Сто дней ожидания

      Стивен видит странные сны. В магическом полузабытьи к нему приходят разные образы. Он заглядывает за завесу прошлого и будущего, слышит голоса тысяч душ, взывающих к невиданным силам. Видит, как пульсируют жизнью сердца миллионов галактик, как взрываются, высвобождая поток чистой энергии, звёзды, обретшие покой и свободу. Видит, как течёт по жилам мультивселенной магия, питающая её, как кровь. Он видит, видит, видит…       Иногда он видит слишком много. Когда это случается, вязкая липкая паутина познания не хочет выпускать из своих сетей нового пришельца, однако Стивен сильный маг, и с боями ему всё-таки удаётся вырваться на свободу и вернуться домой. После этого жутко болит голова, а перед глазами продолжают мелькать разрушения и созидания, что проходят с неимоверной скоростью: доктор сам досконально не знает, сколько галактик разрушается и рождается за одну земную секунду. В такие моменты создаётся впечатление, будто Стивен всё ещё пребывает в магическом трансе, и ему на самом деле кажется, что он сходит с ума. Но наваждения проходят, стоит только поблизости появиться ей.       Она прогоняет кошмары — они покорно отступают под властным течением кроваво-красной магии. Она несёт хаос и разрушение, она агрессивна и опасна, но она никогда и ни за что не причинит вреда Стивену. Наоборот она всегда входит в его разум аккуратно, неспешно, мягко обволакивает его, успокаивает, приводит в себя, окончательно возвращая в реальность. Стивен шумно спокойно выдыхает и открывает глаза.       Стивен видит странные сны. Он засыпает на коленях Ванды, убаюканный её осторожными движениями. Она мягко гладит его по голове, перебирая волосы, и молчит, улыбаясь. Стивен тоже молчит, он слишком устал, а потому поворачивается набок, обнимая ученицу за талию и утыкаясь носом в её живот.       Там, за тёплой упругой кожей растёт новая жизнь. Два начала, достигшие гармонии. Созидание и вспышка света — так рождаются новые галактики и умирают целые вселенные. Так растёт в женском чреве дитя.       А Стивен видит странные сны. Проваливается в тёмную бездну сна. Оказывается окутанным сонными путами, стягивающими по рукам и ногам. Падает в их ловушку, и ему кажется, будто подобное когда-то уже с ним случалось. Будто он уже видел и переживал всё то, что происходит.       Возможно, так оно и было, а возможно, нет. Сложно утверждать что-то наверняка, блуждая зыбкими химерными песками вечно меняющегося лабиринта. Истины здесь нет; здесь царит двоякость и многогранность, и каждое действие рассыпается миллионом осколков с миллиардами вероятностей. Отзывается пульсацией и вибрацией новой жизни и теплом, окутывающим с ног до головы.       Бесконечное множество вариаций, сплетённых друг с другом. Стивен путешествует сквозь них, наблюдает и постигает. Краски сплавляются друг с другом, перетекают и изменяются. Из одной формы в другую, из одного цвета в другой — лишь золото и кровь остаются неизменными.       Золотисто-оранжевые искры разлетаются в стороны, яркими всполохами прорезают тьму. В них вплетается яркий огонь, чистый хаос, что облекается в форму. Красная магия, несущая безумие и избавление, языками пламени теряется в черноте пространства, в котором он оказывается. Пульсация жизни, величайшее таинство, к которому ему было позволено лишь слегка прикоснуться, и дыхание в груди Стивена замирает.       Он вздрагивает, открывая глаза и поднимая их на Ванду. Она смотрит на него удивлённо, продолжая гладить по голове, и доктор понимает, что прошла всего лишь одна минута. Он поворачивается на спину, возвращаясь в первоначальное положение, и пристально вглядывается в лицо ученицы. — Ты знаешь, Ванда, мне снятся странные сны, — хриплым голосом задумчиво произносит он, и взгляд девушки становится ещё более удивлённым. — А впрочем, это неважно, — он улыбается странно, загадочно, так, как улыбаются только маги, и Ванда покорно вздыхает.       Стивен же поворачивает голову и смотрит долгим взглядом на слегка округлившийся живот женщины. Осторожно касается его рукой и слабо улыбается, чувствуя тепло и жар, пульсацию и торжество жизни. Прикрывает глаза, вслушиваясь в дивную мелодию, понятную и слышную лишь ему одному. И думает отстранённо лишь об одном.       Он видит воистину странные сны.