Не отпускай меня

      – Вот блин, с Наташкой опять не срослось, – Витя Пчёлкин, закинув ногу на ногу, перелистывал затертый «Огонек» за прошлый месяц, на обложке которого какой-то прилизанный фигурист удерживал на руках двух худеньких девушек.             – С рыжей, что ль? – осклабился Космос.             – Ну да. Ворвался вчера как оглашенный, её напугал.             – Поговаривают, она – валютчица.             – Может себе позволить. Формы что надо. Если бы не твоя сестра, ты бы сейчас мне завидовал, – хвастливо заявил Пчёлкин с довольной улыбкой. Жаль все же, что на самом деле похвалиться пока нечем.             – Да, младшая дала жару... До сих пор башка кругом. После такого стресса оттянуться бы не мешало. Может вечерком у Фила зависнем? Девчонок соберем.             – Не, Теофило в спортзале уже третью грушу, наверное, добивает, его до ночи оттуда не выкуришь. У него же завтра бой финальный. Ты чего, забыл?             Холмогоров хлопнул себя ладонью по лбу.             – Ёлки-палки, конечно, забыл! Надо будет Вику завтра с собой прихватить.             – Че, теперь жесткий контроль? – усмехнулся Витя. До чего ж друг его наивен! А впрочем, поступил бы он иначе, свались на его голову такая дилемма?       Он не был старшим братом, но был тем, для кого Вика имела почти такое же весомое значение. На первый взгляд кажется, что она совсем не заботит его, и уж тем более ему нет дела до того, с кем она проводит ночи вне дома. И для всех, в том числе и для неё, Пчёлкин приравнен к безнадежному Казанове. Такую славу он заработал себе сам и продолжает по сей день ею пользоваться. Любовь? Ему это чуждо. Во главе всего стоят лишь плотские утехи. Однако, Холмогоровой всегда было отведено особое место в его сердце; он не относился к ней как к сестре, но глядел на неё глазами простого советского парня и в такие моменты был готов признать, что крупно попал. Почему-то только ей одной, сестре его брата, удается затрагивать самые потаенные уголки этого самого сердца. Это было настолько новым и странным ощущением, что Пчёле порой чудилось, будто он заболел. Разве может здоровый человек так рано влюбиться? И вообще, можно ли назвать это любовью? Наверное, это нечто похоже на неё, но ею все же не является. Привязанность, нерастраченные братские чувства – что угодно, но не любовь! И так он успокаивал себя в одиночестве, глазея в потолок собственной комнаты. Самовнушение восстанавливало силы и действовало временно, как обезболивающее. По-настоящему мог отвлечь только цветник девушек, в котором опылить можно какую захочешь. Доступна была абсолютно каждая, Пчёлкину всего-то и надо, что остановить на ком-то свой выбор, и любая будет принадлежать ему. Отношения заканчивались так же быстро, как и начинались. Никак не могло закончиться лишь это безымянное и призрачное чувство к Холмогоровой.             – Не дури, Косматый, все равно за всем не уследишь, – добавил Пчёла абсолютно беспристрастно.             – Может. Но и забивать нельзя. Пойдет со мной. Пусть маленько расслабится, отвлечется. Да и вообще она не один бой его в Москве не пропускала.             – Ну гляди. Ладно, Кос, погнал я тогда к бате в гараж. Ему вчера пригнали очередную рухлядь, надо помочь. А потом завалюсь часов на десять. Убегался я с вами, Холмогоровы.             – Давай, брат. Ты уж извини, что выдернул вчера.             – Наташку никогда тебе не прощу, – шутливо пригрозив пальцем, предупредил Витя.             – Ой, да я тебе десяток таких Наташек приведу, как не фиг делать.             – Я запомню. Запомню.             Вика услышала их гогот за дверью, когда они оба стояли в прихожей. Видимо, Витя уходит домой. Она повернулась к стене, взбив свою подушку и попыталась заснуть. Так быстрее пройдет этот ужасный день и, может быть, быстрее утихнет обида отца и брата.             Тем же вечером Виктория пробудилась и пару минут никак не могла разобраться: где она? и какой сейчас день – все ещё сегодняшний или уже завтрашний? В голове творился настоящий кавардак, сам черт ногу сломит.             Холмогорова лежала на кровати и сверлила взглядом потолок, восстанавливая все события до того, как она отключилась.             За окном все почернело. Ночь. А может быть, вечер. Не гадая больше ни секунды, Виктория включила свет и посмотрела на маленькие часики на столе. Всего лишь семь вечера, и суббота ещё здесь. Какое счастье, что завтра тоже выходной и можно не переживать об уроках, которые все ещё висят на её плечах невидимым грузом. Нужно продержаться ещё полгода, и эта отвратительная школа наконец-то закончится. Она удивлялась, как это ей удается соблюдать прилежность при всей своей нелюбви к этому заведению.             Несколько раз, пока она спала, в её комнату заглядывал Космос. Юрий Ростиславович пока не мог найти в себе силы видеть дочь и говорить с ней. Но наступившим вечером уже никто не мог молчать. Отец подошел к двери её комнаты так несмело, словно боялся потревожить старого, больного человека, и постучал. Вика с лицом страдающего от похмелья, сидела на кровати и подняла тяжелый взгляд на дверь. В щелку папа просунул голову.             – Не спишь? – спросил он.             – Уже нет, па… – Холмогорова в ту же секунду вдруг заметила, что как будто больше не держит на отца зла. Па… Привычку называть отца словом из двух букв она переняла у Космоса. Наверное, её такого рода обращение было добрым знаком. Она больше не обижается и настроена даже на разговор. И все же она молчала и не глядела отцу в глаза.             Юрий Ростиславович прикрыл дверь и, выдвинув стул, сел напротив дочери. Никто из них не знал, как и с чего начать этот непростой диалог, как правильно объясниться в своих поступках. Отчасти Холмогоров-старший тоже понимал, что его вина имеет место быть.             – Вик, – позвал мужчина слегка охрипшим от волнения голосом, – нам стоит многое обсудить. Как ты считаешь?             – А что тут обсуждать? – пожала плечами девушка. – Все и так предельно ясно.             – Да нет, к сожалению... Вчера между нами возникло недопонимание, и я бы хотел... Я бы хотел, чтобы подобных случаев больше не повторялось.             – Это ты о своей свадьбе? Я полностью за!             – Прекрати. Ты прекрасно знаешь, о чем я. О твоем побеге из дома.             Вика гордо держала голову, и только взгляд был опущен.             – Нужно решить, – продолжил Юрий Ростиславович, – как нам всем жить дальше.             – В таком случае здесь не хватает Космоса.             – Космос уже взрослый…             – У нас с ним разница всего лишь год. Ты называешь его взрослым, а меня маленькой. Почему? Только потому, что он, узнав о твоем… необдуманном поступке, не убежал из дома? А ведь было время, когда он тоже не ночевал.             – Было. Но тогда была причина другая, дочка. Когда не стало вашей мамы, на меня легли все её обязанности. А я, веришь-нет, понятия даже не имел, как общаться с собственным сыном. Да и с тобой – тоже... Меня так часто не бывало дома, что вы практически росли без отцовского надзора. И для него сейчас уже немного поздновато.             – После смерти мамы мы сблизились, а ты снова пытаешься все разрушить, – сказала Виктория, ощущая, как ком подступает к горлу. Больше всего она боялась не совладать со своими эмоциями и расплакаться.             – Вика, мне больно такое от тебя слышать.             Юрий Ростиславович взял паузу, будто бы на пробежке, чтобы отдышаться. Беседа с дочерью не клеилась.             – Я понимаю, в каком свете выставляю себя в твоих глазах. Ты считаешь меня предателем.             – И Космос – тоже! Он против этой свадьбы и этой тетки в нашем доме! Мы с ним говорили. Я ему все рассказала.             – И что же вы мне прикажете делать? Выбирать между детьми и любимой женщиной?             – Любимой? Папа, я ушам своим не верю.             – Вика, не все люди в этом мире моногамны. Я очень любил Риту, безумно любил. Но прошли годы... Жизнь продолжается.             – Я понимаю, к чему ты клонишь, – Вика прижала колени к груди и обняла их руками. – Я скрепя сердце соглашусь с тобой. Но эта женщина, па... Ты ведь такой умный человек. Ты столько прожил, столько повидал в своей жизни, столько людей повстречал, но так и не научился в них разбираться. Профессору астрофизике это не дано? Твою Надю видно с первого взгляда! Она неискренняя с тобой!             – Вик, ну ты это зря… Ты ведь её совсем не знаешь. Я уверен, вы с ней подружитесь.             – Нет, ни за что! – запротестовала она, но Юрий Ростиславович только душевно рассмеялся и, пересев на кровать, обнял дочь.             – Подружитесь. Знаешь, как с ней интересно бывает? И она про тебя всегда спрашивает. Да, она не заменит вам с Космосом маму, это уже невозможно. Но вы с ней можете стать хорошими подругами, ведь она молода, энергична, красива, как ты. У вас наверняка будет много общего.             – Думаю, мы с Косом будем держаться одним фронтом, подальше от твоей новой жены, – Вика действительно пыталась выдавить из себя что-то на подобие улыбки, но получалось не очень.              Она предположила, что отец и впрямь очень плохо знает её, свою дочь. Неужели он видит между ними что-то общее? Получается она, Вика, с виду кажется такой же пустышкой? Холмогорова, конечно, не была в курсе её успехов в аспирантуре. Кто только её туда пропихнул?             Нет, отец просто заблуждается! Может быть, со временем он все поймет, но пока это время не наступило, он будет позволять ей себя обманывать… Но Вика не даст этой ведьме разгуляться. Никакой хозяйкой она не станет. Только вот бессмысленный спор с отцом продолжать больше не хотелось. Она в его объятиях, и ей так хорошо, так тепло и легко на душе, что хочется плакать от счастья.             – Ты прости меня, па… – проговорила Вика робким голосом. – Прости, что заставила тебя волноваться. Я не хотела, чтобы так получилось.             Юрий Ростиславович поцеловал её в макушку и обнял ещё крепче. Вика же была рада признать, что не солгала ему. Ведь прошлой ночью она была заложницей едва ли не ставших трагическими обстоятельств, и, если бы не Пума, она бы вернулась домой ночью, несмотря на свое намерение не появляться здесь до утра. Но кто-то решил, что ей необходимо обзавестись неким таинственным знакомым или даже близким другом, которого ей сейчас так не хватает.              Следующий день выдался ещё более холодным, чем предыдущий. Температура понизилась. Зато дома было комфортно: отопление зимой не подводило, чего нельзя было сказать о квартирах тех, кто не являлся член-корреспондентом Академии Наук.             Виктория, укутанная в одеяло (ей было очень сложно расстаться с ним в такую рань), сидела на подоконнике и любовалась замысловатыми узорами зимы, которыми она абсолютно безвозмездно украшает окна каждого дома – и бедного, и богатого. Четвертый том «Войны и мира», который Холмогорова держала в своих руках, уже стоял поперек горла. Но она обязана прочесть роман полностью, и не только потому, что эта тема наверняка попадется в экзаменационном сочинении, и не потому, что отец строго-настрого велел прочесть эту «восхитительную эпопею» и «главное наследие всей русской литературы», но ещё и потому, что в свое время она поспорила с Космосом, что прочитает все четыре тома от корки до корки. Он уверял, что ей ни за что не высидеть с этой книгой, но Холмогорова пошла на принцип. И каким бы нудным и тяжелым роман ни был для восприятия, Виктория настойчиво проглатывала страницу за страницей, то и дело, однако, отвлекаясь вот на такие мелочи на подобие морозного узора на окне. Так её глаза немного отдыхали. Короче говоря, ещё немного, и Космосу придется мыть посуду целый месяц.             Воскресное утро. Ровно девять. А она ещё не выходила из комнаты, не завтракала, вернее, не приготовила завтрак. После вчерашних событий хотелось как можно дольше побыть одной и ещё раз все обдумать. Но разве брат даст ей такую возможность?             Раздался стук в дверь, и Вика, зевнув, разрешила утреннему гостю войти. Космос, облаченный в домашний теплый халат в полоску, с растрепанной копной темно-русых волос, задорно улыбался.             – Здорово, сеструх. Я думал, ты ещё массу топишь.             – Утро доброе… Проснулась уже, как видишь. – Вика загнула край страницы и захлопнула толстую книгу. – Завтрак готов?             – Слушай, в кого ты такая наглая? – удивился он, потянувшись с удовольствием. – Я сам только зенки протер. И вообще-то, за завтрак у нас ты отвечаешь.             – Кос, представь, что меня нет.             – Ага, нет уж, спасибо. Я вчера представил. На всю жизнь мне хватит. Ты, кстати, как? Не надумала ещё признаваться? – Холмогоров присел на край стола, попутно рассматривая лежащие на нем учебники по биологии и алгебре. Учебники, с которыми он расстался год назад. Даже дурно становилось от воспоминаний.             – В чем? – искренне изумилась Вика.              – Где была и с кем?       Кажется, он теперь не даст ей житья со своими дурацкими расспросами.       – Кос, отвали, пожалуйста, – протянула Вика, прижимаясь затылком к стеклу. – Вчерашний день прошел и больше не повторится. Клянусь тебе. И я, правда, прошу у тебя прощения.             – Не умничай мне здесь. Оно проще всего – извиниться. Ты отца чуть до инфаркта не довела вчера.             – Ой, можно подумать, ты у нас голубь мира. Отцу от тебя тоже доставалось.             – А хрен ли ты на меня-то смотришь? У тебя своей головы нету, что ли?             – Да никто на тебя не смотрит! Мне просто было плохо, и я ушла. И вообще, мне семнадцать, у меня есть паспорт, и я имею право не отчитываться за каждое свое движение.             – Я – твой старший брат, – ткнув пальцем себя в грудь, напомнил Космос. – И я за тебя в ответе, тупая твоя голова.             – Это не отменяет того факта, что у меня есть личная жизнь. Ты с утра пораньше приперся, чтобы испортить мне настроение?             – Я просто хочу быть в курсах, что происходит в твоей жизни.             – В ней ничего не происходит, братишка. Это у них вот происходит, – Виктория помаячила «Войной и миром». – У тебя происходит. А моя жизнь – самая обычная.             Космос закусил нижнюю губу, посматривая на сестру. Прав был Пчёла: вымахала, и теперь слова ей не скажи! И, видимо, придется принять это как данное и привыкнуть. Не пытать же её в самом деле?             – Ладно, я отстану. Но если ещё хоть раз...             – Больше никогда. Зуб даю.             – Ты лучше сигареты отдай, пока я тебя отцу не заложил.             Вика, изобразив невинную улыбку, спрыгнула с подоконника и все такая же, укутанная в пуховое одеяло с головой, засеменила к ящику, выудила оттуда забытую когда-то братом пачку «Родопи». Как только коробочка оказалась в руках парня, он тут же открыл её и увидел всего одну сигарету.             – Слышь, ты че, страх потеряла? – он вскинул на неё очумевший взгляд.             – Чего? Я всего одну выкурила, честно.             – Ой, словишь ты у меня когда-нибудь, мелочь пузатая.             – Ну-ну, полегче, – засмеялась Виктория, толкнув брата в плечо. – Пойду чайник поставлю.             Кос остался в её комнате и в раздумьях посмотрел на письменный стол. На нем, помимо учебников и тетрадей, стояла в рамке семейная фотография. Надо же, а ведь он почти не помнит той прогулки в ЦПКиО. Это было лет двенадцать назад. Отец тогда только-только вернулся из своей очередной экспедиции, и, пользуясь моментом, родители решили устроить небольшой совместный отдых. Счастью не было предела, но даже на этой, казалось бы, счастливой фотографии у мамы грустные глаза. Ещё бы, ведь она почти всегда оставалась одна и ничего не могла поделать с папиной работой.             Космос берет фотографию, чтобы рассмотреть поближе. У них с Викой в руках по шарику. Она, кудрявая, в ситцевом платьице, сидит на крепких плечах отца, а он, Космос, обнятый мамой, лыбится во весь рот. Какая же она красивая, чудесная, нежная и добрая! Как же она его любила. Он это чувствовал. И с тех пор, как она ушла из жизни, как будто исчезла теплота, как будто солнце погасло. Никто больше не излучал такой любви. Разве что только сестра. Вика была точной её копией: темные длинные волосы, светло-зеленые глаза, очаровательная улыбка и сильный характер. Он искренне завидовал тому мужчине, которого она когда-нибудь полюбит. Главное – не набить ему морду раньше времени.             Чайник кипятился на плите. Холмогорова достала из холодильника упаковку масла и нарезанный ломтиками сыр на тарелке. Толстое одеяло, обернутое вокруг её тела, ужасно мешалось. Шаркая тапочками по полу, Вика вернулась в комнату, чтобы нормально одеться. Пока чайник закипал, она успела привести себя в порядок, а затем отправилась приготавливать завтрак. Она привыкла быстро справляться с этой каждодневной задачей. Вот уже кофе для отца был заварен и, свежий, стоял на столе, наполняя кухню терпким ароматом; остужался чай с лимоном для Космоса; на тарелке был разложен сыр и мягкая булочка, помазанная маслом.             – Завтрак готов! – прокричала она. – Пап! Кос!             Юрий Ростиславович первый откликнулся. Он вошел в кухню в домашнем халате и с газетой в руках. Кофе и бутерброд он, благодаря дочку за заботу поцелуем, обычно забирает с собой, в свой кабинет, где уже наверняка стоял запах недавно выкуренной сигары.             – Космос, чай остынет! – брата, как обычно, приходится звать по два, а то и по три раза. Наконец появляется и он.             – Сахар-то где? – недовольно спрашивает Холмогоров после единственного глотка. – Ты три кусочка положила?             – Как обычно. Наверное, ещё не растаяли, – отзывается Вика, кладя ломтик сыра на свой бутерброд.             – Слышь, малая, сегодня в три у Фила бой, – вдруг сообщил Кос. – С нами пойдешь?             – С вами – это с кем? – без особого энтузиазма спросила Вика, хотя идея ей, определенно, нравилась. Валеру она видит в последнее время редко. Занятой боксер, претендующий на звание мастера спорта, вечно пропадает в спортзале.             – Ну, я и Пчёла.             – И баба Пчёлы, – дополнила она со смешком.             – Какая баба? – брат недоуменно скосился на сестру.             – Не знаю. За ним постоянно какая-нибудь таскается.             – Ой, да тебе-то чего? Короче, идешь или нет?             – В три?.. – Виктория задумалась. Ей сегодня нужно было ещё успеть сделать надоевшее за десять лет домашнее задание к понедельнику. Но, поразмыслив, она решила, что на него уйдет не так много времени, и она даже успеет расправиться с ним до трех. – Окей, пошли. А где будет бой?             – Во дворце спорта. Решающий сегодня.             – Да? Клево. Валерка должен выйти победителем.             – Он и выйдет! – уверенно заявил Кос.             Вика нисколько не сомневалась. Валера по своей природе тот ещё боец. Он не привык отступать и сдаваться, даже когда настигают проблемы и трудности, он не пасует перед ними, но и не кидается на амбразуру. Только во время самого боя, пожалуй, он разгневанный лев, но в жизни кроткий и даже скромный молодой человек с обаятельной улыбкой. На своем пути к успеху в боксе ему через многое пришлось пройти. Да и сам жизненный путь с самого начала нельзя была назвать удачным. Детдом – и этим все сказано. Иногда именно благодаря ему вырастают вот такие вот сильные личности, как Валерка Филатов. Зато судьба наградила его верными друзьями, каких ещё поискать. Поэтому ни о каком сиротстве не шло и речи. Отца ему всецело заменил его тренер – Константин Евгеньевич. Интересно совпало, что отчество у Валеры – Константинович, так что, как говорится, сам Бог послал.             И на сегодняшнем бою будет присутствовать вся его дружная семья за исключением Саши...             Полвторого брат уже велел собираться, а через двадцать минут они вместе шагали к автобусной остановке.             Не часто встретишь настолько крепкие отношения между братом и сестрой. Казалось бы, так много разногласий между ними может возникнуть, взгляды на вещи резко должны разойтись. Классика: брат рожден, чтобы мешать жить сестре, и наоборот. Но у Холмогоровых не было ничего похожего. Они оба словно дополняли друг друга: Космос порой легкомысленный и дурашливый парень с мальчишескими замашками и задорной, яркой улыбкой; Вика чаще серьезная и вдумчивая, не признающая поверхностного образа жизни, но все же часто она становится под стать старшему брату, ведь гены никуда не денешь. Любительница похохмить, обожательница спонтанных решений и поступков. Она ненавидит нудные нравоучения, хоть и пробует их иногда на Космосе и его друзьях, но и ветреность мужского пола ей совсем неприятна. Собственно, поэтому с Пчёлой она близка меньше всего.             Зимние вечерние прогулки идут на пользу. Вот уже несколько дней погода радует своим бодрым настроением, и вечера, такие как сегодняшний, прямо искрятся золотом потухающего солнца и серебром хрустящего снега.             Зима выдалась очень холодной. Вика в своей светло-серой шубке напоминала снегурочку, вот только длинные черные волосы, выглядывающие из-под меховой шапки с помпоном, отвлекали от этого дивного образа. Потуже завязывая шарф, она взяла Коса за руку, как обычно бывало в детстве, когда они куда-то вместе направлялись. Вдруг, взглянув на брата, она обратила внимание, что он не удосужился позаботиться о том, чтобы его горло было в тепле.              – Слышь, ты чего, снежный человек, что ли? – толкнула она его в бок. – Шарф где?             – Да мне и так не холодно, – поежившись слегка, ответил Космос. Он зимой носил на смену своему пальто черную куртку «Аляску», а вместо шапки ему служил капюшон. Обычно он вдобавок поддевал ещё и теплый белый свитер, но в этот раз почему-то проигнорировал его существование.             – Ты в курсе, сколько градусов?             Вопрос сестры остался без ответа. Вместо этого Космос остановился, чтобы прикурить, а затем до конца застегнул молнию куртки. Так его горло, о котором так пеклась сестра, более-менее было в безопасности.             – Я тебя лечить не буду, если ты заболеешь, – не унималась Виктория.             – Куда ты денешься? – самодовольно усмехнулся Холмогоров, затягиваясь на морозе, что согревало лучше любого шарфа.             – Ах так? – девушка шагнула к глубокому сугробу и ухватила столько снега, сколько только могло поместиться в её ладонях, а затем запульнула слепленный снежок брату в спину.             – Эй, офонарела? – возмутился он, радуясь про себя её звонкому смеху. Пришлось ответить, принять бой. Скрутив снежок и умудряясь при этом выпустить дым изо рта, Космос в долгу не остался. Вика словила свой законный комок снега и вскоре слепила ещё один. Сигарету Косу пришлось выбросить, и вот они уже увлеклись своей шуточной битвой, пока в Коса внезапно не прилетело снежком откуда-то слева. Он еще удивился: ведь Вика, хихикая, прыгала прямо напротив.             – Витька идет! – прокричала она, указывая пальцем на шедшего Пчёлкина, одетого в черный пуховик и серую шапку. Как ни странно и ни удивительно это было, но шел он один, без подружки.             – Ты меня огрел? – спросил Кос, намереваясь отомстить.             – Ну а кто ещё? – хохотнул друг. – Хорош дурака валять, время поджимает. Фил заждался уж наверно.             Вика ахнула и, отряхнув свои варежки, подскочила к ребятам.             – Блин, бой скоро начнется. Парни, побежали.             – Не так быстро, Викинг. Смотрите, че у меня есть. – Из кармана Витя вытащил ключи от машины.             – Опа-на!.. – в предвкушении заулыбался Холмогоров, потирая руки. – Че за ласточка?             – Ну, это ты загнул. Ласточка... Вик, какая самая тормозная и неуклюжая птица в мире?             – Может, пи-пингвин, – отозвалась она, немного растерявшись.             – Во, точно! Они вообще летать не умеют. Так что прошу всех в Москвич-Пингвин, – Витя махнул рукой, позвав друзей за собой. Оранжевый «Москвич» был припаркован неподалеку, во дворе чужого дома.             – Я не понял, а ты где её свистнул-то? – не унимался Холмогоров.             – Взял на вечерок порулить. Мы её с батей до ума довели, насколько это было возможно. Надеюсь, она не развалится.             – Пчёла, это ж угон! – решительно напомнила Вика.             – Спокуха, ягодка наша. Мы туда-обратно.             – Блин, вы серьезно? – она поочередно глядела на брата и на его друга, которому всю жизнь море по колено, даже трезвому. – Кос, мы поедем на ворованной тачке?             – А ты погромче на всю улицу голоси, – приструнил её Холмогоров. – Мы опаздываем. Садись.             – Нет, вы все-таки два чокнутых придурка, – пробормотала Виктория, устраиваясь на заднем сидении. Так уж и быть. Лучше пусть она попадет с ними в милицию, чем отпустит их сейчас одних на этом драндулете, хозяин которого никому неизвестен.             До дворца спорта они добрались через двадцать минут. Витя вряд ли располагал водительскими правами, но с этой техникой он легко управлялся. У Космоса тоже был опыт вождения, так что он заявил, что на обратном пути лично сядет за руль. Вика помалкивала на заднем сидении и совсем не разделяла их восторга.             – Че за туфту он слушает? – Космос добрался до магнитолы. Играла какая-то несуразица, которую было едва слышно в салоне.             – Тебе не по барабану? – бросил Пчёла, а потом взглянул на молчаливую и угрюмую Вику, жавшуюся на заднем сидении. – Викусик, чего такая тухлая? – Его улыбающаяся физиономия заставила её вообще отвернуться. Витя тихонько рассмеялся. Сидит надутая, как мышь на крупу. Самая симпатичная мышка на всем свете.             – Трусит, вот и тухлая, – вставил свое слово Космос. – Слышь, брат, а ничего телега-то. Батя у тебя мастер!              – Ну так! Машина-мечта! – заржал Пчёлкин. – Хошь себе такую же?             – Беспонтово как-то... Мне бы че-нибудь посовременнее, покруче! Чтобы челюсти у всех поотвисали.             – У твоей сестры челюсти давно уже нет, между прочим, – напомнила о себе Вика. – В машине целый букет уголовников. За угон сесть не хошь, Кос?             – Че ты каркаешь, ворона? – нахмурил брови Космос. – Вон, мы уж приехали.             Дворец спорта был уже близко. Парковочного места хоть отбавляй. Они нисколько не опоздали, но и Фила пока найти не могли. Внутри была уйма народу, словно прямо сейчас велся чемпионат по боксу, а не простой городской турнир. Валера Филатов был первоклассным боксером, вышел в финал и теперь ему предстояло уложить на лопатки последнего своего противника.             Вика, Космос и Витя сдали верхнюю одежду и направились сразу к трибунам, распрощавшись с затеей отыскать друга. Ничего, вскоре он появится на ринге. Места впереди почти все были заняты, но Космос с Пчёлой не могли позволить себе «приземлиться» на каком-нибудь шестом ряду. Хотя бы на втором. Продвигаясь и выискивая, кого можно согнать, они оба приметили трех пареньков, которым на вид было лет пятнадцать.              – Кос, вон там места есть, – подергала его за рукав пиджака Вика и указала на четвертый ряд, где пустовал с левого края участок скамьи.             – Не покатит. С таким же успехом можно было и дома посидеть. Пчёл, давай туда.             Витя уже давно догадался, куда надо нацелиться. Посередине трое парней болтали на свои темы и тайком потягивали пивко. Вскоре на плечи одного из них упали чужие руки и некрепко сжали.             – Парни, шли бы вы на четвертый ряд, – тихонько проговорил Кос, нагибаясь к ним. Те недоуменно посмотрели на вновь пришедших, а один даже собирался воспротивиться.             – А какие проблемы-то? – подал голос он.             – Проблемы у вас будут, если не свалите. Пиво-то вам не рано? – Пчёлкин выхватил бутылку у крайнего. Они подали себя как эдаких хозяев жизни и вроде бы как блюстителей порядка. Вике снова молча оставалось наблюдать. – Ну чего, долго сидеть будем?             – Ладно, пацаны, давайте уступим, – сказал один из них, вставая со скамьи. Двое несчастных его друзей вынуждены были освободить места и поплестись в сторону четвертого ряда, на те пустующие места с левой стороны. Пиво, кстати, Пчёла вернул. Перешагнув через скамейку, они благополучно устроились на отбитом у шпаны местечке.             – Я уже пожалела, что с вами пошла, – пробубнила Вика. – Вам вообще не стыдно? Хотя о чем я? Конечно, не стыдно!             – Мы что, виноваты, что мест больше нет? – пожал плечами Витя, совесть которого находилась в спячке круглогодично.             – Вик, хорош! – остановил её Кос, – Сиди, где посадили.              А у неё есть выбор? Она и сидит, краснея за этих охламонов, изобретательных, хитросделанных и бесконечно находчивых.             Зал, куда все ещё неторопливо сходился народ, нельзя было назвать большим, да и места здесь всем явно не хватит, поэтому некоторым уже приходилось вставать где-то у стены, покрашенной в голубой цвет. Любопытствующие толпились у порога, не собираясь задерживаться здесь надолго, если, конечно, драка не будет особенно интересной.              Виктория,немного расслабившись, глазела по сторонам, рассматривая народ и коротая время до начала. Она с нетерпением ждала, когда на красно-синий ринг выйдет Фил.             Парни же рядом о чем-то негромко говорили, и девушка улавливала лишь вспышки веселого смеха. Оказалось, что Кос и Пчёла бурно обсуждали какую-то девчонку, что стояла у стены, скучающая, вызывающе накрашенная, как будто на танцы явилась. Виктория, бросив на неё взгляд, тут же отвернулась, а вот Пчёлкин все никак не мог угомониться. Но вдруг оба подозрительно затихли.             – Слышь, Кос, – вдруг опомнился Витя, слегка толкнув друга в плечо, придвигаясь чуть ближе и намереваясь сказать что-то явно не предназначенное для чужих ушей, – забыл совсем… Ты в курсе, че с Пумой стряслось вчера?             – Витек, давай потом. Бой уже начинается. – Холмогоров отмахнулся от всяких новостей и с ожиданием и заметным волнением уставился на ринг. Ведущий объявил о том, что осталось меньше минуты до представления сегодняшних финалистов. Первым объявили именно Валеру, и он же первый вышел на ринг в красной майке и шортах, боксируя прямо на ходу. Зал взорвался бурными аплодисментами, а Витя с Космосом засвистели так, что окна чудом не треснули. Вика почти подпрыгнула, когда увидела Фила. Ладоши аж заболели от сильных и громких хлопков. Все здесь приветствовали его и скандировали его имя; за годы своих усердных достижений он успел обзавестись собственными фанатами.             Валера по-своему был привлекательным молодым человеком. Крепкий, натренированный, с заметно подкаченными мышцами, он поднял руки в красных перчатках в знак приветствия. Сзади на его майке красовалась надпись «СССР». Конечно, первые, кто бросился ему в глаза, были его друзья и Вика. Казалось, что присутствия их одних ему достаточно для победы.              Противником его был некий Юрий Болтнев. Он вскоре тоже появился на публике. Обладал он, конечно, внушительной внешностью, ничуть не уступал Филу. Очевидно, что в финале остались бойцы, которые шли нога в ногу. Битва обещала быть жаркой.             Секунданты финалистов представились рефери, как и положено по правилам, прежде чем разойтись по разным углам. Поприветствовали друг друга и сами боксеры, а спустя пару недолгих минут прозвучал сигнал гонга. В тот же миг зал заполнили разного рода выкрики и подбадривания; рьяные фанаты, казалось, тоже вступают в определенного рода бой и все три минуты, пока длиться раунд, не устают поддерживать своих чемпионов.             Космос и Пчёла, естественно, ни капли не отстают. Да и Вика, уже нервничая после окончания первого раунда, готова была сорвать голос. Вот бойцы уже разошлись по углам, чтобы немного передохнуть; каждому из них на ухо давали советы секунданты, и слова их, конечно же, не долетали до зрителей.              – Вперед, Валера, мы с тобой! – вырвалось из груди Вики, когда вновь прозвучал сигнал гонга. Судья внимательно следил за боем, топчась возле боксеров.              – Давай, Теофило, сделай его! Вмажь! – проорал Космос, но его крик потонул во всеобщем гуле болельщиков.              Несколько раундов уже было позади, и бойцы пока ещё шли на равных. Отличный результат Фил показал наконец в шестом раунде, когда отправил Болтнева в нокаут, но тот сумел продолжить бой ещё до того, как рефери успел посчитать до десяти. Таким образом, седьмой раунд стал решающим: заметно уставшего Болтнева вырубило на второй минуте, и подняться вновь он уже не смог. Прозвучал сигнал гонга и сразу после него вновь раздались оглушительные аплодисменты, многие вскакивали со своих мест: кто-то в отчаянии, кто-то – от радости.             Судья поднял руку единственного победителя – Валеры Филатова.             Космос и Витя смяли друг друга в удушающих мужских объятиях, а затем Холмогоров расцеловал младшую сестру. Счастью не было предела. Все уверенные предсказания и надежды друзей оправдались сполна. Друзья знали: Фил был рожден, чтобы стать чемпионом.