Сто дней ожидания

      Их религия всегда вызывала у Алехандро омерзение. Тупой фанатизм и лицемерие, которое они пытаются прикрывать мнимой святостью и набожностью. На деле за этим нет ничего, и одна мысль о том, чтобы служить омерзительному божеству, вызывает у Алехандро отвращение.       В конце концов он сбегает. Решает сам творить свою судьбу и выбирать свой путь, и не зависеть ни от чьей сомнительной милости.       Его отца это, предсказуемо, не радует.       Видал слишком долго ждал рождение наследника. Ему пришлось через многое пройти, прежде чем Эльрат наделил его своей милостью. Вот только милость эта оказалась одновременно и наказанием, и долгожданный сын не принёс своему отцу ничего, кроме разочарования.       Он должен был стать наследником, следующим графом. Должен был удачно выгодно жениться и продолжить род. Всё, как и полагается дворянину, — Алехандро, с детства привыкший разрушать чужие ожидания, делает это вновь.       Ему пророчили головокружительную карьеру в Церкви Света. Но Алехандро сбежал из семинарии со страшным скандалом. Подался в логово безбожников-магов, наплевав на свою семью и собственные обязанности, оставив у своего отца лишь налёт горького разочарования.       А после вдруг ни с того ни с сего решил почтить семейное гнездо своим визитом.       Ни старый граф, ни его супруга, никто не ожидает, что Алехандро хватит смелости и наглости заявиться в имение Ла Сегадора по доброй воле. Не после того, что он учудил; не после того, как своей выходкой он опозорил всю семью. Однако…       Алехандро приезжает не один. При том не один во всех смыслах, и при взгляде на сына Видал чувствует, как больно колет его сердце. Его сопровождает молодой мужчина, кажется, ровесник самого Алехандро. Высокий, плечистый, крепкий — он мог бы быть прекрасным рыцарем, уродись он где-то в Империи. На нём, однако, тёмные доспехи рыцаря смерти, а взгляд его, пусть ещё живых глаз холоден и отстранён.       Он аккуратно придерживает Алехандро и смотрит на него с плохо скрываемой любовью. Сам бывший виконт на его фоне выглядит невзрачным и слабым, и сейчас, отчасти, так и есть. Алехандро, как и его спутник, облачён в тёмные одежды служителя Асхи, но даже не это едва не вызывает у Видала сердечный приступ, нет.       Худая бледная ладонь со всё также отчётливо виднеющейся голубоватой сеткой вен, покоящаяся на вершине круглого живота.       Это невероятно, немыслимо, но Видал видит это собственными глазами. Видит и не верит, что это реальность, а не жестокая злая шутка. Его сын, его единственный, мятежный сын, понёс от мужчины ребёнка, словно блудная девка, — да это же позор, от которого ему никогда уже не отмыться!       Злость и стыд, горечь и непринятие заставляют смуглое лицо старого графа побагроветь от ярости. Алехандро взирает на отца равнодушным холодным взглядом, кажется, вовсе не впечатлённый чужим гневом, что разгорается в груди ещё сильнее от подобного пренебрежения. — Ты… паршивец… — Видал с трудом находит в себе силы, чтобы просипеть яростно, грозной горой надвигаясь на сына. — Как ты посмел явиться сюда?! — ярость взрывается бушующим пламенем, на что Алехандро, будто намеренно провоцируя ещё сильнее, лишь холодно ухмыляется, в то время как мужчина за ним, наоборот, настороженно хмурится. — Я пришёл не к вам, — бывший виконт отвечает с тихой вкрадчивостью, таящейся в голосе опасностью, отчего Видал на мгновение чувствует, как по спине пробегает холодок. — Я получил приглашение от семьи Альмы. И я не мог отказать сестре, — он ухмыляется теперь торжествующе, видя, как искажается лицо отца. Знает, что старый граф ничего не сможет сделать своей младшей дочери, ведь теперь она находится под властью и защитой собственного мужа.       Видал грозно нахмурился и заскрипел зубами. Ярость и отвращение отчётливо читались на его смуглом, испещрённом морщинами лице, что, однако, совершенно не впечатляло невозмутимого Алехандро. Он всё также стоял напротив отца, медленно скользя рукой по своему животу, и старый граф, проследив за этим движением, презрительно скривился. — Поверить не могу, что Эльрат послал мне в качестве долгожданного сына позор, порочащий всю нашу почтенную семью. Выродка, что понёс, словно продажная девка! — он сплюнул в гневе и брезгливости, надеясь задеть злыми словами, сорвать с Алехандро эту надменную маску равнодушия.       Тот, впрочем, на это лишь слегка прищурился, хмыкнув. И лишь сжал руку своего спутника, которого графские слова наоборот задели. — Какая вам разница? — безмятежно откликнулся бывший виконт. — Я ведь был вам нужен в первую очередь чтобы продолжить род, не так ли? — он скривил губы в презрительной насмешке. — Я его и продолжу. Даром, что при этом наследника рожу сам, — Видал от этих слов подавился воздухом, но прежде чем успел что-то ответить, почувствовал, как с сердцем стало совсем плохо.       Алехандро одарил отца, от лица которого схлынули все краски, холодным равнодушным взглядом. Мачеха, поддержавшая его и одарившая пасынка полным презрения, омерзения и ненависти взглядом, удостоилась всего того же. Бывший виконт же вместе со своим спутником отвернулся от ненавистных родственников, оставляя их за своей спиной.       На губах его играла брезгливая усмешка. Пусть именуют его ублюдком и позором семьи, они, что погрязли в слепом консерватизме собственной религии и догм. Вместо того чтобы открыть глаза и понять, а самое главное принять возможности магии и её безграничность, они прозябают в невежестве. Но Алехандро не такой и никогда таким не был.       Он знает, что единственный, на кого можно рассчитывать и кому можно доверять, — он сам. А значит, он и использует собственные возможности и ресурсы по максимуму, добиваясь собственных, лишь ему ведомых целей. И Вейн, идущий рядом с ним, и их ребёнок, что его он носит в своём чреве, — лишь орудия, методы достижения этих целей. И Алехандро…       Он не побрезгует воспользоваться ими всеми.