О силе обстоятельств

Любимый день недели Маврикия — суббота. Лиза свободна от кружков и студсовета, а значит, может полностью выделить ему и своему свободному времени единственный день в неделе. Он не жалуется — наоборот, каждый раз замирает от восторга, когда идёт, прежде чем неуверенно нажать кнопку дверного звонка. Лиза в домашнем — Маврикия смущало это первые несколько раз, затем привык — главное, что она ему доверяет. Он неловко улыбается и заходит в квартиру, осторожно сняв кроссовки на коврике и забив их в самый угол. Лиза смеётся — носки обуви направлены в её сторону, значит, она ему нравится, и всё равно, что Маврикий вчера же писал ей, как её любит — она сама выбирает жесты, по которым это считывать. Он не против. У неё уютная маленькая комната, в которую едва помещаются кровать, шкаф и письменный стол, а на постели раскиданы мягкие игрушки, подаренные Маврикием же — с каждым разом их всё больше, и Лиза шутит, что скоро сможет в них утонуть, пока располагается на кровати, положив голову на колени Маврикия и сосредоточенно печатая что-то в телефоне. Из колонки играет лоу-фай — Лизе нравится, а Маврикий слушает любую музыку, которая ей нравится, и осторожно гладит её по золотистым волосам, собранным дома в небрежный пучок. Она снимает резинку и надевает её на руку, и теперь Маврикий может осторожно перебирать её локоны, заплетая постоянно распускающиеся косички и колоски. Лиза почти что мурлычет и подаётся его рукам навстречу — он осторожно целует её в лоб. — С кем переписываешься? — ненавязчиво спрашивает Маврикий, заправляя её непослушные пряди за ухо и очень боясь услышать ответ. — С Колей, — жмурится она. — У этого дурака, — говорит со странной нежной интонацией, — опять беды в отношениях, а разбираться я должна. Он грустно улыбается и продолжает дальше возиться с её волосами, то закалывая их, то распуская. Ревновать нет никакого смысла — они и правда с Колей просто друзья, но Маврикий никак не может отогнать от себя мысль, что это всё только потому, что у самого Ставрогина отношения уже есть, и стоит ему просто предложить Лизе нечто большее, она без раздумий уйдёт к нему. Поводов так думать, конечно, не было — он сам себя накручивает и сам из-за этого страдает, но хорошо, что Лиза этого не видит — давать ей винить себя в чём-то он никогда не собирался. — Что за беды? — участливо интересуется он в попытках поддержать разговор, несмотря на то, что беседы про Ставрогина пробуждали в его груди странное клокочущее и намеревающееся погрузить его в уныние чувство. — Да он гордыня ходячая, и считает, что все за ним бегать должны, — фыркает Лиза, устраиваясь на ногах Маврикия поудобнее и забрасывая худые ноги на подушку, — А напоролся на такого же гордого. Сидят оба и ноют, причём мне. Обязательно им посредник нужен, но почему я? — Может, телефон отключить? — осторожно предлагает он, — Выходные, как никак, и тебе нужно отдыхать… Лиза тихо смеётся, прежде чем приподняться на локтях и звонко поцеловать Маврикия в губы. — Ты гений! Глядишь, они без меня сами со всем разберутся, причём напрямую. Почему-то в их собственных отношениях разбираться Лиза не хотела — упрекать её за это было не в чем, если она и правда думала, что всё нормально, что переписываться с друзьями в несколько раз больше, чем с любимым человеком, что видеться с ними каждый день, в отличие от него, в порядке вещей. Маврикий, хоть давно привык и радовался любому проявлению внимания с её стороны, каждый раз, когда она упоминала Ставрогина, всё глубже погружался в самокопание и самоуничижение, каждый раз перебивая это мыслью «надо просто самому проявлять ещё больше интереса к её жизни и всё будет хорошо». Лиза поднимает руку, чтобы погладить его по щеке, резинка скатывается вниз по худому запястью. Маврикий берёт её за кисть и обеспокоенно рассматривает тонкую кожу. — Ты сегодня завтракала? — Ещё нет, — уклончиво отвечает Лиза, — Я не голодная, правда. — Так нельзя. Он смотрит на её худые, просвечивающие под кофтой в облипку рёбра, мерно вздымающиеся при каждом вдохе, и осторожно прикасается к ним, заставив Лизу вздрогнуть. — Тебе не нужна такая смертельная худоба, ты себя губишь… — пытается возразить он, убрав руку. — Где ты видишь худобу? — с искренним недоумением спрашивает Лиза, положив руку на живот. — Мне над собой ещё работать и работать. Маврикий совсем непривычно для себя злосчастно скрежещет зубами и тяжело вздыхает. По рассказам Лизы, началось это ещё в средней школе — маленькая она была похожа больше на гадкого утёнка, чем на лебедя, и получала за это ворох различных насмешек и поддёвок. К старшей школе, правда, акцент сменился — те самые забияки, дразнившие её за косо поставленные глаза и худое лицо, стали приглашать её на свидания. Лиза отказывала даже не столько из чувства обиды, а из-за того, что по вечерам у неё было расписано по часам, сколько времени нужно провести над унитазом, избавляясь от компульсивно съеденной за день пищи. От неё вечно тянуло мятной жвачкой и помутнением сознания — в обмороки она падала чуть ли не каждую неделю. В университете стало ещё сложнее держать себя в руках — никто не знал, как она выглядела раньше, а значит, она не должна была подвести — и худела всё сильнее, даже когда стала больше похожа на жертву концлагеря, а не на модель с обложки. Благо, здесь никто не спрашивал, как ей удаётся оставаться в «форме» — поначалу она вместо тоненьких красивых платьев носила мешковатые толстовки и плотные водолазки с горлом, пряча собственную же «работу» над собой. Лиза сползает с его колен и садится за стол, деловито ковыряясь иголкой в слоте для карт и переставляет симку в свой старый кнопочный — если что-то важное, позвонят. — Я подумал, было бы проще заблокировать себе приложения на время… — Не беспокойся, — она машет рукой, — Заодно сама отвлекусь от соцсетей, все достали. Она устраивается рядом и кладёт голову Маврикию на плечо. — Останешься на ночь? Знаешь, одной ужасно скучно. Маврикий смущённо краснеет и кивает. Прилично ли соглашаться? Он не знает, но знает, что не хочет уходить рано вечером и ехать к себе на другой конец города, чтобы там самому оставаться в одиночестве и теперь — по его же глупости, чёрт возьми — не иметь возможности с Лизой переписываться. Утром, когда уходить всё-таки придётся — задания на понедельник всё же есть, и не все из них он успел сделать в пятницу — положит ей на счёт остаток денег из кошелька, чтобы спокойно перебрасываться хотя бы смсками. Лиза на них отвечает долго и неохотно, но главное отвечает. — Пошли на кухню, я обед сделаю, — предлагает он, беря её за руку. — Я не буду, ты знаешь, — неловко отпирается Лиза, — Я не хочу есть, правда. Маврикий устало смотрит на неё, сжав губы в тонкую полоску, и мягко гладит по холодной руке, взяв её в обе ладони и осторожно целуя. Давить он боится — не хочет потерять её расположение и доверие, а оставлять всё на самотёк не подходит для человека, который и правда любит. Правда, называть собственные чувства любовью опасается — вдруг это совсем не то, за что он их принимает? — Тогда хотя бы чай? — Маврикий поднимает на неё просящий взгляд и вновь целует руку. — Зелёный, — вздыхает Лиза, — И без сахара.