, а он насилу смог закрыть глаза.       Очнулся лидер в своей комнате, на постели, которую заботливо обложили всеми подушками в доме. Торс был туго перевязан бинтом, а на ноге — шина. Видимо, он не заметил, как подвернул ногу, ведь боль в нижней конечности не помнил, но сам факт… и тут его голову будто в тиски сжимают, а сам он стонет от боли, глаза вновь закрывает да в скором времени засыпает. Не знает он, что всё это время за ним через маленькую щёлочку в двери наблюдают, пальцы кусают, переживая за лидера.       Леонардо вновь глаза открывает, когда слышит сквозь сон чей-то грустный напев и чувствует поглаживание на своей руке. На стульчике, около кровати, сидит Майки, голову опустил и поёт, поёт всё, не замолкая ни на секунду. Нос дёргает, моргает, а по лицу слёзы катятся, падают на кровать и пропадают, так и погибнув без следа и памяти. Лео улыбается слабо и взгляд на свою руку переводит: сверху лежит рука Микеланджело, а из-под неё виднеется что-то оранжевое. Лидер намеревается поднять руку и рассмотреть вещичку, но сил не хватает даже брату привет сказать, не то чтобы руку поднять. Но это слабое движение не ускользает от внимательного взгляда оранжевой маски. Он тут же вытирает слёзы кулаком и, подняв голову, ярко улыбается как и прежде. — Лео, ты очнулся! — парень тут же сжимает Леонардо в объятиях, а тот скрипит, стонет, что он тут же отпускает брата. — Сильно болит?.. — Немного, — честно признаётся лидер, стараясь совладать с и без того слабым голосом. — Ты меня сюда принёс?.. — Нет, Раф, а Дони раны обработал, — хнычет Майки и вновь прижимает кулачки к глазам. — А я ничего не сделал. Я испугался, испугался. — Тише, тише, — черепашке тяжело, но он всё равно поднимает ту самую руку. — Это же ты сделал? Он взглядом указывает на фенечку, украшающую его запястье. Сама она не широкая, но и не маленькая — средняя, как раз для запястья Леонардо. Цвета подобраны как нельзя лучше: синий, красный, фиолетовый, оранжевый. На стыке синего и оранжевого (у замыкающих цветов) лидер замечает, что эти два цвета будто бы переплетаются, соединяются в одно и становятся отличной завязкой для удержания украшения. — Да, я, — Микеланджело вздыхает и поднимает взгляд на брата. — Мне хотелось сделать что-нибудь для тебя, что бы оберегало и давало сил… — Спасибо, Майки, — синяя маска сдавленно кряхтит, но руку на голову оранжевой кладёт. — Это и правда даёт мне силы, Майки. Парень смеётся, не веря в своё счастье, что подарок понравился Лео, его любимому брату, который всегда придет к нему на помощь, независимо от обстоятельств.