О силе обстоятельств

Кириллов понимает, что попал, в тот момент, когда лайкает немногочисленные фотографии Шатова на его страничке и отправляет запрос в друзья, несмотря на то, что говорил он с ним один раз — на защите курсовой работы Шатова. При поступлении Кириллову пришлось выбирать между теологией и архитектурной инженерией — из чисто практических соображений он склонился ко второму, но на дополнительные на кафедре теологии ходил как на хобби. Там он и углядел вечно понурого и насупленного Шатова, весь вид которого о дружелюбии не говорил от слова совсем, да и поступки этому соответствовали — когда Алексей подошёл к нему с желанием познакомиться, тот невнятно что-то пробормотал про дела, выронил папку с листами и скрылся еле живой от смущения — Кириллов недоумённо смотрел ему вслед, почёсывая лохматый затылок. Ещё несколько раз он пытался его поймать, но Шатов будто нарочно избегал его, усаживаясь вместо привычного места на первом ряду куда-то на галёрку и оттуда испуганно наблюдая за Алексеем исподлобья. Выловить Шатова удалось только после защиты, когда он, неловко косолапя, после всех вопросов и вердикта направился к выходу, точно не ожидая встретить там Кириллова. Деваться было некуда — пришлось обменяться с ним отстранённым приветствием и наконец представиться. Алексей не давил, и после пары вопросов по работе разговор закрутился сам собой — из университета они уже вышли приятными знакомыми. Дома Кириллов шерстит все соцсети и находит его в группе абитуриентов, откуда он забыл выйти, видимо, несколько лет назад. Шатов принимает заявку в друзья не сразу — четыре утра, а Алексей ещё даже не собирается ложиться — нет желания, зато есть волнение и быстро колотящееся сердце. Он заваривает крепкий чай с валерианой и садится за чертежи, отвлекаясь каждые пять минут на телефон, проверяя, не проснулся ли Шатов и не получится ли с ним немного попереписываться. Предлог для заинтересованности был как нельзя кстати — увлечение Кириллова положительно сказалось на его знаниях, а значит, было о чём поговорить. Иван — называть его Ваней Кириллов не разрешал себе пока даже в мыслях — встаёт в семь утра и долго в телефоне не сидит — принять заявку, ответить на краткое приветствие и уйти из сети. Кириллову с головой хватает и этого, и весь день он ходит с глупой улыбкой с ямочками на лице, прикидывая, о чём можно было написать, чтобы завлечь Шатова в разговор. Вечером он всё так же строчит ему небольшое сообщение по поводу курсовой, и Шатов, сперва с неохотой, но всё сильнее вливаясь, рассказывает ему всё подробнее и даже признаётся, что часть ему помогал писать друг с другого факультета. Это кажется очень милым, и Кириллов шлёт тонны текстовых смайликов, большая часть которых устарела ещё лет десять назад, получая в ответ три скобочки, и теперь они нравятся ему сильнее всех других знаков. В семейном положении у Шатова стоит «влюблён», но имя избранницы не написано — Кириллову хочется знать о нём больше, но такие бестактные вопросы он задавать не собирается — если захочет, сам расскажет, а отталкивать его своим напором не было желания от слова совсем. На следующий день Кириллов ловит его за руку и предлагает прогулку — пятница, солнце и тепло — разве можно отказаться? Шатов долго и неловко улыбается, затем соглашается, и Алексей чувствует себя самым счастливым человеком на планете. Пар у Шатова сегодня на две больше, чем у Кириллова, поэтому эти три часа он послушно ждёт под дверью кабинета, отсиживаясь на холодном полу и играя в тетрис на старой игрушке ещё из нулевых с зазывающей надписью на обороте «100 игр в 1». Всё складывается, фигуры послушно складываются в ряды и исчезают по кусочкам, оставляя Алексею чувство полного удовлетворения — вот бы в жизни всё складывалось так же. В конце последней пары к кабинету подходит Ставрогин, встаёт неподалёку и тоже принимается чего-то ожидать. Кириллов не обращает на это особого внимания — пока фигурки на экране падают друг на друга, образуя некрасивый столбик и сигнализируя о проигрыше, он мечтательно смотрит куда-то в покрашенную в бежевый стену, где перед глазами у него стоят кадры из будущей прогулки — очень самонадеянно думать о том, что он сможет подержать Шатова за руку? Тот наконец выходит из кабинета, и Кириллов восторженно подрывается с места, но подходит Шатов не к нему, а к Ставрогину. Он кивает головой и разворачивается, уходя — Шатов спешит за ним, на секунду задержавшись возле Кириллова. — Прости, я обещал Коле помочь с ловлей насекомых. Мы сейчас за город поедем. — Конечно, я всё понимаю, — Кириллов слабо улыбается и машет ему рукой. — Тогда, может быть, завтра? Шатов неопределённо пожимает плечами и спешит уйти вслед за Ставрогиным. Кириллов прислоняется к стене и заторможенно прячет игрушку в старый потрёпанный рюкзак — что ж, зато он сможет дорисовать чертежи на понедельник пораньше, да? Работа не идёт — из рук валится рапидограф, а ватман стремится скататься назад в рулон — Кириллов накрепко приклеивает его углы к столу скотчем, но тогда эта зараза начинает прогибаться в середине. Борясь с желанием выплеснуть на лист тушь и уничтожить все свои недельные труды, Кириллов устало машет рукой и валится на диван проверять диалоги в телефоне, немногочисленное их количество — беседа курса, беседа группы, парочка диалогов с одногруппниками по поводу рефератов и диалог с Шатовым. Того нет в сети с самого утра — видимо, во времяпровождении со Ставрогиным телефон ему ни разу не понадобился. Кириллов не обижается, нет — каждый раз, когда он испытывает какое-то негативное чувство, то сразу садится учить предметы, чтобы отвлечься, и, кажется, только благодаря этому умудряется быть в первых студентах курса — остальное время он витает в облаках и совершенно не обращает ни на что внимания. Кроме, может быть, Шатова. Он смиренно ждёт до самого вечера, коротая время за переписыванием конспектов — во время лекции его почерк скакал, сокращал всё и менялся на ходу так стремительно, что впоследствии Кириллов сам не понимал, что хотел сказать этими «о.и.п.», «лаб.пр.» и «об. ф.». Каждый раз приходится писать заново в тот же день, чтобы ничего не забыть. Отвлекает звук сообщения, и Кириллов нервно хватает телефон, увидев на экране долгожданное имя. Он решает отвечать не сразу — вдруг Шатов подумает, что он, как собака ждёт хозяина, ждал его сообщения? Кириллова хватает на четыре минуты. «Привет, прости, что так вышло сегодня.» «ничего :))) я всё понимаю правда» «Ещё обязательно погуляем.» «сходим завтра в кино?» «Я не от себя ехать буду. Далеко до тебя.» «может в воскресенье? >~<» «Я напишу ближе к делу.» Шумит в ушах от волнения, и Кириллов нервно трёт лицо холодными руками, пытаясь остудить его. Он привык, что остальные студенты сторонятся его — на ряду он чаще всего сидел один, и был вынужден таскать все книги сам, пока все разбивали эту обязанность по друзьям и не ломали себе спины. Зависти не было, было лишь недоумение — почему у каждого есть друг? «я могу приехать куда надо если захочешь!» «Прости, наверное, другие планы на выходные.» «хорошо :)))» Конечно, никто ему ничем не обязан. Да и знакомы они не так давно, чтобы называться даже друзьями, но Кириллову этого очень хотелось — хотелось дружить, причём именно с Шатовым, а не с людьми со своего же факультета, что, казалось бы, логичнее — у них можно и домашку спросить, и учебник взять, и вместе ходить по преподавателям, но ранние попытки Кириллова близко познакомиться с кем-то из группы провалились — все быстро разбились по компаниям, в которых Алексею места не было. Кириллов пустым взглядом изучает выложенную только что фотографию — Шатов в поле и с сачком — лайкает и порывается написать комментарий, но в последний момент стирает его. «семейное положение: влюблён.» Кириллов нервно садится за чертежи.