Сто дней ожидания

      Файдаэн считает, что это безумие. Он и предатель, отколовшийся от единого народа, скрывающий своё сердце и душу под сенью Малассы, дракона, предавшего собственную мать и всё то, что она создала. Файдаэн считает, что Силанна справедливо может гневаться на него, отвернуться от него, клеймить еретиком. Но до тех пор, пока в Ироллане никому ничего не известно, этого, почему-то, не случается.       Он ненавидит Раилага. Высокомерного и гордого вождя, объединившего кланы и возглавившего их. Бывшего собрата, изгнанного и клеймённого тёмной меткой отступника. Он ненавидит Раилага, презирает его и вместе с тем его с неимоверной силой тянет к нему, а сердце в груди сжимают невидимые тиски.       Он приходит к нему одной из ночей. Зехир и Годрик уже спят — дорога на Талонгард оказывается долгой и утомительной. Раилаг смотрит на своего нежданного визитёра уставшим взглядом и криво ухмыляется, когда тот, пылая от смущения и иррационального негодования, подходит ближе. Бледные холодные руки сына Малассы ложатся на плечи и талию, и рассудок окончательно покидает Файдаэна.       Он отдаётся с головой этому безумию, холодной страсти, что огнём, жарче огня Шио, сжигает его изнутри. Он плавится под прикосновениями холодных рук Раилага, тает под его длинными тонкими пальцами и растворяется в нём, приникая ближе и ближе…       О Силанна, убереги его, своего неразумного сына, от верной гибели!       Когда война заканчивается, они предсказуемо расстаются. Их дороги расходятся снова, и Раилаг, вождь кланов, уходит в свои подземелья, а Файдаэн возвращается в леса Ироллана.       И больше никогда не чувствует себя в них своим.       Возможно, Силанна проклинает его. Возможно, одаривает своей немилостью. Но только нет больше покоя её сыну в её лесах. Нет ему там больше места, и Файдаэн из героя войны превращается в нищего бедняка, побирающегося и скитающегося.       Он пытается найти утраченный смысл. Пытается вернуться к привычной жизни. Но все его попытки тщетны, и нигде он не может найти покой. Он словно оставляет часть себя с Раилагом, и теперь его отчаянно тянет к нему снова и снова.       Он оставляет… Или Раилаг оставляет в нём…       Он мрачен, нелюдим, всё чаще уходит вглубь себя. Он тоскует по ненавистному любовнику, и душа его против воли рвётся к нему. Верховный друид понимающе качает головой, а внутри Файдаэна всё увядает.       Вплоть до того момента, как он не понимает, что на самом деле внутри всё расцветает. Самое главное — там расцветает новая жизнь.       Силанна — это земля и торжество жизни даже там, где её априори быть не может. Это безудержная сила роста и обновления, и это самая непредсказуемая из всех Богов-Драконов. Ведь именно ей в самую первую очередь подчиняется рождение, и именно она решает, кого наделить этим великим даром.       И свой взор прекраснейшая и плодовитейшая из богинь внезапно опускает именно на него, Файдаэна.       «Это так не гармонично», — Файдаэн усмехается с горьким весельем, когда понимает, какое великое благо случилось с ним. Накрывает широкой ладонью низ своего живота и с трудом может сдержать жгучие слёзы.       Почему это случилось именно с ними? Почему именно с этим предателем и отступником, жизнь без которого превратилась для Файдаэна в невыносимую пытку? И что он будет делать с младенцем, которого сильван принесёт ему? Примет или погонит прочь?       Файдаэн всхлипывает, изнывая от невыносимой тоски и муки — изо дня в день терпеть это становится просто невыносимо. Он отправляется в долгое путешествие, надеясь на то, что исход у него будет удачный.       Скитается по миру словно бедняк, лишённый всего, но обременённый жизнью под собственным сердцем, чувствующий подчас гораздо лучше любой матери, как тихо и размерено растёт и развивается дитя в его утробе.       С каждым днём оно становится всё больше, и уставший сильван прибивается к территориям отрёкшихся собратьев тогда, когда живот его уже виден окружающим. Знает, что это сущее самоубийство, ведь дети Малассы никогда не жаловали у себя детей Силанны.       Разве что только в качестве трофеев.       Однако ему везёт несказанно, и Хранительница Закона, помощница Раилага, что называет себя Илайей, находит его раньше безумных ассасинов. Смотрит долгим пристальным взглядом и хватает крепкой, но аккуратной хваткой под руку. — Я отведу тебя к вождю, — её голос звонким эхом отбивается от стен, и Файдаэну чудится, будто в нём мелькает понимание. — В том состоянии, в котором ты находишься, я думаю, что ты носишь двоих. Пройдёт не так много времени, когда тебе станет ещё труднее и опаснее путешествовать в одиночестве.       Илайя оказывается слишком понимающей и мудрой женщиной. Она не задаёт вопросы и в молчании приводит нежданного гостя к вождю.       Раилаг за эти месяцы не меняется совершенно, чего нельзя сказать о Файдаэне. Скользит вопросительным удивлённым взглядом по округлившейся фигуре сильвана. Он умён, слишком умён для того, чтобы понять всё без лишних слов — в конце концов, когда-то и он сам был сыном Силанны, под сенью её благодати и милости, и знал не понаслышке, какой прихотливой может быть богиня.       А потому медленно приближаясь к Файдаэну, он не скрывает робкую радость в глазах. Аккуратно касается как всегда холодной рукой округлости чужого живота и не хуже сильвана чувствует под своей ладонью пульсацию новой жизни.       Вернее, как сказала прозорливая Илайя, — не одной новой жизни. И Файдаэн, считавший себя бедняком, на самом деле богатейший из богачей.