Хотел бы Ньют хоть раз проснуться так, как это происходит в фильмах — от назойливых солнечных зайчиков, появляющихся в момент, когда солнце поднимается достаточно высоко, и прокрадывающихся в комнату сквозь не до конца задёрнутые занавески, сонно сощурить глаза, сладко потянуться и улыбнуться этому миру. И сегодня…
Нет, сегодня определённо не этот день.
— Спасибо конечно за заботу, но можно же было и повежливее выразиться, — услышал Ньют, находясь в состоянии полудрёмы. Голос Томми он узнал сразу, но вот собеседника не слишком хорошо услышал. — Нет, я не уйду один. Дай нам двадцать минут, окей? Ага, до встречи, — так же негромко, как и говорил, он прикрыл дверь и, кажется, направился как раз в сторону кровати. Половицы едва слышно поскрипывали, и «спящий» юноша изо всех сил старался сдержать улыбку, чтобы не испортить великую актёрскую игру. Правда, вместо Оскара он мечтал бы получить кое-что другое, а точнее — кое-кого. — Хэй, Ньютти, вставай, нам пора, — такой шёпот на ушко, влекущий за собой приятные мурашки по спине и казавшийся чем-то безумно интимным, он готов слушать вечность. Или хотя бы каждое утро — сработает лучше всякого будильника.
— Кому ты там сказал, что не бросишь меня тут? — сонно приоткрыв один глаз, лукаво поинтересовался Мэйсон. Вроде и мелочь, но всё же приятно.
Томас не спеша — потому что светлые волосы пахли так приятно и одурманивающе, что ему повезло вовремя поймать себя на мысли, что ещё немного и он завалиться обратно спать, лишь бы только этот аромат пропитал одежду и его самого — отстранился и с мягкой усмешкой ответил:
— Галли заходил, проверял не валяемся ли мы тут в мертвецком похмелье.
— После случая у Аддеты, на таких вечеринках я стараюсь теперь пить лишь газировку, — решил отшутиться Ньют, надеясь, что друг не обидится, если он заденет эту тему. Он принял сидячее положение, и теперь их лица находились на одном уровне.
Баскетболист не стал хмуриться, а значит, подумал Мэйсон, всё в порядке. Вообще его сейчас радовала буквально любая незначительная вещь, делающая сегодняшнее утро светлее, теплее и радостнее. Особенно нельзя было не улыбаться, ловя на себе любопытный взор кофейного оттенка глаз напротив.
— Я честно хотел бы последовать тому же правилу, но, кажется, в честь вчерашней победы выпил как минимум две или три бутылки пива… — проведя рукой по волосам, Томас отвёл взгляд в сторону, то ли застыдившись, то ли задумавшись о чём-то своём. Ньют терпеливо ждал, пока Брайант решится продолжить, а пока первому оставалось только любоваться полусонным баскетболистом. Забавно взлохмаченные непослушные шоколадные волосы напоминали что-то вроде гнезда — Ньют помнил со вчерашнего дня, что на ощупь они мягкие и приятные. И он точно помнит довольную улыбку Томаса, когда Мэйсон перебирал его волосы, а тот посапывал у него на плече. Полуприкрытые — не выспавшиеся и в то же время говорящие о том, что их обладатель ушёл в себя — карие глаза в утреннем свете выглядели явно живее и ярче, нежели вчера, когда они показались Ньюту прямо-таки погасшими, утратившими былой огонёк. Но сейчас, кажется, всё хорошо, правда, вид Томаса стал отчего-то более напряжённым. О чём он интересно так усердно думает? — В голове какая-то неразбериха. Не помнишь, как мы оказались именно в этой комнате?
Ньют округлил глаза.
— Не помнишь, как ты мне сам написал, попросил подняться к тебе?
После нескольких секунд молчания Брайант выругался себе под нос и потерянно проговорил:
— Точно… Помню. Не знаю, чем тогда думал, но настроение было просто отвратительным.
— Дальше попробуй вспомнить сам, — не подавая виду, что волнуется, сказал Мэйсон.
Какое-то время в комнате стояла мучительно долгая — для Ньюта так точно — тишина. А если Томас сейчас скажет, что будто не помнит? А может всё это было идиотским сном? Или он всё же не имеет права наивно надеяться на взаимность?
— Так значит, мы… — крайне задумчиво начал рассуждать вслух Брайант. Тон его голоса не выдавал особых эмоций, а ведь Ньют хотел бы иметь возможность хоть немного предугадать и понять, что сейчас чувствует Томас — расстроили его эти мысли или он уже ищет подходящую причину для побега. — Ты сказал, что я тебе нравлюсь не как друг…
— И т-ты ответил тем же… — нерешительно добавил он, накрывая руку Томаса своей — ему стоило невероятных усилий над собой, чтобы сделать такой, казалось бы, простой жест. Потому как он чертовски боялся, что вся это идиллия может распасться прямо на его глазах, и не в его силах на это повлиять — а за такую возможность он многое бы отдал.
— Прости.
Внутри Ньюта что-то треснуло. Неслышно, незаметно, но очень ощутимо.
— Это, наверное, из-за переизбытка эмоций, — Томас неловким, скорее — даже нервным движением поправил волосы, после вновь вернул взгляд на друга. Дурацкий, тот, который блондин терпеть не мог в таких ситуациях — сожалеющий. — Да, я чувствую к тебе симпатию, но не уверен, что из этого что-то получится, понимаешь? — попытался объяснить Томас, отчаянно надеясь на понимание друга. Больше ему вроде как и не на что было надеяться…
Мэйсон отдёрнул руку как от огня.
— Более чем, — проговорил он, опустив голову. В глазах начинало предательски пощипывать, но ему нужно достойно закончить разговор, а потом уже разрешить себе рыдать сколько душе угодно. — Ни черта ты не понял с того раза, Томас, — прошипел парень, непроизвольно сжимая руки в кулаки. Он начинал закипать. — Сколько бы эгоист не говорил, что беспокоится за других, себя он обмануть не сможет. А теперь и меня. Придурок, — сказав это, Ньют поднялся с кровати и быстро зашагал к двери. — А я-то поверил… — секундную слабость в виде отчаяния в голосе Ньют подавить не в силах. Он остановился прямо у двери, потянулся к ручке, но поворачивать её не спешил. — Может представим, что вообще не знакомы? — как холодной водой он окатил и без того чувствующего себя виноватым Томаса. Высказывать всё, что наболело, оказалось легче, стоя спиной к «другу», так хотя бы мысли не спутывались — Раз уж что ни день, то у нас новое недопонимание и ссора.
— Ньют, постой! — взволнованный Брайант вскочил с кровати с намерением остановить Ньюта, пока они ещё «знакомы».
Едва заметив, как подошедший парень почти взял его за руку, желая таким образом удержать Мэйсона на месте, последний вновь отдёрнул руку, холодно предостерегая:
— Не трогай меня.
— Ладно-ладно. — Да, Томас снова оплошал. Неизвестность того, чем сейчас всё закончится, пугала больше обычного. В прошлый раз он, конечно, тоже переживал, но сегодня что-то было по-другому. — Слушай, мне правда жаль, да, я виноват, то и дело ошибаюсь и разочаровываю других, но…
Вот тут уже Ньют не выдержал. Он повернулся лицом к
занозе в одном месте тому, кто когда-то вызывал в нём лишь положительные эмоции. Сейчас он думал, что ещё немного и перестанет сдерживаться, украсив симпатичную физиономию фингалом под глазом. Под испытующим взглядом друга Томас замолчал.
— Чёрт возьми, да как ты не понимаешь? Можешь сколько угодно признаваться, что ты кретин, но нихрена не изменится, пока ты не станешь исправлять это. Подумай: разве в такие моменты ты разочаровываешь лишь других, а не себя самого?
Да, верно. Моё самокопание — это именно результат того, что я разочаровываю себя. При этом понятия не имея, как всё исправить.
— Мне пора. Лучше не подходи ко мне, пока не придумаешь, как перестать вести себя как придурок.
Ньют покинул комнату и не забыл хлопнуть за собой дверью — так он разозлился. На Томаса, на себя, на идиотскую ситуацию в целом. И почему, скажите на милость, его угораздило влюбиться именно в этого новенького? Мог же по совету Терезы скачать какое-нибудь приложение для знакомств, найти себе симпатичную, милую девушку, но нет же. Припёрся Томас, улыбнулся пару раз и наотрез отказался покидать сердце и мысли Ньюта.
Мэйсон цокнул языком, ускоряя шаг. Его не пытаются догнать, это хорошо, потому что подойди кто сейчас к Ньюту, то непременно бы активировал бомбу замедленного действия. Нервы ни к чёрту.
Небрежно махнув рукой какому-то парню-баскетболисту, который пытался прийти в себя у входной двери, Мэйсон наконец вышел за порог дома. Отличная тусовка, что сказать, повеселились на славу.
И тут Ньют не выдержал.
Поблизости не оказалось кого-то, кто мог бы сейчас увидеть идущего по тротуару, всхлипывающего парнишку, который то начинал зло бормотать что-то себе под нос, то готов был завыть на месте от отчаянья.
Ньют не видел ничего вокруг, как будто весь мир в этот самый момент перестал существовать. И в реальности его удерживала лишь щемящая боль где-то между рёбер.
Первые несколько минут в голове разом гудело столько мыслей, что он не сразу смог выхватить из них что-то определённое. Хотя в одном он был уверен — в его сердце, ждущим своего часа хищником, сидела обида.
Некоторое время назад там же притаилось неверие и отрицание, но теперь от них не осталось и следа.
Ньют не жалел себя, он просто пытался найти причину, почему Томас ведёт себя так с ним. Виной тому презрение? Безразличие? Пренебрежение любого рода отношениями? И чем дальше уходил в такие размышления, тем чаще приходилось вытирать слёзы с щёк.
Неосознанно что-то внутри пыталось оправдать «друга», говоря: «Да, возможно Томас на самом деле не желал меня обидеть, он просто не знал, не был уверен, что поделать…». Тогда та самая обида рыком перебивала жалкие попытки оправданий: «Нужно было вести себя решительнее, выпустить эмоции и врезать ему за всё «хорошее», тогда хоть какое-то удовлетворение было бы». Дурацкая привычка — обдумывать ситуацию с мыслями «Можно было бы поступить по-другому, правда исход, наверное, вышел хуже, а может и лучше, кто знает…».
В нём сейчас говорили сплошные эмоции, требующие самовыражения, и Ньют в таком состоянии быстро уставал эмоционально.
Ньют не сразу опомнился, что не понимает, куда идёт. Эта улица точно не приведёт его к дому, но, если подумать, это не так уж и плохо, ведь последнее, чего блондин сейчас хочет — возвращаться в пустую квартиру и одиноко провести там целый день, погрузившись в себя. Так, и куда же ему сейчас идти? Блондин остановился посреди дороги, протерев руками глаза, чтобы мир вокруг стал более отчётливым, и глубоко вздохнул, чтобы немного успокоиться и подумать о насущной проблеме. Может, в какой-нибудь парк прогуляться? Кафе? От раздумий его отвлёк — и заставил вздрогнуть от неожиданности, если честно — звонок собственного телефона. На автомате приняв вызов и даже не смотря имя абонента, Ньют поднёс телефон к уху.
— Ньют, ты как? Всё в порядке? — послышался голос Терезы из динамика. С чего это вдруг она ему позвонила с такими-то вопросами? Ясновидящая что ли…
— Вроде того, — усмехнулся он, шмыгнув носом. — Тер, ты дома?
— Да, а что?
— Одна?
— Только мама, но она в гостиной. Ньют, что-то случилось? — кажется, своими вопросами он только заставил её сильнее волноваться.
— Я… я, — вот тут-то парень и почувствовал, что на него вот-вот накатит волна истерики, если он так и будет держать всё в себе. И как бы Ньют не старался держать себя в руках, его голос предательски дрогнул: — м-могу зайти?
— Да, конечно, — не ожидая услышать настолько расстроенный голос лучшего друга, она, не раздумывая, согласилась. — Жду.
Перейдя на другую улицу, теперь он шёл хоть с какой-то целью — даже если речь шла о том, чтобы поплакаться в плечо. Идти было не слишком далеко, но за всю дорогу Мэйсон так вымотался, что у него уже не осталось сил на что-либо, а воспоминания о произошедшем, который раз терзающие его мысли, чуть ли не до ручки доводили.
Когда Тереза открыла дверь, то тихо ахнула: она никогда не видела лучшего друга настолько подавленным и невыносимо грустным. Глаза, что обычно выдавали лишь умиротворение с, может быть, толикой радости, теперь же были на мокром месте. Девушка мигом притянула не сопротивляющегося юношу к себе, говоря:
— Не представляешь, как я за тебя переживала, когда мне позвонил Томас…
Знакомое имя больно кольнуло в сердце, пока до него дошёл весь смысл сказанной фразы. Сил выразить эмоционально всё своё удивление у него не хватило, так что он отстранился и, нахмурившись, спросил:
— Он тебе звонил? Зачем?
— Да, позвонил где-то час назад, сказал, что вы повздорили, и ты ушёл, догнать тебя он не рискнул, потому что решил, что тебе нужно остыть. И просил меня сообщить, если ты дашь о себе знать. — немного подумав, она несмело добавила: — Он ведь тоже волнуется за тебя, потому что понимает, что провинился.
Ньют фыркнул. Он, однако, не ожидал подобного от Брайанта, но это сейчас было неважно.
— …и на утро он сказал, — уже подходя к своеобразной кульминации своего рассказа, Мэйсон вздохнул, чтобы собраться с силами и произнести более-менее ровным голосом: — что, цитирую, «это из-за переизбытка эмоций. У меня есть к тебе симпатия, но не уверен, что это перерастёт во что-то большее, понимаешь?», — передразнил он чужой голос и, всхлипнув, добавил: — Конечно, блять, понимаю. Я же у нас бесплатный центр реабилитационной помощи, можно поплакаться мне, наорать, вселить ложную надежду, а я просто смирюсь и всё.
Тереза внимательно слушала его, осознавая даже не только то, насколько Ньюта вывело из себя — выругался, растеряв свою обычную сдержанность и спокойствие — произошедшее, но и то, насколько же это важно для него, если вызывает в нём такие сильные эмоции. Он злится, хотя внутри наверняка обеспокоен и запутался, не зная, что делать. И Тереза очень хотела поддержать его, направить мысли в нужное русло, а там уже он бы сам решил, как ему дальше стоит поступить. Отвлекаясь от тщательного формулирования мыслей, она не могла не заметить, как медовые глаза неестественно заблестели.
— Ох, Ньют, иди сюда, — ласково и в то же время с плохо скрываемым сочувствием — что Ньют не очень любит, но врать девушка не привыкла — она подзывает лучшего друга к себе с намерением крепких обнимашек. Он молча перебирается с кресла на диван и утыкается ей в плечо. Когда она чувствует, что плечи парня начинают подрагивать, то попутно начинает ещё и шептать что-то успокаивающее на ухо. Мэйсон обнимает её в ответ, сбивчиво дыша, одновременно разрываясь от желания выпустить все негативные эмоции через слёзы и между тем, чтобы не выглядеть жалко в глазах подруги. Но сомнения пропадают мгновенно после тихих, но таких необходимых сейчас слов подруги: — Поплачь, так будет легче.
Ньют не мог передать словами, что чувствовал — целая буря разных, как север и юг, эмоций вновь выплеснулась наружу. Злость понемногу отступала, но на душе тяжким камнем лежала тоска. Из хорошего — он был безмерно благодарен Терезе за всё, что она сделала для него.
Некоторый промежуток времени действительно потонул в его постоянных всхлипах.
— Всё наладится, Ньют, слышишь? — тем временем шептала Рут, поглаживая юношу по волосам. — Я понимаю, тебя очень расстраивает эта ситуация, но поверь, ты ещё встретишь «своего» человека. Томас им не стал — так бывает. Возможно, так будет даже лучше.
Тереза ожидала, что друг промолчит, а если до сих пор не остыл, то и вовсе начнёт возмущаться. Но он помолчал с минуту, а затем несмело и тихо спросил, будто боясь собственного вопроса или ответа на него:
— Как думаешь какие у меня шансы быть с ним?
— Я не знаю, Ньют, — вздохнула кареглазая девушка. — Мне кажется, есть у Томаса что-то, что мешает ему раскрыться перед тобой или хоть иногда доверять сердцу, а не разуму. Из-за этого он обычно сдерживается, но когда вы ссоритесь, то эмоции, которые он пытается подавить, берут над ним верх. Может если тебе повезет, и он поймёт, что тебе можно доверять, то ты сможешь найти путь к его сердцу. Но подумай сейчас серьёзно: уверен, что готов к этому? Это будет нелегко и, может быть, даже не будет того стоить, но сейчас ты можешь передумать, пока нечего терять.
Мэйсон всхлипнул напоследок и мягко отстранился от Рут. Заплаканные глаза посмотрели с непривычной нежностью и неподдельной искренностью. Уголки его губ еле заметно дёрнулись вверх в слабом подобии улыбки. Он словно вспомнил или осознал что-то, что понемногу разжигало в душе горящую счастьем искру. И, вытерев слёзы, он выговорил:
— Когда Томас меня поцеловал, внутри будто, знаешь… — он подумал над подходящим сравнением, а спустя несколько секунд с, по его мнению, наверняка глупой улыбкой сказал: — фейерверки взорвались. Никогда раньше такого не чувствовал. Хочу испытать это еще раз. — и более решительно добавил: — Уверен.
— Тогда я тебе помогу, — Тереза ответила ему доброжелательной улыбкой. Если на кону стоит видеть, как можно чаще по-настоящему счастливого, как сейчас, когда он наконец помимо плохого подумал о чём-то хорошем, Ньюта, то она готова сделать всё, что в её силах, для достижения этой цели.
***
Тереза
«Ньют у меня, не переживай»
11:42
Томас
«Как он?»
11:42
«Ну… ты сильно его задел»
11:43
«Чёрт, это и так понятно…
У меня ведь есть шанс вымолить у него прощение?»
11:44
«Если ты очень постараешься, то, может быть, получится»
11:46
«Хорошо, спасибо тебе, Тереза»
11:46
С уставшим вздохом Томас отложил телефон на рядом стоящую тумбочку.
Он облажался, причём по-крупному.
Томас уже десять раз пожалел о том, что успел сказать Ньюту и чего не успел, тридцать раз прокрутил воспоминания былой ночи, и раз сто наградил себя мысленным подзатыльником и званием «Кретин года».
Ему иногда кажется, что он всё усложняет. После прошлых отношений довериться одному лишь сердцу, игнорируя голос разума, стало сродни безумству. Он не может не обдумывать множество различных исходов, берущих начало с пресловутых «что, если…», просто потому, что хочет убедиться, что из всех вариантов выбирает наиболее верный. А может просто убедить себя, что не совершает ошибку, о которой потом не только пожалеет, но и причинит боль близкому человеку.
Сердце надрывно восклицает: «Он мне нравится! Такой милый, добрый и глаза у него красивые!», а нечто вроде здравого смысла будто ворчит и остужает пыл нерадивого «братца», говоря: «А что если эта симпатия так и не станет чем-то большим? Только зря обнадёжим человека». Брайант готов выть от разрывающих сознание на части мыслей.
— Эй, ты чего завис? — вывел его из раздумий голос Минхо.
Утром с вечеринки от Галли они ушли вместе, Минхо предложил зайти к нему, потому что не хотел проводить предстоящий выходной один, ведь у Терезы появились какие-то срочные неотложные — и Томас готов был подтвердить, что это действительно очень важно, но сделал вид, будто впервые слышит — дела.
— Всё нормально, забей, — попытка отмахнуться в уставшем состоянии явно выглядела крайне неубедительно.
— Так дело не пойдёт, рассказывай давай, а то так и будешь своей кислой миной глаза мне мозолить.
Брайант, привыкший мало перед кем открываться, помялся немного, но потом всё же начал говорить, не решаясь смотреть в глаза другу:
— В общем, мне кое-кто нравится, но, знаешь, я не уверен, что влюбился, скорее… — пришло время разобраться в себе, Томас. Что именно ты чувствуешь при мысли о Ньюте? Насколько тебе важно его присутствие в твоей жизни, если с самого утра ты только и делаешь, что вспоминаешь все моменты, связанные с ним? Собираешь по этим самым крупицам уже забытые эмоции, отдающиеся в сердце приятным трепетом… — мне просто нравится проводить с этим человеком время, я чувствую, что могу говорить с ним о чём-угодно, хоть и не всегда получается, — безрадостная усмешка подразумевала за собой: не получается, потому что я иногда срываюсь, либо недоговариваю чего-то при разговоре. Случайно, правда, но легче от этого жалкого оправдания не становится. — Он приятный собеседник, всегда готов помочь. И, может, мелочь, но мне нравится смотреть, когда этот кое-кто смущается…
Минхо более, чем внимательно слушал Томаса, наблюдая за тем, как с задумчиво-расстроенного его лицо становится умиротворённым. А на последних словах так и вовсе улыбнулся. Душевно так. Тот человек явно дорог Брайанту, но вот понимает ли он это?
— Ты прав, — кивнул азиат. Карие глаза непонимающе воззрились на него, так что он не стал медлить с объяснением: — У тебя скорее есть некое «основание», типа фундамента, если так понятнее, на котором в будущем могут появиться и более сильные чувства. Зависит от обстоятельств. А в чём проблема-то?
Томас насупился.
— Я оттолкнул этого человека, как раз из-за того, что не думаю, что мои чувства смогут перерасти во что-то большее. Не хочу, чтобы по моей вине, ему потом было больно…
— А ты всё-таки недогадливый, шенк, — ухмыльнулся Янг, снова сталкиваясь с немым вопросом в кофейных глазах друга. — Ты слишком много думаешь о том, что будет, пропуская то, что уже есть. Ты пытаешься предугадать, что случится в будущем, но не забывай, что оно прямо зависит от того, как ты действуешь в настоящем. Попробуй вбить в свою тугодумную головушку, что ошибки — это нормально, их все совершают, — он остановился на несколько секунд, прокрутил в голове сказанное ещё раз и продолжил: — И вот ещё: почему бы тебе не попробовать просто жить моментом? Чувствуешь, что счастлив — вот и не задумывайся больше ни о чём, наслаждайся этим моментом… Никто не говорит, что мы влюбимся и проживём со своей второй половинкой всю оставшуюся жизнь, потому что люди не предсказывают будущее. Те, кто счастлив, просто живут здесь и сейчас, понимаешь? Если чему-то не суждено случиться, то так тому и быть. Но, наверное, лучше потом думать: «Мы расстались, но я не жалею, что всё так вышло, потому что был счастлив», чем «Мы расстались, я полный идиот, не ценил своё счастье вовремя»?
Минхо вроде и риторический вопрос задал, но судя по тому, как лицо Томаса вытянулось, более-менее связного ответа ему ждать не следовало. Наступила тишина. Азиат почти что услышал с каким усердием и скрипом работают шестерёнки в голове недогадливого товарища.
— Ты прав, — наконец вымолвил Брайант, вздохнув, словно сказанное ранее поразило его до такой степени, что аж дыхание перехватило. — Ты чертовски прав, Минхо! — он порывисто обнял друга.
— Ну, ты хоть расскажешь что это за человек-то? — с лёгкой улыбкой он в ответ похлопал Томаса по спине, как бы говоря этим жестом: «Рад, что тебя дошло».
— Когда всё наладится, я вас обязательно познакомлю, — отстранившись, произнёс Брайант. — Спасибо, — и расплылся в глуповатой — но всё же капельку милой, по мнению друга — улыбке.
— Ловлю на слове, шенк. И если ты ещё когда-нибудь будешь тупить — приходи ко мне, я вправляю мозги абсолютно бесплатно.
