Не зови меня тихо по имени

— Чё грустишь? — весело спрашивает Даша, отправляя в рот несколько виноградин, — Алё, приём! — щёлкает пальцами и смеётся, понимая, что девушка находится в полной прострации. Полина отмирает и переводит взгляд на девушку в ярко-розовом худи. Они стоят в просторной гостиной загородного дома — он простой, но на удивление, уютный, и, как сказала Феде Полина, когда они только зашли, — «будто здесь живёт какой-то аристократ, а не репер». Высокий парень в ответ смеётся: — А что ты ожидала здесь увидеть? Наркопритон? Она смутно помнит этот разговор, не помнит как они доехали и шли к дому, но помнит, как вернулся на студию Айсик, так вовремя, что кажется, если бы не вернулся, то Полина просто распалась до атомов под секундным обжигающим взглядом. В голову будто напускали плотного терпкого дыма и он заполнил собой всё пространство, не давая ясно мыслить. Огромный бардак в голове навела одна встреча глазами. Слишком огромный, и этот факт нервировал девушку, не давая сосредоточиться ни на чём вокруг. — Полина-а-а, — не унималась блондинка, — Я приехала в надежде поболтать, но с таким успехом пойду болтать со стеной. — задумываясь, она добавляет, — Или с Егором. — Прости. — Полина потирает лицо руками, — Просто не очень хорошо себя чувствую. — А я знаю что тебя развеселит! — резкий голос за спиной заставляет девушку вздрогнуть, — Господь, Полина, что с твоими нервами, может тебе курить начать? — смеётся Глеб, — Смотри! — он показывает ей упаковку синих баночек с черничной газировкой, — Федя предусмотрительно сообщил мне, что ты любишь, поэтому, что называется — спецзаказ. Она расплывается в глупой улыбке и впервые чувствует, что она здесь не лишняя и никому не мешает до зудящего раздражения. — Здорово конечно, — он продолжает, — что на тебе можно сэкономить, но ты если что присоединяйся, — он кивает в сторону барной стойки, сплошь уставленной ящиками с бутылками разных цветов и размеров, — У нас там можно и что повкуснее найти. — он улыбается девушкам и уходит разбирать остальные пакеты вместе с Зимовым и ещё каким-то парнем, которого Полина видит впервые. — Глеб всегда очень гостеприимный. — объясняет Даша, — На самом деле наверное у него поэтому все и собираются. Это Никита OFFmi, кстати. — она замечает, что девушка рассматривает незнакомого парня с выбеленными волосами, — Он не с Допклаба, но хорошо со всеми общается, вчера только с тура приехал. Полина кивает и поворачивается к ней. Начало вечера не задалось, но всё понемногу начинает налаживаться, и она расслабляется, закутывая от себя неприятные воспоминания. — Так, теперь смотрим на меня, сейчас я покажу вам как играют в это дерьмо. — Зимов стоял в начале коврика от Твистера и был полон решимости и энтузиазма, — Крути! — бросает он Диме и тот тут же запускает цветную стрелку по кругу. — Левая рука на красное. — чётко сообщает он, и Зимов напрягается, понимая, что первый же ход выкручивает его в другую сторону. Кряхтит, но ставит ладонь на красный кружок, перенося свой вес на левую руку. Бэйсик, стоящий напротив, только посмеивается. — А ты не смейся там! Тебе правую руку на жёлтую. — приказным тоном сообщает Дима, и Макс перемещается в Никитину плоскость. — Что, уже не так смешно тебе да? — кряхтит Никита, но Макс только бросает короткое «заткнись, умоляю», чем вызывает короткие смешки у всех сидящих на большом диване. В комнате стоит полумрак, она уже не похожа на дом аристократа — кое-где стоят бутылки разных мастей и в воздухе висит сладковатый запах запрещённых растений, хоть Глеб и просил сначала курить на балконе, коих в доме не сосчитать, спустя время махнул рукой и теперь глубоко затягивался скрученным, откидывая голову на спинку дивана. Одному богу известно, каким чудом на этот диван все уместились и как он ещё не треснул и не развалился. Полина удобно расположилась между Федей и Дашей, так, что могла даже прилечь на кого-нибудь из них, чем активно и пользовалась, пристраиваясь то в одну сторону, то в другую. Даша только по-доброму закатывала глаза — «ляг уже», она сидела слева и в самом углу на неё нависал Егор, сильно забирая у неё свободное пространство. По Ракитину не сказать было, что его сильно интересует происходящее, его скорее интересовал стакан, наполненный чёрной жидкостью, и блант, который медленно тлел, зажатый у него между пальцев. Он передавал его то в одну сторону, отдавая в длинные татуированные пальцы Артёма, который сидел на спинке дивана, то в другую, прислоняя к губам Даши. Она затягивалась и шумно выдыхала дым, в котором чувствовались какие-то странные нотки, непохожие на привычный запах. Когда Егор в очередной раз подносит тлеющий косяк к её рту, она ловко перехватывает его пальцами и наклоняясь к Полине, шепчет: — Тёме подогнали новые Бэквудсы, вкусно — пиздец, попробуй. Полина зависает, смотря на мерцающий огонёк, но всё равно отрицательно машет головой. Никаких слепых предрассудков — попробовала бы, но тошнота и без того стала слишком частым спутником её жизни, а от запаха дыма только усиливалась. Федина рука, лежащая у неё на плече, быстро перехватывает блант и он глубоко затягивается прямо у нее над ухом, возвращая палочку в руки Даши. Пальцами разворачивает лицо Полины к себе и прикасаясь к губам медленно выпускает дым, заставляя её вдохнуть сладковатое облако. Она чувствует в нём что-то отдалённо знакомое и оно будто заполняет одновременно и лёгкие, и голову, заставляя последнюю пойти кругом. На удивление, становится легче. Будто что-то отпускает внутри и становится как-то проще дышать. И вкусно — пиздец, сложно спорить. — Ещё будешь? — тихо спрашивает Даша, когда блант снова оказывается в её руках. Полина поворачивается к Феде, будто спрашивая разрешение, но он лишь пожимает плечами, мол, «как хочешь». Она неуверенно касается губами самодельного фильтра и втягивает ароматный дым из рук Даши, заставляя огонёк разгораться. Вкус добирается до самого горла и пробирается ниже, она выпускает воздух из лёгких и совсем тает, прижавшись плечами к сидящим рядом. Зимов, стоя уже в нечеловеческой позе и наблюдая за всей ситуацией, сокрушается: — Пиздец, Ракитин, портишь хорошую девочку своими вудсами. Егор лишь ухмыляется, тыча бледными пальцами на Артёма: — Это его дерьмо, значит и портит он. — А ты соучастник, — не унимается Никита, — и ты тоже. — он кивает на Дашу, стараясь удержать равновесие. — Никитосик, запомни, — Артём приподнимается и опирается на локоть, — нельзя испортить человека, если он сам этого не захочет. — с этими словами он не глядя протягивает руку через Егора с Дашей и блант останавливается прямо перед лицом Полины. Не бери, не трожь, не смей. Будь той хорошей девочкой, какой была всегда. … или не будь? Она тянется к протянутой руке и забирает из пальцев с перстнем тлеющий огонёк. Тёплые руки. — Вот видишь. — резюмирует Артём, когда Полина второй раз в своей жизни затягивается дымом от бланта. Федя ощутимо напрягается и Даша видит, как поменялось его лицо: — Федосик, это же не опасно, расслабься. — она еле касается ладонью его плеча. Это — не опасно, а вот… Она возвращает огонёк обратно и, видит господь, совершенно случайно задевает расслабленные пальцы. Чувствует что-то странное и списывает на новые ощущения от того, что попробовала впервые. Только вот почему так трясутся руки. — Больше не надо. — шепчет ей Федя на ухо и она согласно кивает, прижимаясь ближе к нему. Какая тошнотворная идиллия. — еле слышно тянет Егор, когда Шатохин делает последние затяжки и тушит почти пустой фильтр в стоящей рядом пепельнице, — Зимов реально верит, что она такая «хорошая» девочка? Артём недоверчиво щурится — «я тебя умоляю», и тянется за стоящим на полу стаканом. Хорошая девочка… Хорошие девочки сейчас сидят дома и читают своего Ремарка, попивая ромашковый чай и готовясь ко сну. Совершенно точно они не проводят полные ночи в клубе, на дачах, на тусовках с алкоголем и наркотой. Ты можешь бесконечно строить из себя кого угодно, но я, сука вижу тебя насквозь. — Ей же плевать на него, примерно также, как и ему. — Егор отхлёбывает колу, смешанную с чем-то высокоградусным, с чем — он уже не помнит, — Не понимаю, к чему этот цирк. — он видит, как Федя запускает пальцы в волосы девушки и она трётся об него, как тупая кошка, ждущая что её погладят. Шатохин опустошает половину стакана одним глотком: — Цирк… — равнодушно повторяет он, сглатывая — Думаю, скоро у этого цирка кончатся гастроли. Они переглядываются, заходясь недобрым смехом. Даша не слышит их разговор, но напрягается каждый раз, когда эти двое посмеиваются, понимая — ничего хорошего не обсуждали. Над хорошим они смеяться не умеют. — Правая нога на зелёную! — стрелка очередной раз останавливается и Дима оглашает приговор. — Да иди ты нахуй! — срывается Зимов, когда понимает, что его цель — кружок на другой стороне цветного полотна, — Я тебе Волочкова что ли, чтобы так ноги расставлять. Глебаста с интересом комментирует: — Давайте, Анастасия, мы верим в вас, всё получится! — шумно выдыхает воздух носом, посмеиваясь, когда получает в ответ просьбу захлопнуться. Максим стоит в позе, которая сложно поддаётся объяснению, и кажется, держится на весу только с божьей помощью. Никита протягивает ногу где-то между его рук, и, в попытке дотянуться хоть пальцем, с возгласом «да сука» ухает вниз, ломая и без того неустойчивую конструкцию под названием Бэйсик Бой. Лёжа плашмя на полотне с цветными кружочками, Макс иронично замечает: — Ты говорил, что покажешь, как играть «в это дерьмо», а не «как дерьмо». — Ой, да мне просто не везло. — парирует Зимов, — У тебя одни руки и попадались, их легче передвигать. Они сползают с полотна под причитания Бейсика, мол, «ну да, ну да, конечно», и жадно тянутся к наполненным стаканам. — Ёбана, я просто затрахался. — Зимов вытирает мокрый лоб, — Я так даже когда трахаюсь не затрахиваюсь. — Плохо трахаешься значит. — на ненавидящий взгляд Ракитин лишь разводит руками в стороны, — По фактам. — Покажешь нам может как нужно? — с вызовом бросает Зимов, показывая на пустующие цветные круги. — Выбирай противника и посмотрим. Егор встаёт с лицом типа «пф, подержи мой стакан», и уверенно шлёпает носками к полотну: — Мне плевать, кого разматывать, давайте. У Даши в глазах загорается огонь: — А вдвоём можно? — Хоть втроём, малышка. — Ракитин ухмыляется. Полина не успевает сообразить, как блондинка уже хватает её за руку и вытягивает в центр гостиной. Она пытается вспомнить, когда играла в Твистер последний раз и понимает, что скорее всего еще в детском лагере, и то, это возможно был даже не Твистер. — Я в юбке. — выбивает Полина беспробойный аргумент, — Не могу играть. Надежда сесть обратно на диван начинала разгораться с необъятной силой, но Даша вылила на этот костёр ведро воды своим возгласом «Я щас!». Спустя бесконечную минуту ожидания она возвращается из тёмного коридора, держа в руках тёмные леггинсы: — В зал собиралась. — поясняет она, — Так и не дошла. Они чистые, по размеру не знаю, конечно, но вроде должны подойти. Искренне ненавидя Дашу за её тягу к спорту, Полина выходит из комнаты, заходя в соседнюю, чтобы переодеться. Леггинсы оказываются, к её большому сожалению, очень плотными и эластичными, от чего идеально подходят для предстоящей игры. — Ну вот, красотка! — весело восклицает Даша, когда Полина возвращается в комнату, — Вставай. — она стоит напротив Егора с другой стороны коврика и рассматривает полотно под ногами — Дима, а куда ей вставать-то? — Так, — Дима изучает надписи на коробке, — А вот: Если участников больше двух, то они располагаются по бокам игровой платформы, бла-бла-бла, а! — восклицает он, — Для полного счастья вам тогда не хватает четвёртого, чтобы он встал с другой стороны. Егор окидывает гостиную взглядом и останавливается на Артёме. Нет. Нет, блять, нет. Хесус, Дева Мария, Иосиф, Господь с тобою, нет. — Я курю вообще-то. — Шатохин поднимает тлеющий огонёк, — Давайте без меня. Да, давайте без него. Дима оглядывает присутствующих: — Так, ты играл, ты тоже, ты просто иди нахуй, — в лицо прилетает подушка от светловолосого парня, — Федя… Ну, там и без тебя мало места. Глеб? — он останавливает взгляд на хозяине дома и Полина расслабляется — Глебаста добрый и почти безобидный, если его никто не злит. Во всяком случае ни в свою, ни в Дашину сторону она от него плохих слов не слышала. Если не брать во внимание Ракитина — игра даже может получиться весёлой. Глеб поднимается с дивана, поправляя кофту, но вместо того, чтобы двинуться в сторону ковра, обходит диван и забирает блант из рук Артёма: — Хоть попробую твоё хвалёное дерьмо. — поясняет он на недоумевающий взгляд, — Пиздуй. Он садится на его место и Артём, вздыхая, плетётся к цветным кругам. Сядь на место, а лучше вообще уйди. Доходит и встаёт, куда показывает Дима. В секунду в глазах будто загорается азарт и он обращается к Ракитину: — Ты же понимаешь, что я упаду последним на этом коври… — но замолкает, когда Дима говорит, что играют они двое на двое. — Сами решайте, девочки налево-мальчики направо, на цу-е-фа, тяните жребий — мне плевать. — весело продолжает он, — Я называю действие, и его должны выполнить сразу два человека. — Я считаю будет честнее, — подаёт голос Никита, растекаясь по дивану, — если в каждой команде будет мальчик и девочка. — А я считаю, — думает про себя Полина, — что считаешь ты так себе. Глебаста уверенно отзывается: — Да, но Дашу с Тейпом вместе не ставим — они пересрутся как обычно. — Тогда всё, — резюмирует Дима, — Депоша, ты с Дашей против Егора с Полиной. Начинают последние, потому что Егор много выёбывается. — он уверено крутит стрелку и она останавливается на ярко-синем кружочке. — Левая рука на синее, господа. — но подумав, добавляет, — И дамы. — Только попробуй мне всё испортить. — почти беззлобно шипит Егор Полине, когда они размещаются, занимая сразу весь угол. Полина понимает, что к реализации Егоровых опасений близка, как никогда. Ноги и руки настолько ватные, что она с трудом удерживает себя даже на первом ходе. — Правая рука — жёлтое. — слышится где-то над ухом, и Даша перемещается, располагаясь рядом с Полиной. — Приветики! — радостно смеётся она, когда почти утыкается в лицо девушки. — Даша, если мы проиграем, потому что ты базаришь, я удалю все Тейповы микстейпы со своего ноута и пусть он потом сам с тобой разбирается. — Полина слышит угрожающий голос где-то совсем близко за своей спиной. — Тронешь моё дерьмо, — угрожает Егор, — и на Твистер мне уже будет плевать. — Заткнулись оба, — кричит Дима, — Правая нога на жёлтое. Егор недовольно сопит: — Так, сейчас сосредоточься пожалуйста, смотри… — обращается он к Полине, срываясь, когда она не сразу понимает, что он хочет — Да повернись ты, твою мать, ко мне! — А ты не ори на неё. — расчётливо чеканит Даша, — А то Федечка сам твои микстейпы тебе куда-нибудь засунет. — По самые Фрути Лупсы. — подтверждает Федя с дивана. — Не испытывайте моё терпение… — Егор недовольно прикрывает глаза, но обращается к Полине уже более сдержанно — Вот сюда ногу можешь поставить? Она перемещает ногу на жёлтый кружок и он ставит свою на соседний, немного успокаиваясь — ещё один ход пережили. Спустя еще шесть таких же Полина не чувствовала ни ног, ни рук, ни сил. Егор немного смягчился, когда понял, что эту «изи-катку» она ему так просто не заруинит, но играть от этого проще не стало. Она упиралась левой ногой куда-то в Дашу, которая уже почти лежала, тихо поскуливая, Ракитин нависал сверху, распластав свои длинные ноги и руки по двум краям полотна, а Артёму досталось невероятно-волшебное положение мостика, и он медленно закипал, упираясь руками назад. На диване кажется уже начинали делали ставки, потому что смеяться просто так надоело: — Да они проиграют, ты посмотри, я не понимаю как она ещё держится… — убеждал Зимов Глебасту, — Пиздец… — тихо добавляет он, припоминая невероятные ощущения, когда ждёшь своего хода. — А я тебе говорю… — не унимается тот, — Что Депоша упадёт раньше, он уже два хода только ногу двигает с места на место, я бы точно столько не простоял. — Так, я кручу, тихо, — оповещает Дима, — Егор и Полина двигают правую руку на жёлтое. — Полина… — Егор устало прикрывает глаза, — Я думаю, это последние ходы, давай, пожалуйста, не налажаем, я тебя прошу… Буквально несколько минут игры и азарт наравне с жаждой победы будто немного изменил его, и он стал сильно мягче — не то устал, не то просто сильно концентрировался и сил не оставалось, чтобы строить из себя что-то ещё. Полина понимала, что вместе с игрой это закончится, но сейчас она начинала догадываться, о чём говорила Даша. Мы можем быть совсем другими. Не такими, какими хотим казаться. И каждое действие-слово-поступок — лишь осознанный выбор в один момент. — На жёлтое, Ракитин, ты дальтоник что ли… — подстёбывает Никита, когда Егор из последних сил ведёт рукой и останавливает ладонь на зелёном кружке. Парень на полотне закрывает глаза, норовя сорваться в любой момент: — Позовите этого колориста сюда и пусть он мне, блять, покажет, на какое «жёлтое» я могу встать. — он сдувает ртом пыль, летящую прямо в глаза. Зимов подскакивает и с энтузиазмом несётся к ковру под тихие мольбы Даши «можно быстрее». Она балансирует уже с закрытыми глазами и руки периодически предательски подкашиваются, норовя левым локтем врезаться Полине в живот. — Так… — он с интересом оглядывает людское месиво, — Ну и что ты мне заливаешь, Егорушка, смотри, прямо под твоей жопой красивый, пустой и, что самое главное, — он акцентирует внимание, — жёлтый кружок. Егор взвывает, понимая какие усилия нужно совершить, чтобы перевести руку на круг, который указывает Никита. — Егор, быстрее, пожалуйста… — из последних сил шепчет Полина, зверскими усилиями оставаясь на месте. Парень округляет глаза, ухмыляясь: — Даша, меня даже ты не всегда так искренне просишь, может мне с тобой в Твистер начать играть, а? Артём начинает посмеиваться и с шипением «заткнись, придурок» закрывает глаза, стараясь удержаться на месте. Егор перемещает руку на жёлтое и только с помощью высших сил остаётся стоять на руках и ногах, периодически подвывая и тихо бормоча «бля-бля-бля» себе под нос. — Так, теперь с тобой… — Зимов обходит полотно с другой стороны, приближаясь к Полине, — А, вот же, остался последний жёлтый, смотри. Полина не может смотреть, так как в глазах, кажется, начало темнеть еще пару минут назад, но она вытягивается, чтобы взглянуть на кружок, являющийся её целью, и замирает. Желтый круг располагается аккурат слева над головой Артёма. Чтобы поставить туда ладонь, нужно переместиться полностью в другую плоскость и нависнуть сверху над парнем, держась только на трясущихся руках и ногах. Чудесно. Восхитительно. — Чё зависла-то, передвигайся… — Егор начинает злиться, но непонятно — скорее на своё сложное положение, или на тормозящую Полину, — Давай! Убирает руку с полотна и разгибается, тянется вперёд, перемещая вес и опускаясь ладонью на проклятый жёлтый круг. Оказывается слишком близко. Настолько, что может услышать тот же терпкий сладковатый запах, окунаясь в неприятные воспоминания из клуба. Аромат сложный и переплетенный, но мозг бесконтрольно выуживает из него нотки, которые кажутся слишком знакомыми. Которые вьются где-то совсем рядом и оседают плотным ароматным дымом — ну конечно, чёртовы Бэквудсы. И запах сплетается воедино, смешиваясь и растворяясь, заставляя снова будто ощутить на языке этот обжигающий приятный вкус, почувствовав спазм, окутавший все внутренние органы. Так близко. Что можно даже рассмотреть тень от тёмных ресниц на плотно закрытых веках. Пока он их не распахивает. Упираясь серо-голубыми глазами выбивает воздух из лёгких. Внезапно, так близко, что становится жарко до бегающих по телу обжигающих огоньков. Не знает куда деться, куда смотреть, как держаться, когда руки и ноги пробивает нетерпимая дрожь. А он даже не может закрыть свои чёртовы глаза, будто всё понимая, и лишь ухмыляется от того, что у Полины вспыхивает яркий румянец на бледных щеках, который в полумраке может увидеть только он. Самодовольный ублюдок, как же я тебя ненавижу. И от этой поглощающей ненависти будто уже никуда и не деться, особенно сейчас, когда между тобой и им — несчастные, дай господь, сантиметров десять. И выход только один — отступить, спасовать, спрятаться, закрыв глаза самой, показать слабость, дать понять максимально прозрачно: я боюсь тебя до чёртиков. А страх всегда идёт бок о бок с властью. Дай человеку осознать, что боишься его — и он получит прямо в руки пучок тонких ниточек, за которые может дёргать тебя, изводя, заставляя подчиняться, упиваясь своим превосходством. Не сегодня. Открывает глаза, окунаясь обратно в ледяное озеро, и, твою мать, как же в нём холодно. Шум в ушах не даёт даже сосредоточиться, и услышать ноги-руки-цвета, которые называет парень с крутящейся стрелочкой. — Даша, — Артём обращается к девушке и передвигает руку, не сводя глаз, словно становясь еще ближе, и Полина ненавидит эту проклятую темную комнату, где никто не может этого заметить и спасти её от этой насмешливой издёвки испепеляющих серых глаз, — тебе надо передвинуть руку сюда. Блондинка громко вздыхает и начинает двигаться, стараясь перевернуться, в тот момент когда у Полины готовы перевернуться все внутренние органы. Так и не отводит холодный взгляд, ухмыляясь, и ей ничего не остаётся, как уставиться на него в ответ, борясь с желанием сдохнуть в ту же секунду от поглощающего до кончиков пальцев страха. Чего ты добиваешься? Хочется, чтобы это скорее закончилось, хочется вернуться на диван в тёплые объятия, окунуться в добрые тёмные глаза, и больше никогда-никогда-никогда в жизни не чувствовать обжигающего до мурашек холода. Но Даша как на зло медлит. Концентрируется, чтобы не упасть и перемещается до предела плавно, упираясь на трясущиеся руки. — Даша, пожалуйста… — не выдерживает Полина, и Артём внезапно смеётся, выдыхая горячий воздух слишком близко к её открытой шее, запинается — Пе…реставляй. И Даша слушается, и Даша переставляет, находя в себе силы на короткое точное движение до нужного круга, но не находит сил на то, чтобы удержать себя на руках, падая вниз на твёрдый пол. Всё бы ничего, но в падении она сбивает единственную устойчивую опору Егора — его левую руку, и он с криком «сука» и полным отчаянием в голосе, критично накреняется, падая на Полину и сбивая её с еле державшихся рук. Она зажмуривается в миллисекунду, и видит, как в тупом слоумоушене, что летит, потеряв опору и влетает с размаху лицом, ощущая щекой лишь горячую кожу. Секунда, или и того меньше на то, чтобы свести в голове концы с концами и вдохнуть с испуга до самых краёв слишком настойчивый запах. Твою мать. Отстраняется также быстро, как прилетела и теперь только благодарит комнату за её полумрак и незаметные алые щёки. — Оуе, бэйби, ит’с трипл. — смеётся Даша, пока Егор пытается уничтожить её своим взглядом, — Ракитин, вы же победили, чё ты недоволен? — она поднимается на ноги. — А мне тогда чё скажешь? — отзывается Артём с пола, — Расскажешь, в какой момент ты решила перейти с Твистера на боулинг? Даша только хохочет — «ой, заткнись», и поспешно ретируется на диван, хватая со стола свой стакан. Ракитин поднимается следом и остальные следуют его примеру. — Ну, неплохо, неплохо, — соглашается Зимов, когда они возвращаются на диван, — Я, кстати, на вас с Полиной и ставил. — Пиздит. — отзывается Бэйсик, и Глеб активно кивает в подтверждение, — Как дышит. Полина их уже не слышит. Все разговоры будто отдаляются и сама комната распадается на кусочки, когда она чувствует тёплую руку под своей кофтой. — Хорошо держалась. — утыкается Федя ей в ухо, — А сколько сможешь продержатся сейчас? Он водит тёплой ладонью по голой спине, незаметно для всех в тёмной комнате, и заставляет её шумно выдыхать, когда поднимается выше и гладит тонкими пальцами шею, скользит по жемчужной коже, будто оставляя следы, и она липнет к нему, прижимаясь и теряя последние остатки сил. — Нисколько. — горячо шепчет она ему в ухо и он лишь победно улыбается, не отпуская её из рук. Провести вечер небольшой компанией в тёплом уютном доме оказывается не такой плохой идеей. К ночи все расслабляются, разбредаясь по уголкам, бегая туда-сюда на балконы хватануть последнего мартовского снега и с бешеными криками закинуть его под кофту, стоящему рядом, просто покурить, поболтать, или повиснуть на перилах, потому что «ну, а чё», Зимов с Никитой рубят в приставку на большом экране, Дима лежит рядом и комментирует, какой Оффми никудышный игрок и что его бы никогда за Барсу играть не взяли, Глебаста с Федей и Бэйсиком обсуждают что-то невероятно грандиозное, а Егор показывает Шатохину какие-то мемасы на телефоне, и они тихо посмеиваются, по очереди глубоко затягиваясь. Идиллию нарушает слишком громкий звук сообщения на Полинином телефоне, перебивающий даже музыку. — Щас я, — она оставляет Дашу вместе с пушистыми псами на диване, и быстро добирается через комнату до барной стойки. Соня-кисоня 1:23 Абонент звонил Вам сегодня, последний раз в 1:16. Смотрит на верхнюю часть экрана — нет сети, только вайфай. Ну точно, это же за городом. — Глеб, а здесь связь ловит где-нибудь? — она подходит к ребятам чуть ближе, чтобы не орать, но музыка такая громкая, что приходится повторить еще пару раз, чтобы её поняли — Мне Соня просто звонила, — объясняет она Феде почти на ухо, — Уже два дня не могу до неё дозвониться. — Конечно, Полечка, — Глеб старается говорить громче музыки, чтобы девушка его услышала, — Второй этаж две комнаты слева, которые открыты. Она кивает, снова поворачиваясь к Феде: — Я пойду позвоню тогда. — Конечно. — он улыбается, приобнимая её, и обращаясь к Максу с Глебом, — Может тоже выйдем подышим? Они кивают и все вместе выходят из комнаты, ребята уходят на большую лоджию в соседнюю комнату, откуда Полина забирает вещи, чтобы переодеться обратно, и поднимается наверх по широкой деревянной лестнице. Несмело толкает деревянную дверь слева и она поддаётся, впуская её в небольшую тёмную комнату. — Гостевая, что ли. — думает про себя Полина, осматривая уютное помещение с большой кроватью и двумя светлыми креслами. Слева от входа огромное окно с широким подоконником и выход на узкий небольшой балкончик. Она приоткрывает дверь и впускает в комнату прохладный мартовский воздух, экран мобильного послушно загорается от нажатия и Полина, быстро найдя нужный номер, подносит телефон к уху. Слушает гудки и уже теряет надежду, что ей ответят, как вдруг в динамике раздаётся шипение и знакомый голос: — Киса! — радостно щебечет девушка в трубке, — А я не могла дозвониться. Полина улыбается, понимая, как сильно успела соскучиться: — Птенчик, ты куда пропала? Я же переживаю за тебя. — Полечка, я так продуктивно никогда в своей жизни наверное не работала… — Соня звучит на удивление очень бодрой, — Это жесть, я так рада, что теперь это еще и деньги приносит. Вчера вот… — девушка пускается в рассказы про рабочие проекты, и Полина блуждает по комнате, внимательно слушая, и, когда девушка заканчивает, наконец, решается задать вопрос, присев на край кровати: — Соф, всё круто, но… — она зажимает телефон краем уха и стягивает с себя леггинсы, в которых становится жарковато, — Ты не рассказывала, где теперь работаешь. Мне сказали, что ты… — она мнётся, будто боясь даже произносить, — Что ты к Фаре в Династию ушла, это правда? В трубке на секунду виснет тишина, но девушка без тени сомнений выпаливает: — Не говорила, реально?! Полечка, да, я теперь с ребятами работаю, они тоже очень крутые. Она около минуты рассказывает Полине про каждого из оставшихся в объединении, и девушка успокаивается, слыша столько положительных характеристик, сколько не слышала от неё ни про одного участника Допклаба. Сонин голос звучит очень бодро и весело, что даже кажется Полине странным с учётом позднего времени, но потом она вспоминает, что сама третью ночь ложится спать под утро и окончательно перестаёт волноваться. Соня, кажется, нашла то, что так долго искала. Застегивает, наконец, сложно поддающуюся молнию на юбке, и возвращается к балконной двери: — Соня, я честно рада за тебя просто пиздец, ты только пожалуйста не теряйся, звони-пиши хоть раз в день, хорошо? Или приезжай просто, как сможешь. На том конце провода девушка активно соглашается, обещая приехать в ближайшее время, как только разберётся с проектами. Полина улыбается, не переставая радоваться её счастливому голосу. Долгожданное спокойствие за подругу так её расслабило, что она даже не шугается, как обычно, когда Федя тихо заходит в комнату и подходит к ней со спины. Только слегка вздрагивает, чувствуя тёплое дыхание на коже совсем близко, и тянет руку назад, чтобы как обычно нащупать высокий хвост. Но слишком поздно понимает что-то не так когда ладонь обжигается об совершенно чужой затылок — Ждёшь кого-то? Телефон чудом остаётся в руках, когда она разворачивается на хриплый ледяной голос. — У тебя всё в порядке? — доносится из трубки обеспокоенный шёпот Сони, когда Полина резко замолкает. — Д-да, всё хорошо, перезвоню. — выпаливает одним вдохом и отключается. Его глаза не находят света и становятся еще более тёмными и пугающими. — Что ты тут делаешь? — неясно какими усилиями задаёт абсолютно нелепый вопрос. Артём вздыхает, делая несколько шагов по небольшой комнате: — Я первый спросил что ты тут делаешь… — он ухмыляется, — Но, кажется, я догадываюсь, что ты ждала своего принца, чтобы он оттрахал тебя как следует, я прав? Она снова вспыхивает краской, но ему так плевать: — Так вам для этого и комната не нужна, вы же любите развлекаться прямо у всех на глазах. — он будто знает, что сказать, чтобы она задохнулась от стыда, — Ты.такая.шлюшка, противно смотреть, как ты готова подставиться ему в любую секунду. — Я не… — Помолчи. Бросает одно слово и будто возвращается за ним, сокращая расстояние, заставляя отступить, сделать шаг назад, вжаться в чёртову дверь и уставиться — слишком часто за этот вечер — в ледяные серые глаза. Не жди, когда он подойдёт ещё ближе, уходи. — Я пойду. Делает шаг к двери, но разве он позволит ей просто уйти? Нет. Он чувствует, ощущает почти физически, как она боится, как исходится на мелкую дрожь, не знает, куда деть алые щёки и стыдливо прячет глаза. И пользуется этим, впитывает этот страх, развлекаясь, как кот с глуповатой мышкой. Выставляет руку на её пути и она шарахается от неё, как от огня, отступая назад: — Ты куда-то собралась? Дёргает за ниточки. Давно понял, что боится, дрожит от одного взгляда. Шаг — раз, два, три, я иду искать, прячься. Ах, ну да, тебе же некуда. Слишком близко, в который раз. Она забивается в угол, но он склоняется ниже, заставляя опуститься на холодный подоконник под обжигающим взглядом самодовольных глаз. Слишком, слишком близко. И этот пристальный взгляд бродит по телу, заставляя чувствовать его на себе, ощущать жаром, горячей кожей каждую чёртову секунду, которая тянется вечность. — Чего ты хочешь? — выныривает как из глубокого омута, впиваясь взглядом, полным ненависти, — Чего? Только сокращает расстояние, почти касаясь губами уха, тихим шёпотом: — А тебе не плевать? И, к её ледянящему ужасу, не отдаляется, вынуждая слышать своё глубокое дыхание, ощущать каждой клеточкой кожи — его. — Тебе же плевать, ну скажи? — выдыхает прямо в висок, заставляя посмотреть на себя, — Тебе плевать, кому подставляться. Последняя фраза брошена острым копьём — влетает в голову и превращает всё в кровавое месиво. Хочется закричать — какая это глупая, никчёмная ложь, что это абсолютно не так, тупой абсурд, враньё, бред, но слова разойдутся напрочь с действиями, когда он стоит так близко, что внутри всё сводит, заплетаясь в один тугой узел. Она не может даже пошевелиться, ощущая слишком близко запах чужой кожи. Чувствует дыхание, блуждающее по телу тёплыми волнами, и теряет воздух в лёгких, и вместе с ним все пути отступления, когда он опускает обжигающие ладони на её колени: — Ты сказал… — выдыхает куда-то в шею, бесконтрольно вдыхая обратно чужой запах, который уже ненавидит до закипающей крови, — что пальцем ко мне не притронешься. Шумный выдох и касание: — Я могу и без рук. И отдаляется, только чтобы опереться на подоконник и вернуться обратно, обжигая лицо рваными выдохами. И мажет по виску лёгким едва ощутимым касанием влажных губ. Уходи-уходи-уходи. Последние отголоски здравого смысла притихают, когда он спускается ниже. Скользит, касаясь, по скуле, губами проводит бездумные линии к тонкой коже на шее. Не позволяй ему. Будь хорошей девочкой. …или не будь. Сдаётся под тёплым касанием полуоткрытых губ, когда влажным языком, едва касаясь, по ключицам, когда ощущает, что распадается без осадка, колени дрожат и внутри всё сжимается от любого движения. Когда мурашки бесконтрольно блуждают по позвонкам и она теряется, пропуская быстрые удары сердца. Подставляет шею, открываясь чужим прикосновениям, и он ловит её секундную слабость, тут же прижимаясь горячим ртом. И отчётливо слышит, как она пропускает вдохи каждый раз, когда он отдаляется на несколько миллиметров, опаляя дыханием влажную от своих же губ кожу, тут же припадая обратно. И одним чертям, утаскивающим её до самого глубокого дна, известно, почему она его не останавливает. Почему подаётся на встречу, прижимая его губы сильнее, когда надо бежать дальше и дальше, без оглядки. Почему на каждое касание шумно выдыхает, срываясь и доверчиво открывая шею чужим горячим губам? И черти честно ответят, если их попросить. Выдадут как на духу, что она до этого просто не знала губ настойчивее. Не ощущала на коже поцелуев, от которых может так сильно шуметь в ушах, что перекрывает любые попытки разума докричаться, от которых так сильно кружится голова и по всему телу разливается бесконтрольное тепло, заполняя каждую клеточку. Не знала, что так бывает — когда ноги трясутся и становятся ватными только от уверенных касаний обжигающе-горячих губ. Он движется медленно, прижимаясь и тут же скользя дальше, будто хочет оставить след на каждом сантиметре её шеи, или просто хочет, чтобы она окончательно лишилась рассудка. Скорее второе — поднимается выше, почти скользит языком и останавливается в несчастном миллиметре от полуоткрытых губ. Будто выдыхает в неё и она чувствует привкус дыма, подаваясь вперёд, позволяя опалять влажные губы своим дыханием, быть так близко, что чуть подайся вперёд и можно дотронуться, прикоснуться, пропасть. И когда расстояние становится совершенно никчёмным, опаляя исчезающими миллиметрами полуоткрытый рот, вдыхая тёплый воздух, заставляющий голову идти кругом, делясь миллисекундными влажными прикосновениями, когда настолько близко, что она уже ощущает его вкус кончиком языка он ухмыляется и шепчет прямо в её губы, едва касаясь своими: — Какая же ты шлюха. И резко оттолкнувшись, выходит из тёмной комнаты.