like you

Антон Шастун всегда один, — однажды замечает Арсений Сергеевич, наблюдая, как парень крутит ручкой по пальцам, расслабленно подпирая другой рукой подбородок. Сгорбленная фигура для первого встречного, наверное, кажется сонной и скучной, поэтому чужие глаза не задерживаются на пареньке слишком долго. Смотреть не на что. Но вот Арсений смотрит. Видит как напрягаются мышцы кисти, совершающей несложные махинации с ручкой; видит сжатые в линию губы; видит взгляд, без капли покоя. И отворачивается, подчёркивая выведенные формулы на доске. Не сегодня. Через некоторое время мысль возвращается. Это происходит, когда Арсений идёт с кофе по коридору и находит взглядом знакомые длинные очертания. Шаст опирается о подоконник у окна, чуть поодаль от всей собравшейся группы. Однокурсники шепчутся о чём-то, изредка поглядывая на парня, а он, уткнувшись в телефон будто ничего и не слышит. Привык. Арсений медленно подходит к молодым стервятникам, продолжающим зло насмехаться над почти коллегой, и громко прочищает горло. Те вздрагивают, резко повернувшись лицами к педагогу, и Арсений дежурно им улыбается. — Вы ещё здесь. — шутливо обращается он к компании губошлёпов, — Признаться, удивлён. В деканате, я слыхал, вас с первого семестра ждут. Попов мирно улыбается уголками губ, улавливая нервное хихиканье разговорчивых студентов. Открыв дверь аудитории он сразу подходит к кафедре, поторапливая сонных черепашек к своим местам. — Арсений Сергеевич, а в какой форме будет проводиться экзамен? — спрашивает парень из той же компании, вероятно, для галочки. Широкоплечий, в модной шмотне и с нахальной улыбкой, студент выглядит как тот, кто купит дипломную работу. — Для вас, молодой человек, в военной. — острит Арсений, и вновь получает в ответ неловкий смех. — Всё вопросы по экзамену на перерыве, а сейчас у нас семинар. За работу плюс в карму, но к вам, господа, — вновь мужчина обращает внимание на четырёх друзей, успевших помучить почти всех преподавателей, и не только их, очевидно. —…это не относится. — Воу, не справедливо, чувак. — возмущается другой невежда, под глупые поддакивания друзей. — Справедливость экономически не выгодна. — парирует Арсений, погружая, наконец, кабинет в тишину. Прежде чем начать пару, он оглядывается на Шастуна, который легко чему-то улыбается, глядя в окно. Так-то лучше. Следующий инцидент происходит спустя несколько дней. У Арсения окно и он расслабленно располагается в кабинете кафедры, перебирает лабораторные работы с прошлой пары и думает о кофе. Кофе, запах сигарет, слишком широкая тёмная толстовка, изумрудные глаза, глупый вопрос и усмешка. Но больше, конечно, о кофе. Крепко задумавшись он и не замечает как несколько листков бумаги сносит со стола. У Арсения, последнее время всё падает, причём без всяких причин. Хотя, наверное, из-за усталости его движения становятся скованными и мужчина сам не замечает, как задевает предметы. Надо больше отдыхать, — помечает мысленно Арсений, поднимая бумагу. Не то чтобы он действительно собирается следовать этой заметке, ну, знаете, кофе и сигареты всегда выручат. «Или убьют» — возникает в голове образ Пашки, и Арс тяжело вздыхает. Надо же. Раньше голос совести звучал по-другому. Что изменилось сейчас? Ах, да. Попов закусывает губу, пытаясь вновь подобрать последний листок, который раз за разом уносится из-под его пальцев. Арсений непонятливо хмурится, когда выходит за ним уже в коридор. И ещё пару метров к лифту. И на последний этаж. Блять, что? Он даже на кнопку не нажимал, да, черт с ним с лифтом, наверное, наверху вызвали, но сквозняка нет, и ниток, вроде, тоже. Арсений как на чудо несусветное смотрит на грёбанную бумажку и думает, что с гулянками по ночам нужно завязывать, — крыша едет. Кстати, о том, что уже приехало. На последнем этаже никого. Арсений встряхивает головой, и собирается, чёрт возьми, пойти и купить кофе, когда вдруг слышит удар, а после приглушённый болезненный стон. Наплевав на всё остальное, он несётся на звук и застаёт в коридоре одно лишь побитое тело, и шум быстро отдаляющихся ног. Арсений мысленно ругается и подходит ближе к пострадавшему. Телом оказался Антон Шастун. Он мерно дышал, склонив голову слегка набок. Скрещенные ноги не подпускали слишком близко, а руки изящно располагались на торсе. Несмотря на случившееся парень казался расслабленным, будто бы спящим. Но картину смазывала разбитая губа и кровь стекающая по подбородку, капая то на пол, то на его же джинсы. На неизменно бледной коже красная полоска смотрелась слишком ярко, неправильно, болезненно. Арсений подавился мыслью о том, что хочет собрать спускающуюся по шее капельку, и по линии вверх пройтись до губ. Языком. Чувствуя металлический вкус, зализывать ранку в уголке и ощущать на собственной шее смесь касаний потрясающе тёплых рук и холод от железных колец. Блять, что?! Арсений резко жмурится, разгоняя недопустимые размышления, и несколько раз вдыхает. Потом до мужчины доходит, что он ведёт себя как придурок поэтому, сосредоточившись, он оглядывает студента в поисках незамеченных ран. В этот же момент преподаватель понимает, что, возможно, парень без сознания, а это уже серьёзно. Но он не успевает и секунду поволноваться по этому поводу, так как Шаст открывает глаза и совершенно пустым взглядом прожигает мужчину. Именно тогда, та, первая мысль снова пронзает всё существо. — Ты как? — молчание ответ. — Давай, я помогу тебе встать. Арсений протягивает руку и ждёт. Шастун безэмоционально глядит на чужие пальцы и не двигается. — Антон? — Попов выжидает ещё минуту, а после тянется к телу сам. С удивлением отмечает, что за каждым его движением пристально наблюдают, а маска безразличия скрывает то, что неконтролируемо темнеет в глазах. Арсений почти обхватывает плечо, когда Антон резко вздрагивает и, поднявшись, отдаляется. Мужчина буквально слышит рычащее: «не прикасайся ко мне!» Но выдаёт этот возглас лишь переломы дрожащих губ. — Антон, — вновь зовёт мужчина, стараясь придать голосу наиболее безобидный тон, — Всё хорошо, ладно? Я не причиню тебе вред. Арсений Сергеевич хмурится, когда слышит какой-то отчаянный смешок. А после еле различимый шёпот: «а я вам — да». Минута молчания. — Кто так с тобой? — Лестница. — Какая интересная лестница. — Я бываю неуклюж. Арсений тяжело вздыхает. Шастун вытирает рукавом кровь с подбородка. — Антон, — опять начинает мужчина, замечая, как студент приоткрывает рот, касаясь языком ранки на губе, — тебе здесь ещё учиться. Тот пожимает плечами и в тон отвечает. — А вам преподавать. Не создавайте себе лишних проблем. Усмехается, хочет уйти. — Ты не проблема. Замирает. Оглядывается на мужчину через плечо. Смотрит долго, внимательно. В глазах читается нечто обречённое и усталое. — Вы не часто бываете на этом этаже. — вдруг говорит он. Арсений слегка теряется. — Это случайно, я… — неловко улыбается, хмуря брови, —… честно, сам не понял, как оказался здесь. Что за детский лепет? Антон неопределенно хмыкает, поглядывая куда-то за спину преподавателя, а после тихонько благодарит и, развернувшись, уходит. Арсений остаётся стоять в коридоре с листами лабораторных работ в руках, смятением в груди и осознанием. Антон Шастун один не зависимо от кого-либо.

***

А сейчас Арсений переводит взгляд то на парня, то на Павла Алексеевича, который, завидев студента после драматичной речи об алконафтах в списке его лучших друзей, слегка удивляется, а когда Шаст покидает аудиторию, усмехается в ответ на прозвучавшую колкость. — Снова палишься, что из девятнадцатого века? — насмешливо протягивает директор, избавляясь от утреннего раздражения, вызванного волнениями за друга. — Что у вас с ним? — У нас. Что-то. С ним. — глупо повторяет Попов. — Ты ещё бухой что ли? — вновь давится возмущением Пашка. И Арс то ли кратко фыркает, то ли взволнованно вздыхает, и валится на подоконник, глядя в сторону. Директор резко дёргается, готовый поддержать, если что, но тот, вроде, падать не собирается. Только выглядит как-то взбудораженно и рассеянно одновременно. — Подожди, ты серьёзно? — понимает Павел Алексеевич, когда педагог наконец смотрит на него и в его глазах читаются яркие искорки, которых Павел не видел уже долгое время. Арсений, кажется, счастлив. Директор остановился рядом, повторяя позу друга, и нервно хохотнул. Конечно, Павел заметил странное общение этих двоих. В смысле, ему множество раз приходилось насильно привлекать на себя внимание потому что Арсений залипал на студента. Или тяжко вздыхал. Или поглядывал на часы и хмуро говорил, что кто-то снова опаздывает. Или был весь на иголках, когда искал взглядом по кабинету. Или улыбался краями губ, когда находил. Арсений уже пару месяцев в стабильном состоянии. И вряд ли из-за работы. Директор вообще был крайне удивлён, когда друг начал выходить из того омута самобичевания, который сам создал вокруг себя. Пашка пытался много месяцев вытянуть его, но нихера не выходило. У Антона получилось за день. Ведь в следующий учебный, Арс пришёл на пары в лучшей из своих масок, будто бы пытаясь что-то доказать. А потом он появился вновь. В спокойном теле азарт выдавали только глаза. Паша мало понимал, что друг из себя строит, но это был уже хоть какой-то шаг. Через некоторое время мужчина начал выглядеть так, будто пытается решить очень сложную задачку. Он был задумчив, молчалив, явно не в этом мире, и в этот же промежуток жизни испачкал в кофе три костюма, ибо просто не замечал людей и стены. Глядя на очередной почерневший рукав и сдерживающего ругательства друга, Паша, уже будучи видевшим колкие разговоры между преподавателем и студентом, с интересом предполагал, что будет дальше. А дальше появились вкрапления заботы, еле заметные такие. Но Павел Алексеевич уже тогда должен был понимать к чему всё это ведёт. — Почему он? — шепотом спрашивает директор. Но тут же мысленно отвечает сам себе. Об Антоне Павел знал мало. Только основные моменты семейного положения, успеваемости и отношений в коллективе. Пожурить студента можно было только лишь за опоздания и редкое участие в групповой организации мероприятий. В сравнении с личными делами отличившихся (в плохом смысле) студентов, Шастун был ангелом на земле. Но вот его однокурсников это мало волновало. Как понял Павел Алексеевич, слухи поползли с самого поступления. Один умник, который учился с Антоном в одном лицее, наплёл всем что-то о том, что Шастун вёл себя как ненормальный. Разговаривал сам с собой, имитировал припадки, вызывал духов, и приносил в жертву оленей по ночам, — вкратце, бред полнейший. Но людям в наше время скучно живётся, верят в любую ахинею. Когда слухи распространились и особо активные начали распускать руки, конечно, следовало вмешаться. Телефон старшего Шастуна не отвечал, и директору пришлось выяснять подробности самому. Вернувшийся к работе Арсений, как свидетель нескольких тёрок, помог. В итоге все пришли к наиболее оптимальному решению (хулиганы получили несколько предупреждений не только об исключении, но и вмешательстве полиции) и случаи с рукоприкладством прекратились. А самое удивительное в этой истории то, что Антон не сказал ни слова. Ни до родительских собраний, ни после. Но несколько синяков и пара добросовестных студентов неплохо высказались за парня. С его отцом так и не удалось связаться, но Шаст уверил, что тот просто слишком занят. Таким образом, Павел Алексеевич знал о студенте немного. Только то, что Антон молчалив, терпелив, спокоен, но так же упрям, смекалист и крайне проницателен. У него некоторые проблемы в семье и в общении со сверстниками. А ещё он заставляет Арсения улыбаться. И сам кажется более открытым в компании мужчины. И если уж совсем откровенно, Пашке парень нравился. Его подколки про поведенческие особенности графа Попова чего только стоили. Директор чуть ли не ухохатывался с их взаимных перепалок. Проще говоря, Павел не был против их отношений, даже несмотря на правила, мужчина видел, что эти двое нужны друг другу. Взрослые люди, в конце концов, сами решат, что делать со своей жизнью. Лишь бы на глаза не попадались. Тем не менее беспокойство всё же просачивалось в мысли. И причину достаточно описать несколькими предложениями. Слухи не появляются просто так. Даже самые бредовые. Но глубже лезть в жизнь студента уже не в его компетенции. Павел оставляет это Арсению. Тот всегда любил решать интересные задачки. Антон Шастун, пожалуй, самая сложная из них. — Уверен? — вновь спрашивает директор, но в этот раз ожидая чёткого ответа. — Как никогда раньше. Чуть позже, уже дома, Арсений не может сдержать нервную дрожь. Все события прошлых дней доходят до него только сейчас. И анализируя ситуации, он просто не может не задаваться вопросами. Как? Как Антон понял, что нужна помощь? Как нашёл его? Как узнал номер квартиры? Арсений держал в руках фотографию сестры и припоминал её утреннее описание. «Девушка примерно моего возраста, тёмные прямые волосы с заколкой в виде бабочки на челке…» Это была её любимая заколка, мой подарок. Она носила бабочку всегда и везде, в конце концов даже в последний день заколка была при сестре. Но вот он держит рамку и вспоминает, что девушка была расстроена в день, когда они сделали фотографию, ведь она забыла вещицу у подруги. Тогда как, черт возьми, Антон мог знать?