Разные люди

      Клод Дебюсси. Арабеска номер 1. Ми мажор.       Просторный бальный зал розового мрамора утопает в бледном свете свечей. На тонкой ножке бокала пузырится шампанское, пахнет корицей и земляникой. Чёрное фортепиано нотами рисует снежные узоры на юбке её платья, шёлк лёгким дуновением взмывает вверх на очередном повороте, и Роад еле заметно улыбается.       — Моя дорогая, ты выглядишь сегодня великолепно.       Да, она это знает, и зефир комплимента обволакивает её душу воздушным покрывалом, заставляет улыбаться шире и нараспев сказать: «Не подлизывайся, Неа». Они танцуют почти час, но усталости не чувствуют. Их ровно четырнадцать. Члены семьи стоят у теней свечей, так что невозможно разобрать лица, но все они улыбаются своими янтарными глазами, наблюдают за танцем и тихо перешёптываются.       О чём они думают? О чём разговаривают?       Конечно же о сладостях!       Розовая комната. Розовое платье. Розовая душа.       Цвет переливается жемчужиной от блеклой конфеты до яркой малины, не слепит глаза, как июньское солнце, но покрывает кожу кукольным фосфором, как цинковая маска — лицо клоуна. Она счастлива, как никогда прежде, вся семья в сборе, поэтому даже не пытается смахнуть стягивающую уголки рта плёнку. Это похоже на старую добрую сказку. На её мечту.       Фредерик Шопен. Нюктюрн номер два. Ми бемоль мажор.       Музыка не умолкает даже в самых дальних комнатах. Ощутимая сердцем, мелодия тёплой карамелью касается кончика языка. Роад хочется встать с подоконника и заскользить вальсом по паркету: настолько чистому, что она может увидеть в нём отражение круглого леденца, — но она продолжает смотреть в окно. От тонкой пластики стекла веет еле заметным холодом, а за ней — сад цветущих розовых яблонь, забор из зелёного плюща и зимний лес. Такой огромный, что не видно края, снизу буро-зелёный, а сверху ослепительно белый. От яркого света у Роад по щекам текут слёзы, но она не отводит взгляд.       Она не плачет, нет. Всему виной зимнее солнце.       Безлюдный лес зовёт её, пытается увлечь в тёмную чашу, туда, где нет даже животных, но Роад знает, что ещё не время, поэтому опускает взгляд вниз. За ограду плюща не заходит никто, даже белые звери, с туловищем антилопы и рогом на лбу, жмутся у самого края леса. Странные создания, они замерли на середине между неизвестностью и забором, не решаясь переступить ни одну из границ — лишь иногда подходят к плющу чуть ближе, чтобы взять свалившееся с дерева яблоко. Эта зима за стеной обещала быть долгой и холодной, наверняка они погибнут от холода. Роад всё равно на это, она лишь спрыгивает с подоконника, её розовая объёмная юбка колыхается, открывая линию чулков, и с шорохом падает обратно.       — Do-re fa-la-fa-mi, — стук каблука — новая нота. Она распевает мелодию особого языка, которому её научил Неа, идёт по коридору, и на стенах, где она касается пальцами, прорастают розы с васильками. Цветы наполняют лёгкие сладким запахом и освещают её путь еле заметным волшебным мерцанием.       Зима будет долгой, и ни один зверь её не переживёт — она это знает.       — Do-re mi-la-si do-mi, — слышит ли её тот, кому она пытается донести это? Тот далёкий и такой же слепящий, как этот снег. Тот близкий и такой же загадочный, как этот лес.       Первая попавшаяся комната завалена подарками, и не успевает Роад опомниться, как её поднимают в воздух и кружат-кружат сильные руки. Юбка разметалась во все стороны и наверняка видно её белье, но тут семья и потому стесняться нечего. Она хохочет, хватает пальцами искринки звёзд, совсем забыв про леденец, который по волшебству растворился в воздухе. Хлопушки взрываются радужными конфетти, комната то плывёт вверх, когда её подкидывают, то останавливается — всего на мгновение, пока она сама замирает в воздухе, чтобы упасть, утонуть в многочисленных подушках, словно в ватном море.       Их ровно четырнадцать, они лежат на огромной перине среди мягких игрушек и смотрят вверх, на потолок, только вместо каменной кладки там бесконечное звёздное небо: нет-нет, да одна яркая точка сорвётся с чернильного полотна, тонкой линией очертит себя, и тогда семья наперебой говорит: «Загадывай, загадывай желание!» Она смеётся, делает вид, что загадывает. Только вид, потому что на самом деле ей больше нечего желать. Вот оно, всё, что ей нужно — их ровно четырнадцать в этом сказочном доме.       Генри Пёрселл. Граунд до минор. Domilado domi Solresol?       Звуки пианино лестницей спускаются вниз, ведут к распахнутым дверям, в цветущий сад яблонь, за изгородь в тот таинственный лес.       Роад счастлива.       Роад спокойна.       И она знает, что пора.       Пришло время, чтобы накинуть на свои плечи плащ, как у Красной Шапочки, взять корзинку с грехом Евы и выйти на улицу. Снег словно толстая корка льда, такой плотный, что её сапоги не утопают вглубь, а лишь скользят по поверхности. Ступать совсем легко, она не боится, не чувствует холода, лишь медленно идёт вперёд, зная, что с окон на неё смотрят тринадцать пар глаз. Каждый её шаг ускоряет цветение на деревьях, нежные лепестки опадают вниз, точно капельки воды, смешиваются со снегом, и тот сначала искрится розовым, а после, когда с веток так же спадают поспевшие яблоки, — кровью.       — Ты правда думаешь, что это хорошая идея? — рядом кружит маленькая кукла, точная копия Роад, только без плаща.       — Да, я и так слишком долго тут пробыла, — она идёт мимо звериных черепков, в их тёмных глазницах видны мечты прошлого, но времени, чтобы хоть что-то прочесть, уже не осталось. Кукла больше ничего не говорит то ли из страха перед лесом, в который они только что зашли, то ли потому что сказать нечего.       Она и правда была слишком долго в своей желанной Мечте. Пряталась в объятиях семьи от жгучих ран Апокрифа и пыталась залечить свой разум. Чёрные стволы деревьев, белый низ земли, белый верх кроны и она: бордовое пятно плаща, единственный яркий цвет в этом царстве скрипящих шагов. И если уж она Красная Шапочка, то где тогда её серый волк? Чем глубже Роад уходит в лес, тем менее отчётливей чувствуется присутствие семьи в замке, лишь тень одного существа ощущается особо долго. Её волк остался в башне, поэтому не стоит переживать, дорогая, твою корзинку никто не отберёт.       — На самом деле, я даже рада, честное слово. Ещё немного, и я бы померла со скуки там, — наконец подаёт голос кукла, кружится вокруг неё лёгким сиянием. Уже полупрозрачная, как тень, совсем скоро и она пропадёт.       — А сейчас ты умрёшь от того, что мы оказались в лесу, — пока есть хоть чьё-то присутствие, Роад хочется немного поговорить.       — Ну уж нет, ты не забывай, что я — это часть тебя, но оторванная, а так совсем скоро я смогу вернуться и... Голос куклы-тени обрывается. Даже оборачиваться не нужно — она пропала. Как и всё в этом мире, стоило Роад зайти в лес достаточно далеко. Замок, яблони, звери и даже её семья — всё исчезло. Остался лес, она сама и мелодия.       — Do-re fa-la-fa-mi.       Она не боится заблудиться в мертвенных ошмётках её «Я». Прекрасно понимает, куда нужно идти, чтобы найти заветную дверь из её Мечты в реальность. Пора перестать блуждать и проснуться.       Пора исчезнуть лесу и мелодии.       Dore milasi domi.       Но она всё ещё играет в её голове.