Сто дней ожидания

      Менан и сам видит, что происходит. Он не наивный дурак, как думают многие. Вождь кланов, возможно, слишком мягкий и добрый для предводителя народа ассасинов и отравителей, да, но уж точно не наивный дурак.       Он знает, что впереди его ждёт только смерть. Но он молит Малассу о последней милости. — Прошу, Мать Теней, укрой своим покровом моё дитя, — бледные тонкие ладони скользят по тугой натянутой коже, чувствуя под собой движение и дыхание жизни.       Ребёнок толкается несильно, переворачивается. Общается хоть так со своим родителем, и горькая усмешка кривит губы Менана, мешаясь в глазах вместе с ласковой нежностью.       Он никогда не увидит его. И лишь если Маласса будет благосклонна, это дитя вообще сможет остаться в живых.       Он знает, что со всех сторон окружён врагами. Знает, что вокруг него плетутся заговоры один за одним. Он знает, что вместо него хотят поставить Силсая, и ему, на самом деле, страшно представить, что брат-близнец сделает с ним и его ребёнком. Безжалостный, жестокий садист — как он решит поглумиться над ними?..       Менан не хочет себе этого даже представлять. Он достаточно хорошо знает своего брата, чтобы помнить о его необузданном и безжалостном нраве. Что бы он ни придумал — это будет одинаково кроваво и жестоко.       Менан скользит узкими худыми ладонями по тёплой коже. Он как никто должен знать о изменчивости и переменчивости Малассы. Не удивляться тому, что произошло уж точно. Собственно, он и не удивляется, но робкая радость приходит в те мгновения, когда душу не отягощает мрачное ожидание.       Ему действительно хочется верить, что Маласса наградила его своей милостью. Ему действительно хочется верить, что Соршан смог полюбить его хотя бы на сотую часть от того, как его любит Менан. Ему хочется верить, что в противном случае ничего бы не вышло.       Даром, что исход у всей этой истории будет самый что ни на есть печальный.       Хотя на самом деле Менан — тот ещё счастливчик. Он дохаживает срок до самого конца. Чувствует, как дитя само рвётся наружу, когда время приходит, и тогда к нему приходит страх, самый настоящий панический ужас.       Он не справится один. Пусть тело его смогло зачать и выносить ребёнка, родить его без вмешательства оно не сможет. Ему нужна хирургическая помощь, нужен лекарь, который смог бы всё провернуть. Но Менану некому доверять, ведь повсюду его враги, которые желают смерти и ему, и порождению его чрева. Он давится слезами от боли и страха, когда чувствует к себе уверенное, но мягкое прикосновение холодных родных рук.       Соршан не слишком был знаком с хирургией, но на войне приходилось заниматься всяким. Менан к тому же и вовсе обречён — он смог выторговать у Ваярона лишь крупицы времени только на то, чтобы дать Менану время родить. А после…       Любовник, возлюбленный принц, стонет и хнычет в родовых муках. Боль пронзает всё его естество, но он терпит мужественно. Знает, что это конец при любом раскладе, но всё равно не может позволить себе сдаться. Ведь рядом с ним его возлюбленный, тот единственный и последний, кому он может доверять.       Как иронично, что именно от его рук ему суждено погибнуть.       Крик ребёнка доносится до Менана сквозь пелену. Усталость и слабость утаскивают сознание куда-то в бездну, и он из последних сил удерживает его, не желая сдаваться. Смотрит расплывающимся туманным взглядом, но отчётливо видит перед собой милый сердцу образ. — На самом деле, я рад, что это будешь ты, — принц улыбается слабо, с усталым принятием, но смотрит с бесконечной лаской и горькой тоской. Голос его тих, но, к сожалению, не настолько, чтобы Соршан не смог услышать слова, которые разбивают его и без того разбитое сердце. — Позволь мне хотя бы раз взглянуть на него…       Соршан прижимает к себе новорожденное дитя. Отец, которому уготована не менее плачевная судьба, — он сделает всё, чтобы защитить его. Но прежде… Конечно, он не может отказать в последней просьбе Менану, а потому лишь молча опускает маленький свёрток ему на грудь. — Это девочка, мой принц, — слова застревают в горле, а Менан ласково улыбается, почти невесомо касаясь слабой рукой крохотного личика. — Девочка… — он смотрит на дитя, что смотрит на него сонными глазёнками, и радость вспыхивает в его груди и гаснет. — Позаботься о ней… — сознание выскальзывает из ослабевших пальцев, но он знает, что его последняя просьба будет услышана и выполнена.       А у их дочери глаза Соршана, и Менан на самом деле рад, что всё заканчивается вот так.