Всегда

Каникулы лета 1995 года начались для Драко Малфоя неожиданно приятно. Даже его неповиновение в вопросе личных отношений с Пэнси Паркинсон прошло почти незаметно. Отец, конечно, не мог простить вопиющего непослушания, но у него были дела поважнее. Темный Лорд вернулся. Министерство Магии в это не верило, «Ежедневный пророк» обвинял Альбуса Дамблдора и Гарри Поттера во лжи, но в имении Малфоев иллюзий не было. Люциус присутствовал при возвращении Волан-де-Морта из мертвых. Хотел он продолжать служение или нет, верил он в идеалы Повелителя или не верил – не имело значения. Не примкнуть к сторонникам вернувшегося Лорда было бы просто опасно. Малфоя и так третировали за соглашательство, приспособленчество, а особенно за дневник Тома Реддла, подброшенный два года назад Джинни Уизли. Люциус, как и всегда, предпочитал ни с кем свои трудности не обсуждать. И если жене он еще сказал пару слов шепотом сквозь стиснутые зубы, то Драко ничего кроме самых общих сведений знать не полагалось. Его это в принципе устраивало. Малфой-младший, в отличие от отца, в политику не стремился, он вообще не мог сказать, с чем хочет связать свою судьбу. Особенной тяги ни к чему не было, как и выдающихся способностей. Но думать об этом было еще рано, по мнению Драко. Только однажды он подслушал разговор отца с Патриком Ноттом. И не хотел совать нос не в свое дело, но интонации Люциуса были настолько нехарактерными, что волей-не волей заинтересуешься. ‒ Он в гневе! Ты понимаешь? Все, кто не пошел в Азкабан, все – предатели! Думаешь, он нас простит? Как бы не так! Он не способен на прощение! ‒ если б это говорил не Люциус, то Драко подумал бы, что у человека начинается истерика. ‒ Ты преувеличиваешь. Пока нам ничего не сделали, ‒ рассудительно заметил Нотт, хотя спокойствия в его голосе не слышалось тоже. ‒ Пока! Это потому, что основные еще у дементоров. Но он их освободит. Не сомневайся даже! Пока ему нужны хоть какие-то слуги. Даже Петтигрю, и тот в фаворе. Уж большее ничтожество придумать сложно! ‒ Из Азкабана бежать удалось только Сириусу Блэку. Больше никому. Почему ты думаешь, что наши смогут сбежать? ‒ продолжал взывать к рациональности Патрик Нотт. ‒ Сами – не смогут, но Лорд им поможет. Для него нет ничего невозможного. Он был мертв 14 лет! И вернулся. ‒ Он не умер, а только развоплотился. ‒ Какая к соплохвостам разница?! ‒ Люциус почти кричал, но шепотом, так, что Драко приходилось напрягать слух. Он никогда не видел отца в таком состоянии, да и сейчас не видел, только слышал. ‒ Ты драматизируешь ситуацию, Люциус. У нас есть время загладить свою вину. За столько лет у Лорда почти не осталось не запятнавших себя сторонников. ‒ Белла… Нотт шумно выдохнул, словно разом потерял самообладание. ‒ Она и раньше была чокнутой, а что с ней стало в Азкабане… ‒ его голос сорвался. ‒ Не хотел бы я с ней столкнуться. ‒ Боюсь, что нам придется… Этот разговор заставил Драко задуматься над сложностью ситуации. Его отец никогда и ничего не боялся. А тут он дрожал как первокурсник на зельеварении перед гневом Лорда и новой встречей с тетей Беллатрисой. Малфой-младший не мог понять, что такого ужасного происходит, однако заражался отцовским отчаянием. Впереди их семью не ждало ничего хорошего, и Драко отчетливо это понимал. Однако ему самому улыбалась удивительная возможность побывать в маггловском Лондоне. И раньше Малфой посчитал бы это позором для себя. Но дружба с Гермионой многое в его мировоззрении поставила с ног на голову. Теперь он просто жаждал посмотреть на ее жизнь, на ее мир. Это казалось даже интересным. Драко впервые ступил в камин и назвал Гермионин адрес в самом начале июля. Ее дом подключили к каминной сети, как и дома других магглорожденных учеников Хогвартса, просто на всякий случай, вдруг понадобиться экстренная связь с родителями. Гермиона в маггловской одежде выглядела необычно, но от этого не казалась менее родной и любимой. Драко сжал ее в объятиях, как только вышел из камина, и так и не отпустил бы, если б не вежливое покашливание Джин Грейнджер. Малфой раньше не сталкивался с магглами. Он, конечно, видел их, но не разговаривал, не пытался понять. Теперь же ему предстояло познакомиться с двумя взрослыми неволшебниками, которые знать не знали ни о какой магии большую часть жизни. И все оказалось на удивление просто, естественно и интересно. Драко окунулся в новый для него мир, который ему и в голову не приходило исследовать. Но ради Гермионы стоило разобраться, ведь маггловская реальность навсегда в ее крови. Дом Гермионы оказался маленьким, но очень уютным. В нем не было роскоши, величественной красоты и древности, которые отличали поместье Малфоев. Ни картин в тяжеленных рамах, ни рыцарских доспехов, ни портьер с золотой бахромой, ни пологов над кроватями, ни серебряной посуды, ни коллекции оружия на стенах, ни многого другого. И хозяйничали Гермиона с мамой сами, без домовых эльфов. Но тонкие занавесочки, салфеточки, статуэтки и неподвижные фотографии счастливых людей, разномастные тарелки, подушки на стульях – все это выглядело очень мило и органично вписывалось в представление Драко о Гермионе. И, конечно, книги! Весь дом Грейнджеров был завален самыми разными книжками. Даже магическими, которые накупила Гермиона. Любовь к чтению явно передалась ей от родителей. Во время второго посещения этого дома Драко удалось покопаться в этих книжных богатствах. Многие маггловские книги имели очень необычные названия, и Гермионе приходилось рассказывать ему, что такое теория вероятностей или менеджмент. Однако это было очень увлекательное занятие, листать книги, натыкаясь на закладки и пометки хозяев. В первый же вечер Малфою удалось познакомиться с Грейнджерами. Они немного смущались его, потому что раньше знали только Уизли и Гарри, и то ни с кем тесно не общались. Драко же совершенно не был на них похож. Но он вел себя подчеркнуто вежливо и старался понять, как можно лечить зубы без помощи магии. Гермиона посматривала на него с одобрением. После этого Драко стал часто наведываться в дом к Грейнджерам. Его всегда чем-то угощали, порой куда-нибудь водили. Так Малфой спустился в Лондонское метро, увидел маггловское кино и посетил Британский музей. Гермиона с радостью была его провожатой в мир, которого он не знал и который теперь открывал ему завораживающие тайны. Малфой надеялся не встретить никого из Хогвартских учеников, которые их знают, и удача им сопутствовала. Было так легко не думать об отце, а ходить за руку с Гермионой и представлять, что они больше могут не прятаться, а открыто быть вместе всегда. Насколько проще бы все было, будь она чистокровной! Драко нравилось просто гулять по маггловскому Лондону и тихому уютному Иверу. Быть рядом с Гермионой, по-детски верить, что никто ее не отнимет – вот где счастье. Вот только реальность была сурова. Уже в первый приезд Драко, когда они остались одни, Гермиона спросила его о том, что слышно о возвращении Лорда. ‒ Отец боится, ‒ признался Малфой, опуская голову под тяжестью навалившихся мыслей. ‒ Он считает, что Лорд накажет нас за предательство отца. И что Лорд поможет своим сторонникам бежать из Азкабана. Не знаю, насколько это реально. ‒ Я тоже не знаю. Но какие планы у Того-Кого-Нельзя-Называть? Почему он еще не объявился? ‒ Не знаю. Отец ничего об этом не рассказывает. Я лишь подслушал его разговор с Ноттом, в смысле с Патриком, отцом нашего Теда. Мистер Нотт верит в лучшее, что они смогут выслужиться. Отец не верит. Но больше я ничего не знаю. ‒ Почему ты не пытаешься узнать? ‒ недоумевала Гермиона. ‒ Это же важно! ‒ Важно, не спорю. Но мне тоже страшно! Потому что я понимаю, что Лорд не пощадит не только отца, но и меня, и маму. Я не знаю, что он может придумать. И все это слишком сложно. Зачем думать об этом и накручивать себя, если мы все равно еще ничего не знаем. Давай решать проблемы по мере их поступления. И проблемы еще не поступили, и можно было представить, что никакого Лорда нет, а есть их любовь, лето, уютный дом в Ивере, мороженое и домашнее печенье, куча книг и неподвижные фотографии со счастливыми улыбками. Драко и Гермиона тоже делали такие фотографии. Малфой взял себе несколько и спрятал глубоко в своих вещах, чтобы никто никогда не нашел. Воспоминание о мгновениях счастья, которые ему подарила жизнь. В один из вечеров они долго сидели в комнате Гермионы и целовались. Драко понимал, что пора уходить, но просто не мог оторваться. Он весь горел, сам не до конца осознавая, что это. Конечно, он не был профаном в отношениях полов, но одно дело слышать, а другое – испытать на практике. Гермиона, мягкая и теплая, такая родная, совершенно расслабилась в его руках. Он испытывал физическое удовольствие от ощущения тяжести ее тела. Перед глазами плыл туман. В какой-то момент Драко ощутил пальцами горячую кожу Гермионы, его рука, гладящая ее тело, оказалась под футболкой. Это было словно ударом тока и моментом просветления. Он хотел ее. Нет, восторженность детской любви никуда не делась, но пришло и нечто другое, взрослое, жаркое, желанное, плавящее вены и застилающее разум. Но Гермиона сделала чуть заметное движение, и рука Драко снова касалась только ткани футболки. ‒ Прости! ‒ он дико смутился и не знал, куда деть глаза. ‒ Все хорошо, ‒ и Гермиона сама его поцеловала. Жарко, до дрожи. Он ушел через пару часов, и дома встретил недовольный, взволнованный взгляд матери. ‒ Я уже хотела вызвать через камин миссис Кребб, чтобы она отправила тебя домой, ‒ поджав губы, сказала Нарцисса. Драко, еще разгоряченного и чувствующего вкус поцелуев Гермионы на губах, словно холодной водой окатили. Что если мама действительно вызвала бы миссис Кребб и узнала, что его у них нет и не было ни разу за это лето? Ему нужно быть осторожнее! Их счастье с Гермионой запретно, хоть и неимоверно сладко. Спустя пару дней Малфой узнал, что родители на весь день отправятся к Ноттам. Это была отличная возможность показать Гермионе поместье. Он так давно этого ждал! Что она скажет о библиотеке? О малфоевской коллекции антиквариата? О маминых розах? Драко написал Гермионе письмо с приглашением. Оно было полно восторгов и радостных предчувствий. Вот только Гермиона на него не ответила… И ни на одно последующее, до самого конца лета…