Собачье Дело

Некоторые люди идиоты, этот факт я понял очень рано. Не возьмусь утверждать, много идиотов или мало, все это вторично, достаточно просто признать, иногда отдельно взятые люди вели себя крайне глупо и сейчас я мог наблюдать именно такой случай. По крайней мере как-то иначе воспринимать действия профессора я просто не мог. Проходя мимо рядов, я остановился, у самого ограждения перед ареной и опёрся на него одной рукой. Вторая рука была занята палочкой, которой я коснулся своего горла, чтобы использовать заклинание усиления голоса. — Помнится я говорил, что в случае моего принуждения к участию, буду полагаться на аврорат и директоров школ, — говорю спокойным тоном. — Сейчас не время для игр, мальчишка, — выплюнул дурачок на арене. — Тот, кто тебя подставил, взял в заложники других учеников. То есть он скорее всего один? М-да, волшебник как он есть. Ещё и прирожденный гриффиндорец, небось. — Директор? — смотрю на судейскую ложу. В бездействии Дамблдора я уверен почти полностью, да и план действий у меня был, но почему бы не дать директору шанс? Сделать все самому я успею всегда, а в мотивах директора я мог банально чего-нибудь не учесть. При такой степени публичности он может все же решиться на самостоятельные действия. — Прости, Гарри, но тут я бессилен, — Дамблдор развел руками. — Вот как? — хмыкаю и одним движением запрыгиваю на ограждение трибун. Считается, что самолевитация — это очень сильные чары, доступные только самым одарённым волшебникам. Вот только помимо банального полета, есть же ещё несколько хитростей. Невербально колдую Протего Тоталум, разновидность щитовых чар, что применяются не на себя, а на определенное место. Я просто сформировал перед собой невидимую лестницу из этих чар. Под моим весом Протего немного светится в месте контакта и слегка пружинил, но держался, а потому я, под пораженные ахи и вздохи, спустился с возвышения будто Персей в талариях. — Я рад, что ты принял верн… — начал было профессор, но я, всё так же невербально, отправил в него широкое Секо, заставляя его распластаться на земле. — Ты что, обезумел? — Как давно вы пили из своей фляжки, профессор? — спрашиваю его, даже не думая отменять усиление голоса. — Что? — он заметно напрягся, как и судейская ложа. Хотя последние, скорее всего, напряглись больше от моего нападения на профессора, а не от моих слов. — Ваша фляжка, — касаюсь, наконец, поверхности искусственной скалы ногами и начинаю обходить своего оппонента по кругу. — Вы пьёте из неё каждые пятьдесят минут. Иногда чуть больше, иногда чуть меньше, но часовой интервал приёма зелья очевиден. — Это могло бы быть лекарством, — оскалился Грюм… вернее тот, кто скрывался за его личиной, все ещё лёжа на земле — «Могло бы быть» да? — он даже не пытается отпираться. — И поэтому у профессор Снейп пропадали ингредиенты, необходимые для оборотного зелья. Почему, кстати, вы воровали рог двурога и шкуру бумсланга, а не купили их? Слишком узнаваемое сочетание. Краем глаза отмечаю поджатые губы у названного профессора зельеварения. И что ей не нравится? Я же дал понять, что не только слушал её нытьё и жалобы на жизнь во время мнимых отработок, но и запомнил их. — Слишком редкие ингредиенты, — оскал портил и так не очень-то привлекательное лицо. — И, как ты верно заметил, Эванс, слишком приметные. Вора ещё надо найти, а при покупке в открытую меня бы тут же заподозрили в приготовлении оборотного. В этот момент я остановился. Выход для чемпионов был у меня за спиной. Были ещё ворота чуть в стороне, но там были драконы и драконологи. Гамбит сыгран, ловушка захлопнулась. На мгновение в голове даже всплыла мысль, мог ли Дамблдор рассчитывать на решение данной проблемы с моей стороны с минимальными потерями? Вряд-ли. Слишком уж он целенаправленно пытался подтолкнуть меня к участию в Турнире. — Не подозрительнее аврора, что подвергся нападению неизвестных, — припоминаю ему случай в ночь на первое сентября, когда Поттер и Блэк на «помощь» старику. — А после этого пьёт по часам какое-то зелье. — Умён не по годам, Эванс, — «Грюм», наконец, начал подниматься с земли. — Не просто так Лорд отметил тебя как равного себе. Все звуки на трибунах смолкли. Не так много «Лордов» было в Британии, чтобы долго гадать, о ком сказал преступник под личиной аврора. Готов поспорить, что эту фразу он сказал не просто так, скорее всего просто запугивал именем своего господина, хотя возможно, что и меня пытался как-то подставить. Все же фраза «отметил как равного себе»… не самая однозначная. — Ты говоришь про Волдеморта, — говорю спокойно, отмечая как вздрогнул даже сам почитатель темного лорда. Это до какой же степени он всех запугал? — Я встречал его призрак пару раз. Он все так же не может найти покой и желает вернуться? В этот момент на трибунах можно было очень четко определить, где сидели английские маги, а где иностранные гости. Англичане все как один побледнели от страха. Я только легко вздохнул на это. Темный лорд не был классическим призраком, судя по тому что я видел он ближе к полтергейсту Пивзу, только злее и вредоноснее. Но неужели вообще никто из магов Британии не предполагал, что одержимый властью псих, умерший до того, как получит эту власть, вот так вот спокойненько отойдет в мир иной? Люди становились призраками и с куда более простыми «якорями». — Очень скоро Он возродится во всей своей силе, — «Грюм» рассмеялся лающим и хриплым смехом, переходящим в кашель. — И ты должен был стать частью этого, Эванс, но отказался участвовать в Турнире. — Понятно, — киваю. Так вот для чего была нужна вся эта муть с Турниром. — Где ученики, которых вы похитили, профессор? — Не торопись, Эванс, — он указал на меня навершием посоха. — Эти детишки будут моей гарантией, что ты примешь участие в Турнире от начала до конца, раз уж меня раскрыли, то можешь даже не пытаться победить, но участвовать обязан. А после мы совершим обмен, твоя жизнь на жизнь всех заложников. Я отпущу их, а ты поможешь вернуться Темному Лорду. Можно было бы обойтись и без этих сложностей, если бы не проклятый контракт, что я заключил от твоего имени, но что поделать. — Что ж, тогда у меня нет выбора, выводите дракона, — говорю с улыбкой, после чего отправляю в «Грюма» ещё одно Секо, не давая ему уйти с пригорка. — А вас, профессор, я попрошу остаться. — Ты что творишь?! — в этот раз он не стал падать на пузо, а выставил магический щит, ударив посохом об землю. — Может быть для благородного Грифиндорца и было бы разумным разменять свою жизнь на жизнь других учеников, но шляпа предлагала мне Слизерин, — чуть улыбаюсь. — Поэтому никаких переговоров с Пожирателями Смерти. Вы либо расскажете где скрываете похищенных учеников, либо встретите дракона вместе со мной. — Думаешь, меня пугает эта чешуйчатая тварь? — оскалился «Грюм». — Монстра пятого ранга опасности действительно стоит боятся, — в мой голос прорывается солидная доля иронии, ведь я сам отношусь к этому рангу. — Но куда вернее дракона вас должно пугать другое, профессор. Ведь помимо контракта, который вы заключили от моего имени, есть еще один, заключенный от имени настоящего Грюма… Его глаза расширяются в шоке и он, наконец-то, понимает, в какую яму вступил обеими ногами. Все преподаватели клялись соблюдать правила турнира и ставили подписи в соглашении о «честной игре». Правила там, конечно, были более чем размыты, и опосредовательную помощь можно было оказывать чемпионам сколько угодно, осведомленность Делакур и Крама о драконах тому пример, но напрямую вмешиваться в турнир нельзя. И присутствие профессора на арене первого испытания было именно грубым вмешательством. — Магический контракт нельзя нарушить, делай что хочешь, но ты его выполнишь, — делаю несколько взмахов палочкой, накладывая защитные чары перед собой. — Но что делать, если были даны две взаимоисключающие клятвы, или исполнение одной клятвы приведет к нарушению другой? Даже интересно, проводил ли кто-нибудь столь бесчеловечный эксперимент? — Ты-ы… — «Грюм» фактически завыл. — Я, — соглашаюсь. — Я могу удерживать вас здесь сколь угодно долго, пока вы не расскажите, где похищенные ученики, или пока драконологи не перестанут ковыряться в носу и все же выведут тварь на арену. Вы же не сможете нанести мне хоть сколько-нибудь серьезных ранений, так как: согласно договору, я должен принять участие в Турнире Трех Волшебников. — В моей власти всё ещё покалечить тебя, мальчишка, такое случалось с чемпионами! — в исступлении рычал он, брызжа слюной. — Думаете авроры будут настолько же медлительны как и драконологи? — я уже просто не представляю, как ещё намекнуть этим идиотам, что надо действовать и хотя бы сделать вид, что они собираются выпустить огнедышащую тварь. — И да, чемпионы могут стать калеками, умереть и ещё как-нибудь выбыть из турнира, но только в процессе испытаний. Так что пока дракона не выведут, мне запрещено совершать самоубийство или калечить самого себя, чтобы выйти из турнира… вернее вам, как держателю клятвы, запрещено делать все это со мной. Так начнем же первое испытание? *** — Можно ли считать это духом охоты? — с улыбкой спросила Луна, ни к кому толком не обращаясь. — Ч-что ты имеешь в виду? — с заиканием спросила Генриетта, не зная что ей вообще думать от прослушанного диалога. — Гарри, — Луна произнесла имя оборотня так мечтательно, что в любой другой ситуации люди, услышавшие это, точно бы покраснели. — Он уже победил, чтобы его противник не предпринял, это фактически шах и мат. И Гарри изучает своего уже поверженного противника, как волчонок, которого допустили к уже растерзанной жертве. — Звучит… — Генриетта переглянулась с Гермионой, судя по приведенной аналогии Луна была в курсе «пушистой проблемы» Гарри, и непонятно как к этому следовало бы относиться. Все же это Луна. — …Не очень хорошо. Луна ничего не ответила, сосредоточив свое внимание на арене. Все же магические клятвы были очень интересной темой, и малоисследованной. Уж точно никому не приходило в голову приносить две клятвы, что враждовали бы между собой. По крайней мере сама Луна помнила что-то подобное только в легендах. — Ладно, — вздохнул Гарри, так и не отключивший чары усиления голоса. — Будем считать, что невероятно крутой, достойный театральной постановки момент безнадежно испорчен людской тупостью. Господа драконологи, мы можем простоять здесь до вечера, в надежде, что похищенные преступниками дети все же умрут, а может вы все же выведите своего проклятого дракона на арену и заставите преступника сдать аврорам всю необходимую информацию? Это предложение возымело некоторый эффект и маги, сотрудничающие с организаторами турнира, засуетились. Лже-Грюм тоже не стал стоять столбом, а попытался всё же вырваться из ловушки, куда так опрометчиво вступил, но это сделать ему не позволили те самые авроры, что стояли по краям трибун и послали в преступника залп проклятий, что пробили магический щит и обездвижили несчастного. По крайней мере Луна посочувствовала этому мужчине. Его судьба была решена, он сам загнал себя в ловушку, выход из которой вряд ли возможен. Давление магического контракта явно терзало «Грюма», он дергался в путах заклятий, выл и сыпал угрозами, через слово поминая своего Лорда, но тут же сдался, стоило только открыть ворота загона с драконами. Мужчина тут же сознался, что удерживает похищенных детей в своём волшебном сундуке, вместе с настоящим Грюмом. Ещё одна ошибка, продиктованная спешкой и недальновидностью преступника. Послали домового эльфа и тот притащил означенный сундук. Всех выпустили, начали прямо на месте опрашивать и осматривать. Тем временем Гарри просто развернулся на месте, собираясь уйти с арены через вход для чемпионов. — Стой, — хрипло крикнул Лже-Грюм, все ещё носящий личину. — Ты должен принять участие в Турнире! — Зачем? — Гарри обернулся через плечо. — Я и так сделал больше того, чего можно было ожидать от школьника. Всех спас, всем помог, получил свою минуту славы. Турнир мне не нужен. Это заявление словно свело преступника с ума, он забился в магических путах ещё сильнее и начал кричать. Чтобы утихомирить его, авроры применили мощные оглушающие чары. Его ждал допрос, если вообще была возможность что-либо узнать у человека, бесповоротно сошедшего с ума по несбыточной навязчивой идее, а после… Луна уже говорила, Чвинга пели о трех смертях, две уже случились, дракониха разбила собственную кладку, третья же смерть напрашивается сама собой. — Мир и покой, профессор, — тихо пожелала девушка, что видела и слышала больше других.